Алмазы французского графа - Иванова Татьяна Антоновна. Страница 39
— Тихо! — предостерегающим шепотом произнесла Сашина мать.
— Да он спит, я только что в комнату заходила. — Сказала бабушка, не убавив тона.
У Саши екнуло сердце. — Так значит, мама родила его от чужого отца, а своего, о котором она сообщила, что тот умер, у Саши никогда и не было! Этот факт больно резанул его по самолюбию. — Мама, как какая-то воровка, украла отца у чужих детей, чтобы родить собственного? Но почему? Почему она не нашла себе другого мужчину, — свободного? Зачем ей понадобилось рожать его, Сашу от чужого отца? От какого-то Борьки, у которого имеются свои дети? Ведь его мама красивая женщина и стройная. Их соседка, например, тетя Лара, была толстой, по сравнению с мамой, и это Саше очень даже не нравилось. Он, по крайней мере, не хотел, чтобы тетя Лара оказалась его мамой. Или Полина Сергеевна, его учительница. Та, напротив, была очень худой. Такой худой, что даже косточки на плечах выпирали у нее через кофточку или платье. Ребята про себя дразнили ее кощейкой. Сашина же мама, была совершенно нормальной. Без всяких там кощейских косточек и выпирающего вперед живота. К тому же, у нее были очень красивые волосы до плеч. Вьющиеся, каштановые! Так почему же для нее никого не нашлось? — обиженно поджав губы, подумал Саша. Значит…. выходит, он по правде, никакой не Александр Васильевич? То есть, его отца, которого совсем не существовало, вовсе не звали Василием, как покойного дедушку?! — Саша откинулся на подушку. Его лоб покрыла испарина, — признак затянувшейся болезни и охватившего его волнения. Да, какое там волнение! Отчаяние и обида на весь свет овладели его маленьким сердечком в тот момент! Он и так был в школе каким-то заклеванным. Из-за частых болезней сверстники называли его слабаком и в свою компанию принимали с неохотой. — Да, что от тебя толку? — упрекали его мальчишки. — Футбольную секцию бросил, у тебя ведь то золотуха, то понос! — грубо подстрекали они. — А в хоккейной что? Тренировался, тренировался, а как до соревнований дошло, опять заболел!
— А если еще и об этом узнают? — со страхом подумал Саша. — Полина Сергеевна ведь часто напоминала, что тайное всегда становится явным! Вдруг рано или поздно его беда станет явной? — Ну и пусть! — с отчаянием подумал он в первый момент, пытаясь смириться с предстоящей перспективой разоблачения! Но потом вдруг в его детском сердечке зародился протест, повлекший за собой озлобленность на невидимых врагов — оскорбителей. — Эх, быть бы сильным, как качки, — герои кинофильмов! Вот тогда бы я им показал! Но, увы, сильным он быть не мог, — природа не позволяла. И тогда мальчик, обуреваемый своим комплексом, по мере взросления стал тянуться к тем, кто в два счета смог бы защитить его от заносчивых сверстников. Он "пристал" к авторитетным дворовым подросткам. Саньке Лукину и Кольке Подгорному — грозным главарям их двора, детям неблагополучных родителей. Они унижали и гнобили всю окрестную детвору. Приняв Сашу в свою компанию, подростки, наделив его " полномочиями", заставляли работать на себя. — Отнимать в школе у сверстников деньги, подворовывать у собственной бабушки самогонку или брагу, которую она выгоняла для продажи, чтобы получить хоть какую-то копейку в довесок к своей скудной пенсии, а у матери деньги. — Эх, Саня, жалко у тебя отца нет, — говорил ему Коля Подгорный, — кабы был, ты б у него сигаретками разживался.
И все это Саша делал за единственную плату. — Ты скажи, если что! — обещали ему покровители, — и мы в баранку свернем того, кто косо посмотрит в твою сторону. — И Саша знал, что свернут! И с такой вот защитой ему жилось намного легче. Комплекс удалялся в сторону и не глодал его так, как раньше. Да и у покровителей с отцами тоже была проблема. У Коли Подгорного наравне с Сашей отца вовсе не было, а у его тезки Сани Лукина отец уже давно сделался закоренелым алкоголиком.
По мере взросления запросы у Сашиных предводителей увеличивались. Главари, со временем, обросли вдруг откуда — то взявшимися себе подобными дружбанами. Теперь их была целая компания. У тех, пришлых, тоже имелись малолетние шавки, которых они так прямо и называли. И такое прозвище со временем, приросло к Саше. Он, поначалу даже обижался на Колю и Саню, которые стали его так именовать, но Саня как — то дружески потрепал его по плечу. — Чего? Ну, чего ты дуешься? Шавки, — щенки, значит, со временем вырастают в больших и грозных собак, как мы с Колькой. Расти пока, малой, настанет и твой черед!
Взрослые стали секретничать. Иногда, выходя погулять вечером, Саша никого из них не заставал на месте. На его вопросы, — где это вы вчера были? — кто — нибудь из них легонько одаривал его подзатыльником, со словами, — мал еще в серьезные дела свой нос совать. Придет время, узнаешь.
А время, между тем, пришло быстро, оно оказалось вовсе не за горами, как казалось Саше. И взрослые однажды, откровенно поговорив с ним о своих занятиях, взяли на дело. Взяли по необходимости, заставив Сашу в душе испытать чувство гордости, от ощущения своей незаменимости. Шайка Подгорного тогда "брала" продуктовый магазин в окрестностях Тулы. И единственным свободным от металлических ставней окном в здании было маленькое слуховое оконце на втором этаже. Взрослые, приставив лестницу, взобрались к оконцу, разбили стекло и велели Саше пролезть через отверстие внутрь, а потом открыть ставни в большом окне на первом этаже, которые были защелкнуты изнутри на массивную металлическую щеколду. Трюк был проделан Сашей удачно и быстро. — Молоток! — сказал ему тогда Коля, протиснувшийся первым в разбитое окно.
С тех пор так и повелось. Саша работал в шайке, ел и пил награбленное до отвала, только вот курить не решался. Он где — то читал, что от курева у малолеток рост замедляется, и такое обстоятельство сильнее всяких уговоров и насмешек старших, удерживало его от приобретения вредной привычки. Дома он теперь не воровал, а напротив, иногда приносил добычу. Правда, понемногу, чтобы это не особо бросалось в глаза маме и бабушке. Говорил, — ребята, мол, угостили.
Мать Вера Васильевна не поощряла его дружбы с хулиганами, как она называла Подгорного и Лукина, но от гостинцев не отказывалась. — Чего уж там, все равно уже уворовали, — рассуждала она, догадываясь, откуда берутся такие презенты. — Жалко им Сашу, вот и угощают его. Колька Подгорный тоже ведь без отца вырос, вот и сочувствует он моему Сашеньке, — почему-то думала она, будучи уверенной в том, что ее малолетний сын никоим образом самолично не мог иметь отношения к кражам. И вот однажды, взяв обувной склад, старшие вместо денег, выделили Саше несколько пар обуви.
— Не возьму, — сказал он.
Те удивленно на него посмотрели.
— Мамка женилась. — Объяснил свой отказ Саша.
— Женилась? — заржал Колька. — Вот чурка. Замуж вышла!
— Ну, замуж вышла. И теперь не велела мне ничего такого домой приносить.
— Ну и черт с тобой! — сказал Саня, — не бери, нам больше достанется.
— А дядька — то небось хороший, правильный, а, Санек? — с явным ехидством поддел его Колька.
Саша пожал плечами. — Не знаю, мол, — еще не разобрался, что он из себя представляет.
На самом же деле, Саша глубоко уважал своего отчима, и, прежде всего, за отношение Дмитрия Сергеевича к маме. Он увидел, наконец, что в их семье появился человек, который по настоящему любит его обделенную мужской любовью маму. Саша замечал, какими глазами дядя Дима смотрел на маму, и вместо ревности, как у других детей, выросших с одним родителем, наоборот, испытывал чувство довольства. У дяди Димы была своя квартира в соседнем доме, и вскоре они, оставив бабушку, втроем переехали туда. К Саше дядя Дима относился очень хорошо, и опять же, это импонировало подростку. Ибо то обстоятельство, что у его приемного отца не было своих детей, заставляло мальчика думать, что чувства отчима к нему вполне искренние, без всякого там подвоха.
В этот период Саша стал часто ловить себя на том, что у него все чаще и чаще возникает желание оторваться от шайки Подгорного, — но как? — с отчаянием думал он, прекрасно понимая, что путь назад невозможен.