Тайна дома №12 на улице Флоретт (СИ) - Торин Владимир. Страница 22

— Я всегда узнаю́, когда кто-то влезает. Волосок в дверном косяке… Я оставил его. Но его не было на месте, когда я вернулся.

— Я повторяю еще раз. Я не влезал в вашу квартиру. И если вы меня немедленно не отпустите, я буду вынужден позвать полицию. И ваш дружок Шнаппер вам не поможет.

Драбблоу усмехнулся и демонстративно разжал пальцы. Доктор Доу, все еще белый от ярости, поправил одежду.

— Я поузнавал насчет вас и вашего мелкого прихвостня, — сказал Драбблоу, кивнув на Джаспера. — Люди в городе стараются не болтать о «господине докторе из переулка Трокар», но я выяснил, что у вас есть определенная репутация. Репутация человека, любящего совать свой нос в чужие дела. И лучше бы вам уяснить раз и навсегда: мои дела вас не касаются, и для вашего же блага советую вам больше не рыскать по округе и вообще забыть этот адрес.

— Боюсь, это невозможно, — хладнокровно ответил доктор.

— Тогда вы поплатитесь… — Драбблоу угрожающе шагнул к нему, но тут Джаспер воскликнул:

— Не трогайте моего дядюшку! Иначе вам хуже будет!

Драбблоу замер в нерешительности от того, с какой яростью прозвучала эта по сути нелепая угроза. А в следующий миг расхохотался.

— Заточил зубки, хорек? Ну надо же! Скалься-скалься, пока их все не повыдергивали.

— Сами вы хорек! — дерзко воскликнул Джаспер. — И вы ничего мне не сделаете! И вы ничего не сделаете Китти! У меня есть два друга-констебля, они очень злые и у них всегда плохое настроение. Я им все расскажу о вас! Только попробуйте нас отравить!

Драбблоу переменился в лице. Веселость как рукой сняло, ее заменила собой подлинная злоба. Он угрожающе надвинулся на мальчика, но доктор встал перед племянником, глядя на жильца из девятой квартиры с вызовом.

— Я еще раз говорю, — прорычал Драбблоу, — не суйтесь в этот дом, если хотите остаться целы.

Он напоследок наградил доктора и его племянника парочкой колючих взглядов, развернулся и направился прочь, кутаясь в свое пальто.

— Ты ничего не хочешь мне рассказать, Джаспер? — спросил дядюшка, глядя ему вслед.

— Нет, дядюшка, — ответил мальчик. — Ты о чем?

— Ни о чем, — сказал доктор Доу, и Джаспер заметил, как на миг блеснул скальпель, который все это время был спрятан в ладони дядюшки.

Скальпель исчез в кармане, но страх Джаспера никуда не делся.

Глава 4. Ужин в темноте, урок музыки и прочие передряги

— Вам придется выключить ваш зонтик, — сказал профессор Муниш. — Некоторые наши растения не любят издаваемый этими устройствами шум. Доктор Доу кивнул и последовал указанию, после чего профессор толкнул калитку, и под скрип старых петель они вошли в сад Габенского научного общества Пыльного моря.

Доктор Доу не любил сады — особенно вот такие, запущенные и нехоженые. А все из-за одного жуткого случая, который произошел с ним в детстве.

Вместе с сестрой Сиренией они гуляли в саду возле дома и в какой-то момент от сестры сбежал ее кролик Мистер Пуф. В поисках его они забрели в дальнюю, граничащую с лесом, часть сада, куда детям было строго-настрого запрещено наведываться.

Натаниэлю вдруг показалось, что он услышал в кустарнике Мистера Пуфа, но в зарослях был отнюдь не кролик. Открывшееся им с сестрой зрелище так их испугало, что они не смогли и с места сдвинуться — просто стояли и глядели, как это нечто ползет, приближаясь, как оно пускает гнилостные слюни, рыча и скалясь.

Из кустарника выбирался большой мертвый пес! И сильнее всего ужасало отнюдь не то, что он был мертв. А то, что он шевелился. Труп пса оплели тонкие кривые ветви, проникнув под его шерсть, пробив ребра и торча из глазниц. Он сросся с растением, и каким-то чудовищным образом это растение… нет, вовсе не вернуло его к жизни, скорее, запустило в мертвом теле определенные механизмы, и оттого пес вел себя, как живой, несмотря на то, что уже частично разложился. Он походил на куклу с рычагами внутри, которую опытный кукловод заставляет отплясывать, кланяться и раскрывать рот.

Доктор навсегда запомнил, как тогда пришел в себя, попятился и споткнулся, а дохлый пес пополз к нему — насколько позволяли удерживавшие его ветви растения. Он помнил, как пронзительно закричала Сирения…

Они с сестрой убежали, а позже мистер Брютт, их садовник, окончательно убил пса и выкорчевал куст. И все же с того дня мертвое чудовище, ведомое его хозяином-растением, навсегда поселилось в изредка возвращающихся кошмарах Натаниэля Френсиса Доу.

С тех пор доктор избегал посещать старые сады, и идти в сад ГНОПМ ему сейчас совершенно не хотелось. К тому же уже стемнело, а туман сгустился еще сильнее, чем днем. Между тем профессору Мунишу требовалось проверить, как готовится ко сну какой-то его цветок, и доктор Доу вынужденно согласился составить ученому компанию.

Как только калитка закрылась, в саду тут же поселилась тишина. Профессор зажег переносной фонарь, правда, осветить ему удалось лишь пару футов вокруг. У самой калитки начинался узкоколейный рельсовый путь, ведущий куда-то вглубь сада; на нем стояла небольшая прогулочная дрезина.

— К сожалению, она сломана, — сказал профессор Муниш, отметив интерес доктора. — Нам придется идти пешком.

Натаниэль Доу кивнул, и они пошли по выложенной неровными камнями дорожке, по обе стороны от которой замерли узловатые деревья. Ветви и листья образовывали некое подобие изломанной арки над головой, и доктора посетило неприятное ощущение: он будто бы шел сквозь рану, углубляясь в ткани шаг за шагом, и рваные края этой прорехи были так близко, что можно вытянуть руку и коснуться их.

— Вы, верно, заметили плачевное состояние сада? — спросил меж тем профессор. — А ведь когда-то это была гордость ГНОПМ. Теперь все иначе. Растения сохнут и болеют — они разрастаются беспорядочно, некоторые из них нападают на прочих и пожирают их. Вся восточная часть сада гниет… Это ужасно — мы теряем уникальные виды, а начальству ГНОПМ плевать — эти скряги готовы удавиться за один лишний пенс: им нет дела до «каких-то сорняков»!

— Я так понимаю, светильный газ сюда не поступает? — Доктор указал на фонарные столбы, выстроившиеся вдоль дорожки и почти полностью затянутые вьюнком.

— Увы, — печально сказал профессор. — Я просил мистера Феннига, управляющего, зажечь фонари, но он отказал. К сожалению, я не обладаю здесь должным влиянием и, кроме меня, с нашей кафедры сейчас никого в ГНОПМ нет: весь состав ботанического общества под руководством профессора Гранта на данный момент пребывает в экспедиции.

Доктору показалось, что скрипнула калитка. Он обернулся, но ничего, кроме тумана, не увидел. От стены сада больше не раздалось ни звука, и Натаниэль Доу повернулся к своему спутнику:

— Здесь очень… меланхолично, — заметил он, хотя намеревался сказать: «мертвенно».

— Никто не посещает сад, кроме ученых общества, — ответил профессор. — А в прежние времена здесь проводили экскурсии и практические занятия по ботанике. Славные-славные старые добрые времена…

Натаниэль Доу промолчал.

Дорожка привела профессора и доктора к небольшой оранжерее — ее стены, как и стеклянная крыша, сплошь заросли бордовым плющом, на двери висел замок, а у входа замерли ржавые автоматоны-садовники, оплетенные вьющимися растениями, словно одетые в бесформенные темно-зеленые шубы.

Посетители не стали здесь задерживаться — свернули у оранжереи на еще более узкую дорожку и пошли вдоль стены. Свет фонаря скользил по бордовой завесе, и, когда он попадал на листья, те съеживались и сворачивались, будто стыдились или боялись.

Вскоре оранжерея осталась позади.

По мере углубления в сад Натаниэль Доу все явственнее ощущал в себе некоторые вызывающие беспокойство симптомы. Под цилиндром на лбу проступил пот, хотя было довольно сыро, по пальцам прошла мелкая дрожь, а сердце ощутимо забилось быстрее.

Доктор никогда не спешил с выводами (кроме тех случаев, когда встречал, как ему казалось, очередную тварь-болезнь), и сейчас очень не хотел признавать, что его одолела единственная хворь, которой подвержены все люди без исключения и от которой даже у него нет лекарства: страх.