Мамба в СССР. Черный курсант (СИ) - Птица Алексей. Страница 18

— Да, — опять максимально кратко ответил я.

— Вот и хорошо, пошли ко мне в каптёрку. У меня там уже давно всё со склада принесено. Для таких вот как ты, опоздунов…

Каптёрка находилась в конце казармы и представляла собой большое помещение с рядами шкафов, установленных в два яруса.

— Так, какой у тебя размер головы, или ты не знаешь?

Я пожал плечами: я и вправду не знал свои размеры, обычно на глазок всё покупал.

— Ну, держи тогда пилотки, меряй, выбирай. Теперь китель, брюки и обувку.

Старшина лазил по шкафам, отбирая необходимое, и вскоре весь его стол покрылся одеждой. В конце концов, я подобрал себе всё, включая и сапоги. Вручив мне ремень с бляхой и погоны с петлицами, Загинайко отправил меня их пришивать.

Схватив всё в охапку, я вышел в располагу. Тут старшина вспомнил, что не выдал мне постельное бельё и не обозначил кровать, и бросился вслед за мною.

— Вот, значится, твоя кровать, — ткнул он на спальное место с не заправленной в наволочку подушкой. — Вот подушка, одеяло и матрас. Всё, как есть. Вот бельё, кровать показать, как правильно заправлять?

Сначала я хотел отказаться, но прожитые годы иногда пробивались сквозь глупость молодости.

— Не знаю, покажите.

— Щас!

Старшина ловко содрал с матраса одеяло, бросил на новенький… матрас простыню и ловко подогнул её со всех сторон, буквально упаковав в неё матрас. Вторая простыня, сложенная вчетверо по длине, разместилась сверху, а накинутое одеяло завершило картину.

— И смотри: полоски должны быть в ногах! И чтоб с другими как по линеечке! Понял?

— Канешно…

— Ну, наволочку сам заправишь, а мне недосуг.

Глава 8 Военное училище. Продолжение

Я кивнул и стал запихивать подушку в наволочку. Вокруг меня потихоньку собиралась небольшая толпа.

— Эй, ты откуда? — отважился, наконец, кто-то задать вопрос.

— Из Эфиопии.

— Да?! — искренне удивился он. — Ваших же всех два года назад отчислили, когда война началась вместе с сомалийцами.

— Ну, а сейчас снова прислали, потому как война закончилась.

— Почти закончилась.

— Почти, — согласился я.

— А мы тут отовсюду. Из Анголы, Южной Родезии, ЮАР, Конго, Заира, Судана, Мозамбика, Кении, почти отовсюду. Будем бороться с мировым капитализмом.

— Понятно, а меня сюда учиться прислали, техникой овладевать. Пушками да танками.

— Ммм, ясно. А откуда у тебя шрам?

— Воевал в Сомали.

— Понятно, — и негр свалил от меня шушукаться с остальными.

Я же принялся пришивать петлицы и погоны, подгоняя под себя форму. Пришил на левый рукав и так называемый «минус» — жёлтую полоску первого года обучения.

Подошло время обеда и нас всех выгнали из казармы, я встал в середине строя, согласно своему росту. Командовали нами советские офицеры. Все негры, арабы и азиаты знали русский, говорили на нём плохо, но понимать — понимали, а большего и не требовалось. К тому же в училище ежедневно проходили занятия по языку, и все старательно записывали в тетрадки новые слова и словосочетания.

В столовой все иностранцы питались отдельно. И кормили их однозначно лучше, чем советских курсантов, да и готовили отдельно. Подкармливали, короче. В самой казарме койки стояли в один ряд, и места между ними оставалось ещё много.

Первый день прошёл спокойно, все держались настороженно и в друзья ко мне не набивались. Однако, наблюдая за взаимоотношениями курсантов, я вскоре понял, что арабы презирали негров и азиатов, азиаты чурались и негров, и арабов, а негры… Негры жили, как обычно, то есть по заветам трайбализма: каждый сам по себе. И если арабы и азиаты держались вместе, то негры вроде бы и не сорились, но и слаженно не действовали. Короче: кто в лес, кто по дрова.

Меня же всё устраивало, и я стал понемногу прощупывать каждого, беседуя на мои любимые темы: про духов, снадобья и прочую, чисто африканскую ерунду. Знал я много, рассказывал хорошо, и негры потянулись ко мне. Арабы и азиаты — нет. В этом же училище учились и старшекурсники, которых оказалось намного меньше. Кого-то отчислили, кто сам уехал, а может, их изначально мало было.

Весь июнь мы проходили курс молодого бойца, и большинство негров уже жутко жалело, что согласилось на эту пытку.

День начинался с громогласного вопля:

— Рота, подъём!

И каким бы ни был сладким, сон мгновенно улетучивался. Я вскакивал со своей койки, как тот чёртик из табакерки. Однако кое-кто из негров, вероятно, воспринимал этот вопль продолжением кошмарного сна, делая вид, что не слышит. И тогда над его ухом звучало персональное:

— Подъём, я сказал!!!

Африканец нервно подпрыгивал от грозного рыка и, тараща огромные глазища, начинал судорожно шарить вокруг себя в поисках одежды.

— Р-р-равняйсь!

И вот уже полсотни чёрных, жёлтых и коричневых потных лошадей несётся по тропе вдоль забора. Разумеется, чтобы не глотать пыль вперемешку с выхлопными газами и вонючим потом, нестись лучше всего впереди. Так я и делал. Всё это было мне хорошо знакомо. Как и то, что помыться в горячей воде мне светит ещё не скоро. Впрочем, вкусно пожрать тоже. Остальные же, быстро заскакивая под струи арктического гейзера, с диким ором выпрыгивали обратно, толком не успев смыть с себя мыло. На весь аттракцион, именуемый в этом аду душем, выделялось ровно пять минут.

Я лишь тихо посмеивался в сторонке, шустро напяливая форму на ещё влажное тело. Зато с какой скоростью эти троглодиты поедали вроде бы совершенно невкусную кашу! Хотя вряд ли кто-нибудь из них вообще ощущал её вкус, просто закидывая кашу внутрь. Как в топку, которая перемелет всё без разбору. Но вот уже очередная команда не заставила себя ждать:

— На плац! А-а-агом арш!

Толпа, дожёвывая на ходу, мчится на площадь перед главным корпусом и выстраивается.

— Делай... Р-раз! Делай... Два! Носок тянуть! — по-садистски ухмыляясь, но при этом внимательно присматриваясь к правильному выполнению команды, орал комвзвода. — Дружненько! Слаженно! А то после отбоя ходить будем!

И мы ходили: начала не шатко, не валко, толкая друг друга локтями и наступая на пятки. Потом получаться стало лучше.

— На стрельбище, бегом, марш!

И вновь разноцветная орда куда-то понеслась, упала в пыль и по команде поползла.

— Ты ж не гусеница! — гаркнул на кого-то комвзвода. — Не оттопыривай задницу!

И чью-то откляченную попу вжали в землю сапогом.

Обед. А был ли он? Изучение устава. Вот на фига оно нам? Наверное, в качестве дополнительных занятий по русскому. Вечерний кросс. Та же толпа с завистью смотрит на бегущего впереди негра-старшекурсника, исполняющего роль замкомвзвода.

Эх, не стать нам олимпийцами!

— Отделение: отбой! Сорок пять секунд!

Одной рукой расстёгивая пуговицы и махая второй как лопастью ветряной мельницы в попытке выбраться из застёгнутой пока гимнастёрки, по казарме чёрными болванчиками запрыгали негры. Где-то треснула, не выдержав нетерпеливого рывка, ткань. По полу заскакала оторванная пуговица, звякнула об пол бляха, упавшая вместе со штанами. Пошвыряв ворох одежды на табуреты, чёрные тела занырнули в свои постели, засыпая уже в полёте, то есть до того, как голова коснулась подушки.

— Подъём! Заправить обмундирование!

И всем по тамтаму, что мои вещи лежали, как положено! Я вскакивал вместе с остальными и, переминаясь босыми ногами по полу, смотрел на нерадивых соплеменников, пока они укладывали форму по уставу.

Вскоре мои успехи заметили и поставили меня сначала командиром отделения, а потом и замкомвзвода. В связи с этим сначала «мамлея» получил, а как стал замковмвзвода, то и сержанта присвоили. И поехало, и полетело. Закончился курс молодого бойца, но начались занятия по общим дисциплинам: физике, химии, математике.

И тут вся страна Советов буквально прилипла к телевизорам: началась Олимпиада!

Вероятно, с разрешения начальства кто-то притащил в нашу столовку старый чёрно-белый ящик. И отныне многие проводили своё свободное время там, пялясь на изображение, периодически уезжающее куда-то в сторону.