Царевна, царица, богатырь и птица (СИ) - Филимонова Наталья Сергеевна. Страница 24
Усмехнувшись, богатырь отошел к окну и с самым безразличным видом уставился в него. Правда, что он мог там сквозь то окно углядеть, царевна так и не поняла. Окошко здесь было не слюдяное, как в царском тереме или в доме богатырей, а самое простое, из бычьего пузыря. Свет кое-как пропускает – и то дело. Распахнуть бы его, воздуха свежего в избу напустить – да с ним и мухи поналетят тучами, чай лес недалече, да и речка рядом, насекомых тьма. Да вон, одна и ползет по раме. На нее-то только и оставалось смотреть невольному то ли свидетелю, то ли надзирателю.
Кинув еще один недовольный взгляд на Анжея, Алька решительно подошла к лавке – ближайшей от Елисея. Тот, в свою очередь, оценив расстояние, тоже решил, что нечего тут всяким богатырям наушничать. Вздохнув чуть укоризненно, он приподнял свой… стул и, согнувшись в три погибели, попытался сделать осторожный мелкий шажок. Тут же стало ясно, что следующий шаг запросто может обернуться падением носом в пол. Пришлось срочно приземлять стул на пол.
Однако попыток приблизиться к нареченной Елисей не оставил. Королевичем он был, несмотря ни на что, упорным. А потому с обреченным и скорбным видом подсунул обе ладони под сиденье, слегка перекосился, приподнимая половину собственного зада вместе со стулом – и “переступил” обеими его правыми ножками чуть вперед. Перекосился в другую сторону – и волевым усилием приподнял левые ножки стула.
На первый стук деревянных ножек об пол Анжей еще обернулся и даже вскинул брови. Однако тут же его лицо сделалось непроницаемее прежнего, а затем богатырь и вовсе снова отвернулся к окну, изучая муху так, будто ничего увлекательней в жизни не видал. В том, что душе он хохочет гиеной, Алька даже не сомневалась.
Сама царевна за передвижениями суженого наблюдала с искренним интересом, чуть наклонив голову. Ну занятно же! Вон как извивается да переваливается. И нечего с такой укоризной на нее вскидываться! Не ей же, слабой девушке, тяжелую лавку к нему подтаскивать, в самом-то деле.
Подобравшись наконец почти вплотную к царевне, Елисей еще и наклонился к ней, чуть приподняв задние ножки стула и балансируя на собственных ногах.
– Алевтина! – громким шепотом воскликнул он. – Любовь моя! Давай сбежим вместе!
Алька недоуменно мотнула головой.
– Куда?!
– Со мной!
– Но зачем?
– Так жениться!
Царевна моргнула. Ощущение было такое, будто один из них двоих безумен… и хотелось верить, что все-таки не она.
– Куда бежать-то?
– Ну так… в Тридесятое! Граница рядом, я уже все узнал.
Алька посмотрела на бывшего жениха с каким-то даже сочувствием… она в самом деле подумала “бывшего”?
– Елисеюшко, там заслон из стражи.
– Ничего! – юноша попытался выпрямиться, и стул опасно покачнулся. Альке даже на миг показалось, что сейчас королевич прямо у ног ее и рухнет. Впрочем, в последний миг ему удалось чуть качнуться назад. – Не бойся ничего, я с тобой!
– А-а-а, – задумчиво протянула царевна, окидывая Елисея оценивающим взглядом. И в самом деле, чего уж бояться, когда рядом такой защитник?
Но главное-то – ей, наследной царевне Тридевятого, с чего бы вообще своей же стражи бояться?
– Елисеюшко, – ласково начала она. – А зачем нам вообще бежать-то? Я ведь тут царевна и наследница, помнишь? Помнишь, мы с тобой мечтали все, что вот поженимся, станем с тобой царем да царицею. Будем править мудро да справедливо… как же мы править-то будем, коли сбежим?
– Так ведь главное дело-то – пожениться! – все таким же громким шепотом горячо возразил королевич. – А там мы твое царство и отвоюем. Отец мой и войско давно собрал.
Алька открыла было рот – и тут же закрыла. Новость оглушила.
– Что значит – войско? – севшим вдруг голосом переспросила она. – Как это – отвоюем?.. Это что же… твой отец на мое царство нападать собрался?! Моих людей убивать?!
– Так ведь ради нашей любви все, Алевтина моя несравненная! – пылко возразил Елисей. – Он давно мне сказал, если, мол, та девка безродная кочевря… то есть коли сестрица твоя – злодейка запретит, так мы и завоюем Тридевятое. И мы с тобой поженимся, как мечтали. И присоединим Тридевятое к Тридесятому законно…
– Погоди! – Алька, схватившись за голову, сжала виски запястьями, потом вскочила, чуть оттолкнув и едва не опрокинув стул с королевичем, – что значит – присоединим?! Мы же говорили с тобой об объединении…
– Ну да, – королевич недоуменно хлопнул ресницами и завертел головой, пытаясь уследить глазами за бегающей из угла в угол невестой. – Вот завоюем, присоединим, вот и объединение.
– Ага… – совсем тихо пробормотала Алька. – Вон оно как, значит… а править-то как ты собирался? Двумя царствами-то разом?
Вспомнилось вдруг отчего-то, как сама однажды при сестрице Наине размечталась вслух – мол, вот стану царицей, будут в моем царстве все счастливо да богато жить… Сестрица тогда усмехнулась эдак издевательски, да и спросила: “Да? И что же ты для этого сделаешь?”. Юная царевна аж надулась от важности. “Ну, для начала отменю все налоги…” – сообщила она то, что казалось совсем очевидным. Не раз ведь слыхала от челяди, что простому люду налоги платить не так-то легко бывает. “Вот как? А больницы и школы для бедных, стало быть, закроешь по всему царству? – поинтересовалась тогда Наина. – Больницы из казны финансируются. Казна налогами пополняется…”. Крепко тогда призадумалась Алевтина. А потом неуверенно выдала: “Ну… тогда повышу налоги…”
Альке тогда едва пятнадцать исполнилось. А только отчего-то вдруг показалось сейчас, что и после того она не больно-то повзрослела… пока не сбежала да в дом богатырей не попала. Не пожила сама, как простой люд живет. Не посмотрела настоящим бедам в глаза.
А Елисей… подумалось отчего-то, будто и он сейчас – как она тогда, пятнадцатилетняя. Так ведь он-то, небось, и постарше нее будет! Да и в академии учился, хоть Тридесятое и в договор международный не входит. Нарочно учился, чтобы званию жениха Алькиного соответствовать! Когда-то это казалось ей едва ли не великой жертвой с его стороны.
Королевич неопределенно пожал плечами.
– Ты, любовь моя, не волнуйся на этот счет. Никто тебя не станет заставлять всей этой скукой заниматься. И меня тоже! Я знаешь сколько в академии от этого страдал! Но отец все на себя возьмет. А мы с тобой будем жить счастливо. Приемы устраивать, маскарады, охоты. Наше дело – пожениться только. Сестрицу твою низкородную казним, чтоб неповадно было…
– Что-о-о?! – Алька резко развернулась на каблуках и уставилась на королевича.
Елисей что-то лопотал в ответ, но у царевны будто пелена перед глазами опустилась, а в ушах загудело.
А может, наоборот – слетела вдруг пелена?
Как же это раньше она – никогда не задавала верных вопросов? Ведь говорил ей Елисей всегда почти то же самое, да только слышала она будто что-то другое. А еще все хотелось по-своему, сестрице назло сделать. А выходит-то… и не по-своему вовсе? По чужой указке?
А еще подумалось вдруг: да и сама-то она – многим ли Елисея лучше? Для чего она мечтала стать царицею поскорее? Да чтобы… чтобы свободной стать. Чтобы никто указывать ей не мог больше. Чтоб делать, что пожелает. Самой за себя решать. А о том, что и за других решать придется – как-то не думалось.
Елисей вот, выходит, все это время звал ее замуж – напротив, чтоб навсегда свободы лишить, сделать из нее куклу на троне, чтоб управлял ею король Демар из Тридесятого.
Хотя, кажется, сам Елисей тоже свободы для себя хочет. Только понимает ее как-то иначе. Он хочет быть… свободным от ответственности. Не решать ничего. А ей, Алевтине – нужна ли такая свобода?
– Елисей, – тихо произнесла Алька, прервав излияния бывшего – теперь-то уж точно! – жениха. – Елисей, а за что ты меня полюбил?
Вдруг почему-то показалось очень важным это выяснить.
– Ну как же… отец велел – вот, мол, женишься на царевне… я и полюбил сразу!
– Ясно, – царевна вздохнула и продолжила тихо, будто про себя, – а вот за что же я-то тебя полюбила?..