Бэль, или Сказка в Париже - Иванова Татьяна Антоновна. Страница 13

— Конечно, Яна, какой разговор! — сказал Егор Алексеевич. — Неси ее в комнату и уложи на диван, а потом можешь отправляться на все четыре стороны хоть до вечера!

Учуяв запах валокордина, Яна вопросительно взглянула на соседа:

— Егор Алексеевич, вы… у вас плохо с сердцем?

— С чего ты взяла?

— Так ведь лекарством же пахнет!

— Ну и что? Скрывать не стану, выпил немного валокординчика, погода видишь какая?

— Да нормальная погода…

— Хм! Нормальная! К дождю клонится. А у нас, стариков, сердечко-то как барометр! Ладно, чего стоишь, неси Машу в комнату. Еда где?

— Вот! — Яна протянула ему целлофановый пакет. — Егор Алексеевич, вы точно в порядке? — спросила она еще раз.

— Ну конечно, в порядке! Отнесешь ты ее, наконец, или нет?

Яна, на ходу сбросив туфли, прошла в комнату, уложила Машеньку на диван, а Егор Алексеевич тем временем достал из шкафа плед.

— Яна, у меня к тебе, в свою очередь, тоже будет небольшая просьба, — сказал он, бережно укрывая девочку. — Не говори, пожалуйста, Егору о том, что я принимал лекарство. Понимаешь, это ведь, в сущности, самый настоящий пустяк. — Егор Алексеевич приложил ладонь к сердцу, показывая тем самым, о чем идет речь. — Егорка будет понапрасну беспокоиться!

— Хорошо! — согласно кивнула Яна. — А где он, кстати?

— В Питер уехал, родственников навестить.

— Ах, да, я же совсем забыла.

Егор Алексеевич вопросительно на нее взглянул.

— В день его отъезда мы вместе спускались в лифте, и он сказал, что едет в Питер, — ответила Яна на молчаливый вопрос старика. — Егор Алексеевич, возьмите на всякий случай ключи от моей квартиры и, если что, сразу вызывайте «скорую», — сказала она уже у порога.

— Яна, Яна! — Егор Алексеевич покачал головой. — Ну что ты, в самом деле?! Говорю ведь, что со мной все в порядке!

— Возьмите, возьмите, на всякий случай! — Яна, улыбнувшись, протянула ему связку ключей.

— Спасибо, Яночка, но у меня теперь есть сотовый телефон! — с гордостью сообщил Егор Алексеевич. — Внук в подарок привез!

— Вот и хорошо! — обрадовалась Яна. — Ну тогда я пошла!

На улице и впрямь начинало хмуриться.

— Ну надо же! — удивилась Яна. — А ведь Егор Алексеевич оказался прав. Дождь, похоже, и в самом деле собирается!

Как только Яна освободилась от забот по устройству Машеньки и осталась одна, тяжелые противоречивые мысли принялись одолевать ее бедную голову. Через несколько минут ей предстояло встретиться со следователем по делу об убийстве Володи. Комарьков Игорь Александрович, молодой человек лет тридцати пяти, произвел на нее в общем-то довольно приятное впечатление еще в первую их встречу, перед похоронами. Ей, положа руку на сердце, очень хотелось рассказать ему о телефонном звонке. И она, думая об этом, даже подсознательно ощущала, насколько ей станет легче, решись она на этот шаг. Однако Гришины предостережения также оказывали на нее влияние, и влияние это было более весомым. Ну, в самом деле, кто для нее этот приятный голубоглазый молодой следователь? Чужой человек, который всего лишь выполняет свои должностные обязанности! Значит, и выполнять он их будет согласно имеющимся инструкциям. Но, как сказал Гриша, больше недели «пасти» ее никто не станет! А Гриша ее родственник, который в первую очередь думает о своей племяннице Маше и, соответственно, о ней, Яне. Она прекрасно сознавала, что ей следует положиться на Гришу, однако что-то ее тревожило в подобном положении вещей, что-то подсознательное подсказывало, что надо бы подключить и милицию. И этот подсознательный зуд в душе не давал покоя вплоть до того момента, когда она остановилась перед широким крыльцом серого милицейского здания.

Яна спросила у дежуривших милиционеров, где находится кабинет следователя Комарькова, и, выслушав объяснение, направилась на второй этаж. Подойдя к двери под номером двадцать два, она несмело ее приоткрыла, спросила: «Можно» — и вошла. Следователь в это время разговаривал по телефону, однако, увидев Яну, жестом пригласил ее пройти и присесть. Его кабинет был небольшим и неуютным — два высоких шкафа, три стола, многочисленные стулья, беспорядочно стоящие у этих столов — казенное нагромождение устаревшей мебели. Яна несмело опустилась на указанный стул и, чтобы не показаться любительницей подслушивать телефонные разговоры, устремила взгляд на посеревший от времени подоконник, уставленный невзрачными цветочными горшками.

Вскоре следователь, закончив разговор, положил трубку.

— Здравствуйте, Яна Аркадьевна. Как вы? — спросил он участливо.

— Спасибо, вполне приемлемо, — ответила она.

— Вот и хорошо! Не хотите чаю, кофе?

И приятный голубоглазый следователь добродушно ей улыбнулся.

— Спасибо, я позавтракала!

— Ну тогда мы просто поговорим, и я обещаю, что не стану вас долго задерживать.

Яна согласно кивнула.

— Я бы снова хотел поговорить о работе вашего мужа, Яна Аркадьевна. Мне было бы интересно поподробнее узнать о его основном заработке, точнее, где чаще всего ему приходилось зарабатывать на жизнь?

Яна удивленно на него взглянула, не совсем поняв вопрос.

— Понимаете, мне хотелось бы услышать вообще все, что вы знаете о его работе, — уточнил следователь, — ведь, как я понял, постоянного места этой самой работы у него не существовало.

— Ну да, он был свободным художником. Работал и в картинных галереях, и на выставках, а чаще всего брал заказы от именитых коллекционеров и занимался реставрацией или изготовлением копий в своей мастерской на Таганке. Эта квартира принадлежала Володе и его брату, они оборудовали ее под мастерскую.

— Давно?

— Давно. Во всяком случае, пока я с ним, другой мастерской у него не было. Более подробно я рассказать не могу. Понимаете, я ведь второй год сижу с ребенком, а потому совершенно ничего не знаю о Володиных делах.

— Что же, вы совсем ничем не интересовались?

— Ну почему! Когда он работал на передвижных выставках, мы часто ходили с ним туда вместе с дочкой, особенно если там бывало что-то интересное, по мнению Володи. А его конкретной работой я в общем-то не интересовалась, если только у него у самого не возникало желания рассказать о чем-то.

— Ну хорошо. А не вспомните ли вы, что он рассказывал о последней выставке в Доме художника?

— Да, в общем, только то, что картины этой француженки, по его мнению, — настоящие шедевры, особенно какие-то две или три. Мы как раз собирались туда сходить, но внезапно заболела дочка, и поход отложился. А потом Володя рассказал мне об исчезновении картины «Бэль». А вы что, связываете это с его убийством?

— Мы прорабатываем всевозможные версии, и эта одна из них.

— Но Володя никак не мог быть в этом замешан! — в порыве святого доверия к мужу воскликнула Яна и вдруг вспомнила о своем разговоре по телефону. А вспомнив, тут же осеклась, в голове мелькнула страшная мысль, — может, вовсе не деньги ей следовало искать тогда на антресоли?!

Замешательство тотчас же отразилось на ее лице, заставив следователя насторожиться:

— Что? Что вы хотели сказать, Яна Аркадьевна?

— То, что Володя, в силу своих профессиональных убеждений и любви к большому искусству, никак не мог быть причастен к краже картины.

— Ну почему же к краже?

Яна растерянно пожала плечами:

— Ну, может, вы об этом подумали. Вернее, мне показалось, что вы подумали именно об этом!

— Понятно, понятно. Значит, о работе мужа вы мало чего знали. Ну ладно! Тогда скажите, с кем он в последнее время больше всего общался? Кто чаще всего попадал в поле вашего зрения, Яна Аркадьевна?

— Кто? — Яна задумалась. — Он, впрочем, как и всегда, чаще всего общался со своим братом Гришей. Во-первых, у них часто бывали совместные заказы, а во-вторых, он все-таки его родственник, причем единственный.

Потом Яна постаралась назвать всех, с кем в последнее время Володя встречался на ее глазах. Это был почти постоянный круг его знакомых.

— Ну а каких-нибудь новых знакомств у него не возникало?