Иль Фарг. Невестка Эмира - Соболева Ульяна "ramzena". Страница 9
– Да, мой господин, я сейчас разденусь для тебя.
– Отлично. Раздевайся медленно и красиво.
– Я прошу…
– Что просишь? Давай, скажи, о чем ты меня просишь!
Схватил за волосы и притянул к себе.
– Скажи – вые*и меня, мой господин. И попроси – пожалуйста. Давай тем же умоляющим тоном.
О боже, нет! Только не это! Только не снова этот кошмар, я его не переживу!
– Говори! – дернул сильнее, наклоняя к себе.
– Вые*и меня, мой господин, пожалуйста!
Я никогда раньше не произносила таких ужасно грубых матерных слов, но они его явно возбудили, завели.
– Сейчас! Легла животом на стол, подняла юбку на поясницу, сняла трусы и раздвинула ноги!
– Прошу…
– Я могу позвать своих людей, чтоб тебя подержали, и сделать тебе так больно, чтобы ты от этой боли блевала, а могу… могу это сделать сам. Выбирай!
О боже… боже. Сжала руки, пытаясь унять дрожь, пытаясь успокоиться. Подошла к столу, приподняла платье и сняла с себя трусики, облокотилась на стол и подняла юбку на талию, наклонилась вперед, так, что соски коснулись холодной поверхности и тут же сжались.
Сейчас он снова будет жестоко меня мучить, жестоко брать меня туда, где все еще чувствуется припухлость и боль. Я вцепилась в столешницу, зажмурилась, чувствуя, как дрожат мои руки и ноги, как замирает сердце. Почувствовала, как он подошел сзади, его рука прошлась по моим ягодицам, погладила спину, сильно надавила на поясницу, заставляя прогнуться, коленом раздвинул мои ноги еще шире и впился пальцами в промежность. Я всхлипнула, а он сжал мою плоть ладонью.
– Она у тебя маленькая дырочка. Никогда не видел такой маленькой. Очень… очень маленькая.
Засунул в меня палец, и принялся двигать им туда-сюда, и дергаться, сильно выдыхая, как будто что-то очень-очень быстро трет.
Казалось, он говорит не мне, а себе, и водит пальцем по моим нижним губам, заставляя сжиматься еще сильнее. Одной рукой раздвинул губы, а второй прошелся вдоль, задевая клитор и намеренно отыскивая его, потер, вызывая какой-то странный трепет, незнакомый и очень пугающий. Потом наклонился к моему уху. Надавливая на клитор сильнее, вращая пальцем вокруг, выписывая круги и снова возвращаясь к отверстию, проникая в него пальцем. А потом вдруг резкий хлопок ладонью по промежности, так, что тут же отрезвило, и все внутри сжалось от неожиданной боли и страха.
– Если думаешь, что я буду тебе дрочить, ты ошибаешься. Мне на хер не надо твоих оргазмов. Мне насрать – хорошо тебе или нет! И если тебе плохо, меня это только радует!
И в ту же секунду резко водрался в мое тело на всю длину, так глубоко и быстро, что у меня закатились глаза от боли. Схватил меня за бедра и снова рванул вперед, мои глаза широко распахнулись. Он слишком большой, я даже успела забыть, насколько ненормально большой его орган, и как сильно он растягивает меня изнутри, до полного ощущения, что кожа сейчас лопнет. Приятных ощущений как будто никогда не было. Они исчезли, даже не успев начаться.
Я заплакала и уткнулась лицом в стол, чувствуя, как его руки сдавливают меня. Одной рукой держится за стол, другой обхватил мою ягодицу и словно натягивает меня на свой член, одновременно с этим толкаясь вперед так глубоко, что мне кажется, я чувствую эти толчки даже своим сердцем. Толчки болезненные и сильные, грубые. Теперь он очень глубоко во мне и именно там дергается все сильнее и сильнее.
– Маленькая… узкая, тугая. Такая тугая… б*яяядь.
Он высунул член и снова глубоко вошел в меня на всю длину очень резким толчком. Его головка входит больнее всего, она огромная, и мне кажется, какая-то бугристая, как и весь член. Я вскрикнула от боли, от отчаяния и тихого ожидания, когда это закончится. Стиснула зубы, и мне показалось, что все мое лицо онемело от того, как я сдавила десна и сжала руками стол за край. Ахмад меня не жалел, не так, как в прошлый раз… в этот вообще не было никакой жалости, и мои слезы, мои стоны боли его не разжалобили. Он двигался все быстрее и хаотичнее, как животное, как ненасытный и голодный зверь, с рычанием и срывающимися стонами.
Как же больно, слишком больно, все горит огнем, все напряжено до предела. Я уткнулась лицом в столешницу, тихо плача, очень тихо, чтоб не разозлить его еще больше. Толчки стали еще яростнее, и я не удержалась – принялась извиваться, вырываясь, пока он не сдавил мою талию и не втиснул меня в стол за голову. Его грубые руки держали меня очень сильно, заставляя быть неподвижной. Он пристроился сверху, вдавливая меня всем телом, и двигался на мне с адской силой. Эти толчки казались невыносимыми, как будто внутри меня огромная палка, и она перемешивает мне внутренности. Неровная палка, с зазубринами и жуткими буграми. Она словно нарочно такая большая и ужасная, чтоб причинить мне максимум боли.
Я кричала и всхлипывала, а он рычал, заглушая мои жалобные стоны, ревел, как животное. Кончал он снова очень бурно, внутри моего тела, с громким гортанным криком.
– Мать твоюююю…
Содрогаясь всем телом, наваливаясь еще сильнее. Так тяжело, что я начала задыхаться от его веса. Потом резко вышел из меня, я услышала звук застегиваемой ширинки.
– Давай одевайся, и чтоб через десять минут была внизу.
И вдруг резко поднял меня со стола и развернул к себе. Долго смотрел мне в лицо и неожиданно провел по моей мокрой щеке костяшками пальцев.
– Ты красивая сука. Моя сука. Запомни это очень хорошо. Твои слезы – это самое лучшее, что я видел в своей жизни.
Лизнул мою щеку, а я вздрогнула и опустила веки.
Ноги еле держат, и я буквально вот-вот рухну на пол.
– Сегодня на ужине будут гости, так что оденься, спрячь волосы, и я жду тебя внизу. Завтра тебя начнут учить всему, что должна знать жена эмира.
Очень хотелось проорать ему в рожу «Будь ты проклят», но я медленно выдохнула, чувствуя, как по ногам течет его семя, вызывая еще больше отвращения. Теперь мне не хотелось умереть – теперь мне хотелось убить его! Убить, освободить Рамиля и сбежать вместе с ним, когда его проклятого отца больше не будет!
Глава 6
Бесит. Это ее «не надо». Бесит и заводит. Они никогда не говорили ему «нет». Ни одна. У всех были притворно-счастливые лица и увлажненные лубрикантами дырки, открытые рты и вываленные языки, ждущие его член и яйца, готовые их отполировать по первому щелчку пальцев. А она плакала и просила, вызывая внутри этого мерзкого червяка, щекочущего внутренности, заставляющего сомневаться, останавливаться. Это злило. Он не привык себя останавливать, не привык медлить. Трахаться – это почти так же, как есть. Хочется – бери, насыщайся. Но эти трепыхания, эти слезы. Ему хотелось, чтоб их не было. Чтоб как с другими… И в то же время именно это и отличало ее от всех других. Ведь ее тело для него не такое. Оно сладкое, оно манит, оно будоражит, и чем – он сам не знал.
На ужин я вышла, еле-еле передвигая ноги. Мне казалось, что у меня там все горит даже после душа и после того, как молчаливая девушка с ужасным акцентом переодела меня снова в белые одеяния. На этот раз длинное красивое платье, приталенное и расширяющееся к коленям, туфли на высоком каблуке и неизменный платок на голове.
– У господина отменный вкус. Вы красота. Очень.
Услужливо поклонилась. Кажется, она единственная, кто здесь относился ко мне дружелюбно. Но во мне не вызывала симпатии даже она. Ничто и никто в этом доме не вызывали во мне добрых чувств. Только тоска, боль и отчаяние. И дикое желание сбежать. Любым способом, каким только можно. Что угодно, только скрыться из этого ужасного места, из этого дома и от его хозяина с жуткими мертвыми глазами. Никто и никогда не причинял мне столько боли, как он. Никогда еще мне не было настолько омерзительно от собственного тела.
Это очередное белое платье в таких же белых цветах и хиджаб тоже смертельно белый. Для меня они стали цветом траура.