Мамба в СССР. Черный курсант (СИ) - Птица Алексей. Страница 31

Так, балаболя обо всём подряд, он повёл нас в автопарк. Вскоре мы с вещами уселись в кунг Газ-66. Рыкнув мотором, небольшой грузовик медленно покатился в сторону ворот.

Из кабины слышался довольный смех старшины, что с комфортом расположился на пассажирском месте. Для него это была бесплатная поездка в областной центр за покупками.

Водила подъехал к выезду из училища и бибикнул, чтобы дневальный по КПП открыл ворота. Услышав сигнал, тот выбежал и, повозившись с замком, распахнул их настежь.

Газон тут же выехал и, набирая скорость, повернул за угол, помчавшись по городским улицам. Путь «шишига» держала в сторону трассы Сумы-Харьков. До самого Харькова ехать нужно было часа три, может, чуть больше.

Трясясь в кузове, прикрытом брезентом, мы смотрели на улицу. Я с чувством обычной неизвестности, а Гану с откровенным страхом. Ну, бойся, бойся, обезьяний хвост.

Ехать в шишиге — ещё то удовольствие! Через час твоя задница становится такой же деревянной, как и скамейка, на которой ты сидишь. А ещё эти бесконечные подпрыгивания на ухабах и просто немилосердная тряска на любой неровности.

В Харьков мы заехали уже в подходящем настроении и с нежеланием сидеть на «губе» (так называется гауптвахта на армейском сленге, если кто не знает).

Здание гауптвахты оказалось приземистым двухэтажным строением, с обширным подвалом, в котором скрывались ряды разных по объёму камер. Позади здания гауптвахты размещался обширный двор и крытая площадка для прогулок, забранная сеткой-рабицей и закрытая на замок. Антураж этого воспитательного заведения впечатлял сразу и бесповоротно. Едва наша машина въехала на территорию гарнизонной губы, ворота тут же закрылись, беспощадно отрезав нас от внешнего мира.

— Ну, пошли, арест-команда, оформляться к дежурному, — махнул рукой старшина.

Войдя в здание дисциплинарной тюрьмы, мы почти сразу попали в комнату дежурного по гауптвахте. Старый, обветренный, как скалы, вечный старлей мельком взглянул на нас.

— Это ты откуда негров привёз? А, понятно, — протянул он, прочитав наши сопроводительные документы. — Сумы! Чёрные артиллеристы, да? А? А-ха-ха-ха!

— Точно, товарищ капитан, — подтвердил Загинайко, — они самые. Драчуны!

— Дрочили, что ли? — заржал старлей. — В туалете? Их увидели и показательно посадили, чтобы больше не теребили свои шланги, да?

— В смысле драку организовали.

— Ну, это банальщина. И кто организовал драку?

— Кто-то из них.

— Это как-то само собой разумеется. Но кто именно, сержант или курсант? — ткнул в нас авторучкой старлей.

Мы молчали. Старшина оглядел нас с ног до головы, на секунду задумался и выдал свою версию:

— Сто пудово затеял сержант. Ну, а виноват, как и всегда, рядовой.

— А, ну это понятно. Сержанту трое дали, а рядовому десять. Сержанту вообще можно было ничего не давать, но замполиту виднее. Похоже, он тоже понял, что дело тут не чисто.

— Не чисто, но Дед Бинго выкрутится везде, он словно уж!

— Словно Мамба, чёрная Мамба, — вклинился я в их разговор.

— А? — не понял старлей.

— Не лезь, Бинго, — одёрнул меня старшина.

— Так его Дед зовут, по фамилии Бинго? Точно! — ещё раз взглянув на записку об аресте, чуть ли не восхитился старлей. — Вот это да! Ну, слушай тогда меня, Дед… Посадим тебя в одиночную камеру, потому как фрукт ты тёмный, да к тому же сержант, а значит, будешь сидеть в одиночке. А то подговорит твой африканский кореш кого, и устроят они тебе тёмную, а нам потом проблемы.

— Не устроит.

— Я с тобой спорить, сержант, не собираюсь! Понял?! — вдруг заорал старлей, судорожно одёргивая китель, на котором блестели петлички со звездой в венке.

— Понял!

— Сдавайте документы, вынимайте всё из карманов и снимайте ремни.

Мы зашуршали формой, вынимая из карманов всё, что там было. Старлей рассортировал наши вещи, побросав их в разные конверты, и положил в сейф. Единственная заминка у него случилась, когда он увидел початую пачку сигарет «Кэмел». Будь я обычным курсантом, меня бы никто ни о чём и не спросил, забрали бы и всё. В фонд помощи голодающим неграм, ага! А тут какой-никакой пиетет перед иностранцем нужно держать, пусть и перед негром. Ну, вы поняли…

Это у себя в Африке я никто, а здесь я — ИНОСТРАНЕЦ!

— Угостишь? — кивнул он на пачку.

— Угощайтесь, — разрешил я и милостиво добавил: — берите уж две.

— Ага, а если ещё начальнику караула?

— Берите тогда полпачки, а вторую оставьте мне.

— Спасибочки!

— Караульный! — заорал он, — уведите арестованных. Сержанта в одиночку, а курсанта в общую камеру номер три.

— Сейчас сделаем, — послышался через решётку голос часового.

Старлей нажал на кнопку ГГС на своём пульте с надписью «начкар» и проговорил в трубку громкоговорителя:

— Эй, караульная, выводных ко мне. Двоих сажаем: сержанта и рядового, курсантов.

Противный писк от микрофона резанул по ушам, потом динамик хрюкнул, и оттуда послышался искажённый голос того самого начкара.

— Сейчас пришлём.

— Отлично, — произнёс старлей и нажал на тумблер отключения громкоговорящей связи.

— Сейчас вас заберут.

Позади комнаты дежурного находилась обычная дверь, за ней виднелась ещё одна, уже решётчатая, которая выводила в, так сказать, предбанник. Арестованного вводили туда через комнату дежурного, оставляли, закрывали дверь, а потом принимали через вторую дверь, что вела в коридор с камерами. Всё просто и давным-давно продумано.

Нас ввели в помещение с камерами. Выводной, из числа прикомандированных к комендатуре солдат сразу повёл меня в конец коридора, где стоял помощник начальника караула с ключами от двери. Лязгнул замок, открылась дверь, и взгляду представилась небольшая камера. Грубо оштукатуренные стены, топчан, одиноко стоящая табуретка, пристёгнутый цепью к стене откидной столик, наверху тускло светила одинокая лампочка. Вот, собственно, и всё убранство.

В общем, тоска, ночь, пора в аптеку.

— Заходи, располагайся. По-русски понимаешь?

— Говорить и понимать могу.

— Отлично! За что посадили, за драку?

— Да.

— Ясно, будешь спокойно себя вести, проблем не будет ни в туалет сходить, ни спокойно поесть, а не за три минуты, как обычно. Усёк?

— Йес, — съехидничал я.

— Ну, тогда в камеру, арестованный. И предупреждаю: на гауптвахте все команды выполняются бегом. Бежать по-настоящему тут особо негде, поэтому имитируем бег на месте. В случае проверки ты должен встать, отойти к стене, принять строевую стойку и чётко и быстро отрапортовать. В твоём случае так: сержант... эм-мм, — заглянув в записку об аресте, помначкара расхохотался, — вот же, блин! Ну, ладно: сержант Дед Бинго, курсант Сумского артиллерийского военного училища, осуждён на трое суток за драку. Жалоб и заявлений не имею! Понял?

— Понял.

— Ну, и хорошо, — громко лязгнула дверь и… снова открылась. — Да, совсем забыл тебе рассказать о правилах сидения на гауптвахте. Объясняю: арестованному запрещается: есть, пить, курить, петь и спать в неположенное время, разговаривать с караульным без приказа, нарушать правила отсидки и буянить. Ясно?

— Ясно, а прогулки будут, или мне тут весь день сидеть без свежего воздуха? И как в туалет ходить?

— Будут, раз в день, вечером, в порядке живой очереди, тут ты не один сидишь. Рядом убийца, что ждёт суда. Зарубил топором сослуживца, не поделили чего-то, или неуставняк какой, мы не спрашиваем. Всё, я заболтался уже с тобой. Захочешь в туалет, скажешь часовому, а тот передаст в караулку, за тобой придёт выводной и отведет в туалет. Всё! Отдыхай.

Грохнула железом дверь, и я остался в одиночестве. Через минут пять всё успокоилось. Гану за это время тоже определили в камеру, но в общую, и находилась та в противоположном конце коридора.

Время текло. Караульный неспешно бродил туда-сюда мимо камер, бубня себе под нос какую-то чушь. Вскоре принесли ужин. Пока мы ехали, пришло время обеда. Ну, а пока нас оформляли на гауптвахту, оно уже закончилось, плюс ещё продовольственный аттестат не сразу оформили для постановки на довольствие. Пока его приняли, пока отнесли в продовольственную службу части, пока дали команду в столовую. Бюрократы, блин! Пока то, пока сё, в общем, мы попали только на ужин.