Смерть императору! (ЛП) - Скэрроу Саймон. Страница 8

 - Ну уж нет, ты, свинья! - взревел Макрон. Внезапный крик и размытые движения на периферии его зрения заставило вепря заколебаться и наполовину повернуться к новой угрозе, обнажая свой бок.

 Макрон вытянулся вперед, натянул поводья, чтобы избежать столкновения, и воткнул широкий листовой наконечник своего копья в район плеча животного. Сила удара сбила кабана с ног, и он приземлился на бок, вывернув древко из рук Макрона так, что оно еще долго качалось из стороны в сторону в теле корчащегося зверя, забрызгавшего яркими пятнами крови снег вокруг себя.

Макрон перекинул ногу через луку седла и спрыгнул на землю, затем метнулся вперед и ухватился за древко обеими руками, своим весом придавив кабана, пока тот фыркал и отчаянно верещал. Пернокат подобрал свой кинжал и бросился добивать зверя ударом в горло. Катон, снова вскочив на ноги, заметил собственное копье и схватил его, прежде чем броситься на помощь друзьям завершить столь успешную и рискованную охоту.

Все было кончено еще до того, как он добрался до места разыгравшейся драмы. С последним взмахом своих копытц и судорожным спазмом, вепрь окончательно рухнул на землю, как бы признавая свое поражение, кровь хлестала из его ран.  После судорожных нескольких коротких вздохов, он перестал дышать и безвольно остался лежать на залитом кровью снегу. На мгновение дольше Макрон продолжал сжимать древко копья, опираясь на оружие, чтобы удержать тушу зверя прижатой к земле. Пернокат стоял в стороне, с кончика его кинжала капала кровь. Катон остановился и с тревогой посмотрел на них обоих, пока не увидел, что они, похоже, невредимы.  Все трое тяжело дышали.

Наконец Макрон расслабился, выкручивая древко из стороны в сторону, вытаскивая его из туши поверженного вепря.  Он потряс своей головой. - Трахни меня Марс, это было близко. - Потом он судорожно вздохнул и рассмеялся, вдруг почувствовав облегчение. Его спутники инстинктивно также расслабились и отступили, чтобы рассмотреть их недавнего противника.

- Большая скотина, - сказал Катон. - Самый большой из всех, что я видел. - Он взглянул на охотника. - Фортуна была к тебе благосклонна.

Пернокат на мгновение задумался, прежде чем шагнуть к Макрону и протянуть руку. - Ты спас меня, центурион.

Они сцепили предплечья, и Макрон надул щеки. - Мне просто повезло, друг. Одним ударом сердца позже и… - Он провел пальцем по горлу.

 Охотник поморщился и мгновение пристально смотрел на него, прежде чем склонить голову. - Я должен тебе мою жизнь ...

- В нужном месте, в нужное время, вот и все. - Макрон усмехнулся. - Могло случиться с каждым из нас.

Катон увидел выражение боли, промелькнувшее на лице охотника. Он понял, что в его словах было больше смысла, чем понял Макрон. Это был долг, и Пернокат смотрел на этот вопрос с предельной серьезностью.

Бритт склонился над головой кабана и разрезал хрящи вокруг морды, отпилив и потянув за клыки. Когда он высвободил оба, он поднял их перед Макроном. - Они твои. Твое убийство. Твой приз.

Когда Макрон заколебался, он начисто вытер кинжал о бок туши и вложил клинок в ножны, прежде чем засунуть руку за ворот туники и вытащить толстый кожаный шнур, на котором висело несколько клыков. - Принесет тебе удачу. Центурион.

Катон задумался над этим, учитывая, что охотник только что был на пороге смерти.

- Ээ… благодарю. - Макрон дипломатично улыбнулся, что было для него немалым достижением. - «Вне всякого сомнения, то, что я был старшим магистратом колонии, усилило эту сторону моего характера», - подумал он.

Как только клыки были спрятаны в сумке Макрона, трое охотников принялись за разделывание туши. Кабан был слишком велик, чтобы перекинуть его через спину одной лошади и нужно было его разрезать на более транспортируемые куски. К счастью, охотник и двое римлян были знакомы с этой грязной задачей и приступили к ней эффективно. Макрон нанес фатальный удар, поэтому он получил два бедра, в то время как у Катона и Перноката было по одному. Нагрузив мясо на седла, они счищали с рук остатки крови и жира, вытирая их в снегу. Затем они подобрали свои копья, взяли поводья своих коней и повернули обратно в колонию в пешем порядке.

На разделывание туши ушло чуть больше часа, в то же время пеший переход сквозь снег сделал процесс возвращения домой еще медленнее, так что только к вечеру они поднялись на невысокий гребень, возвышавшийся над Камулодунумом, который лежал в двух с половиной километрах отсюда в тонкой дымке древесного дыма. Разросшиеся постройки – смесь перепрофилированных военных зданий, жилых домов с черепичными крышами и хижин, покрытых соломой, – окружали центр поселения, где располагались храм, театр и другие гражданские постройки, находившиеся в стадии строительства. Стены священного храма уже были были возведены, а также ступенчатый фронтон и первые несколько метров ограды. Платформы основания колонн были уже на месте, и каменщики вырезали рифленые секции, которые должны были быть подняты в конечное положение после установки крана.

- Когда храм будет закончен, это будет настоящее зрелище, - сказал Макрон с оттенком гордости.

- Надеюсь, я проживу достаточно долго, чтобы увидеть это. - Он взглянул на Перноката и усмехнулся. - Ты молод. Ты обязательно увидишь. Я тебе завидую.

- Завидуешь? - сказал охотник.

- Да, а кто бы не хотел увидеть такое красивое здание, возвышающееся над окружающей сельской местностью?

Макрон продолжил. - Дань римской инженерии и цивилизации. Он все еще будет стоять тут долго спустя много лет, когда остальные постройки и хижины исчезнут.

Катон почувствовал дискомфорт охотника от слов Макрона и понял причину. Стоимость строительства храма и остальных общественных зданий ложилась в основном на плечи триновантов. Их налоги были увеличены предшественником Макрона на посту старшего магистрата. «Действительно, отравленное наследство», - подумал Катон. Негодование туземцев по отношению к своим римским властителям было достаточно очевидно, а недавний неурожай сделал налоговое бремя еще более тяжелым и обременительным. Такова была человеческая природа, что большинство триновантов винили нынешнее действующее руководство – Макрона – независимо от того, что их страдания не имели к нему никакого отношения. Без сомнений, Пернокат разделял чувства своего народа, даже несмотря на то, что ему, казалось, нравилось общество двух римских офицеров, и он ценил серебро, которое они платили ему за его навыки как своего проводника. Теперь, когда Макрон спас ему жизнь, его тяготило еще одно обязательство. Катон попытался сменить тему.

- Я хочу есть. Я уже чувствую вкус жареного вепря. - Он улыбнулся остальным. - И у нас здесь достаточно, чтобы кормить нас до Сатурналий.

- Более, чем достаточно! - Макрон усмехнулся, когда они начали спускаться по склону к колонии.

Далеко к востоку, почти в четырех километрах от дальнего края Камулодунума, Катон заметил вдалеке колонну, приближающуюся к городу по дороге, ведущей к землям иценов. Их было двадцать или около того.

Всего группа состояла из всадников, двух повозок, запряженных лошадьми, и нескольких пеших фигур позади. Слишком много сопровождения для торговца, и слишком мало, чтобы представлять опасность для жителей колонии. Тем не менее, взыграло его природное любопытство, и он указал на них Макрону.

- Может быть, военный отряд. На границе с иценами есть аванпост. Они могут ехать за припасами. Мы узнаем достаточно скоро. Если они здесь надолго, они могут присоединиться к торжествам. Только боги знают, мы могли бы хоть как-то отвлечься от бесконечного долбанного холода зимы в этой провинции.

На полпути между хребтом и колонией тропа ответвлялась к небольшой группе хижин, где жил Пернокат и его большая семья.  Когда-то земля вокруг них была их угодиями, но теперь ее присвоил отставной римский офицер, один из центурионов, который взял земельный надел как часть своей доли по завершении службы. Пернокат и его люди продолжали работать на той же земле, только теперь они делали это в обмен на часть продукции, которую выращивали, а владелец продавал остальное торговцам зерном в Лондиниуме. Это была одна из причин, по которой охотник был вынужден предложить свои услуги римским офицерам. Монеты, которыми ему платили, позволили ему выкупить часть зерна, чтобы поддержать своих людей в суровую зиму.