Муссолини и его время - Меркулов Роман Сергеевич. Страница 131
Может создаться впечатление, будто Виктор Эммануил не дал своему премьер-министру и рта раскрыть. Но, учитывая, что разговор продолжался около двадцати минут, изображенная дуче картина кажется слишком упрощенной. Очевидно, что Муссолини не кривил душой, когда писал о волнении короля, его неразборчивой речи – по свидетельствам современников, в моменты напряжения Виктор Эммануил говорил сбивчиво, переходя на пьемонтский диалект. Очевидно и то, что в такой момент король не мог не испытывать крайнего волнения – в конце концов, он собирался не просто уволить человека, с которым его связывали двадцать лет совместной деятельности, но и отдать его под арест. Не будучи сильной по характеру личностью и мучаясь угрызениями совести, Виктор Эммануил, несомненно, очень нервничал.
Тем не менее, судя по всему, разговор начал все же Муссолини, сообщивший монарху то, что тот уже и так знал – итоги голосования в Большом фашистском совете. Но когда дуче принялся объяснять, что это решение не имеет особого значения, король прервал Муссолини возражением, справедливо указав на то, что именно дуче сделал Совет ключевым органом управления страной, а потому произошедшие прошлой ночью события очень важны. Видимо, тогда-то король и произнес те слова, которые Муссолини привел в своих воспоминаниях. Только дуче описывал речь монарха, кусающего от волнения ногти, как сбивчивую, а Виктор Эммануил рассказывал всем, что его премьер-министр растерял весь свой апломб, побледнел и даже как будто стал ниже ростом. Узнав же о том, что преемником станет маршал Бадольо, дуче бессильно опустился на диван.
Кто же был ближе к истине – Муссолини или Виктор Эммануил? У обоих не было оснований щадить друг друга. Дуче справедливо негодовал на короля за арест, король старался очистить свое имя. Безусловно, известная доля правды была в словах каждого из них. Муссолини, конечно, был шокирован, оставшись в одно мгновение не у дел после двух десятков лет руководства Италией, но и для Виктора Эммануила этот разговор стал тяжелым испытанием. Несколько человек, которые видели их после завершения встречи, отметили, что наружно и дуче, и король сохраняли полное спокойствие, обменявшись на прощание ничего не значащими словами о погоде. Но это, очевидно, была лишь видимость.
Муссолини направился к своей машине, но был остановлен капитаном карабинеров. Тот сообщил, что у него имеется приказ короля обеспечить безопасность бывшего главы правительства. Удивленный дуче поначалу не осознал, что происходит, и предложил карабинерам сопровождать его автомобиль, но капитан был настойчив. Вежливо, но решительно он попросил Муссолини пересесть в машину «скорой помощи», заранее подогнанную к выезду из королевской резиденции. Дальнейшие события дуче описывает так:
«Вместе с моим секретарем де Чезаре я сел в автомобиль. Лейтенант, три карабинера и два агента полиции в гражданской одежде сели, как и капитан, вместе с нами, расположившись по бокам; они были вооружены автоматами. Дверца закрылась, мы тронулись, сразу набрав максимальную скорость. Я все еще думал, что это делается для того, чтобы, как сказал король, обеспечить мою безопасность».
В последнем можно усомниться: действия карабинеров были слишком очевидными, чтобы трактовать их таким образом, а в толпы готовящихся растерзать его римлян Муссолини, конечно же, не поверил бы, ведь еще несколько часов назад они приветствовали его появление среди руин разбомбленного квартала. И тогда, и позже представляя все дело так, будто он искренне принял шитую белыми нитками инсценировку, дуче, по всей видимости, всего лишь спасал свою репутацию. Меньше всего ему хотелось сознаваться в том, что он позволил арестовать себя без какого-либо сопротивления и борьбы. Да и что бы это изменило? Бороться с вооруженным людям было бессмысленно, и Муссолини принял предложенную ему игру в «охрану», покорно забравшись в салон кареты «скорой помощи».
Узнав о том, что его гость арестован, Виктор Эммануил сказал своему адъютанту: «Сегодня мое 18 брюмера». Король проводил аналогию с переворотом Наполеона, разогнавшего в 1799 году французскую Директорию и Совет Пятисот при помощи верных войск. Наверняка он испытывал и чувство известного удовлетворения – его адъютант слышал, как Виктор Эммануил бросил Муссолини упрек в игнорировании монарших прерогатив.
Победное настроение монарху испортили его родственники. Узнав о случившемся, королева и жена наследного принца сокрушались нарушением всех мыслимых норм приличий, ведь дуче был гостем короля, а его арестовали, и каким позорным образом! Ужин Виктора Эммануила оказался безнадежно испорченным, но в остальном события развивались согласно плану.
…
К вечеру 25 июля улицы Рима и других крупных городов Италии начали наполняться людьми, вышедшими вовсе не для того, чтобы поддержать Муссолини и режим. Народ жадно ловил обрывки информации о кризисе в фашистской партии – циркулировали упорные слухи о том, что дуче умер или ушел в отставку, но подробностей никто не знал. Многие ждали официального сообщения у своих радиоприемников – их терпение было вознаграждено поздним вечером, когда привычный голос диктора, годами зачитывавшего «исторические решения» дуче, сообщил, что король принял отставку Муссолини и назначил на пост главы правительства маршала Бадольо. Вслед за этим к нации по радио обратился новый премьер. Несмотря на его заявление о том, что «верная своим союзническим обязательствам Италия» продолжит войну, было очевидно, что ситуация в стране изменилась самым радикальным образом. Итальянцев охватила эйфория – ликующие толпы праздновали падение дуче так, как будто войне уже пришел конец.
Раздражение, давно уже копившееся против фашистской партии, требовало эмоциональной разрядки – особенно в Риме, жители которого ожидали прибытия союзных войск со дня на день. Улицы столицы заполнили распевающие веселые песенки толпы. Фашизм умер! – кричали они. Казалось, что так оно и было. Словоохотливые итальянцы, привыкшие демонстрировать свое мнение, писали на стенах домов: «Прощай, прошлое!» На фасаде римской резиденции диктатора кто-то вывел огромными буквами надпись мелом – «Да здравствует Маттеотти!».
Фашисты, которых в партии насчитывалось несколько миллионов человек, словно растворились без следа – только опустевшие партийные здания да валяющаяся повсюду символика напоминали об «элите нации». Ставшего ненавистным «жука» (насмешливое прозвище эмблемы фашистской партии) уничтожали повсюду, милиционеры снимали с себя мундиры, рядовые фашисты – партийные значки.
Начальник штаба фашистской милиции генерал Гальбиати, в чьем распоряжении была прекрасно вооруженная дивизия «М», бездействовал, ожидая распоряжений от Муссолини. Он не сумел предотвратить даже разгром партийной организации в столице, не говоря уже о том, чтобы попытаться очистить римские улицы от толпы. Уже упоминавшийся на страницах этой книги эсэсовский переводчик и сотрудник немецкого посольства в Италии Евгений Доллман так описал свою встречу с бравым фашистским воякой, состоявшуюся в решающие вечерние часы 25 июля 1943 года:
«…Я спросил, что он собирается делать со своей милицией и в особенности с дивизией «М», со всеми ее инструкторами из войск СС, «Тиграми», зенитками и другой техникой. Он закатил глаза, как это любил делать дуче – на этом, правда, их сходство заканчивалось, – и произнес:
– Мы совершим марш!
Я спросил его, когда, куда и зачем, и он совершенно обезоружил меня своим ответом:
– Всегда готов!
Я молча выслушал серию лозунгов, которые знал наизусть: «Наша жизнь принадлежит дуче!», «Моя милиция будет сражаться за него до последней капли крови!», «Дуче, командуй! Мы пойдем за тобой!». Это был утомительный и бессмысленный монолог. Чтобы прекратить его, я спросил, что будет, если дуче окажется в таком положении, когда он уже не сможет отдавать приказы. Но генерал Энцо Гальбиати, прекрасный молодой человек, не замеченный в трусости, не растерялся:
– Дуче всегда сможет отдать приказ!
Я понял, что он безнадежен».