Давай никогда не встретимся (СИ) - Лайкова Алёна. Страница 24

Стоять или бежать, но всё равно гореть.

Огромный синий кит

Порвать не может сеть,

Сдаваться или нет,

Но всё равно гореть.

Я слабо шевельнула губами, напевая слова, и нажала повтор. Песня в наушниках заиграла по кругу, отдаваясь аккордами в сердце. Мне и раньше она нравилась, и я с удовольствием наигрывала её на гитаре, когда заканчивались собственные слова и мотивы. Но сегодня песня особенно трогала нервы, заставляя те отзываться тягучей печалью. Почему именно она? Я взглянула на бегущее вверху страницы имя Влада и нахмурилась. Почему её?

Прежде чем идти нужным маршрутом, пришлось проводить его на работу – убедиться, что не столкнусь с ним в другом месте. По дороге Влад снова зашёл за кофе и, с наслаждением попивая его, поспешил к «Аквамарину». Я следила за ним с невольным удивлением. Мне казались дикими его беспечность, его жизнелюбие, когда я, словно гадалка, прекрасно знала, что принесут ему грядущие дни. Неужели мы все обречены оставаться в неведении до конца? Что это: жестокость судьбы или её милосердие?

Сегодня подгоняемые нарастающими, разбухающими внутри эмоциями воспоминания особенно обострились. Они врывались в мысли, заслоняя мир, и события прошлого казались свежее настоящего. Чтобы развлечься в дороге, я открыла путь одной из жизней, позволив рассказать свою историю. Воспоминания с готовностью хлынули в голову.

– Зачем Вы меня вызвали, госпожа?

Я подняла взгляд на служанку. Молодая, бойкая, верность в душе соединяется с робостью. Если следователь решит её пытать, наверняка та всё расскажет. Стоит ли рисковать? Я взглянула на висящий над камином портрет мужа – роскошный, полный скрытого восхваления – и сжала губы. Стоит.

– У меня для тебя поручение, – ровно произнесла я. – Поручение тайное, и знать о нём не должен никто из домашних, особенно господин. Если проговоришься, ни мне, ни тебе головы не сносить.

Служанка кивнула. Начало её не пугало – у хозяев бывали разные причуды.

– Сейчас ты отправишься к лекарю, – продолжила я. – К лучшему – Василию-травнику. И закажешь, не говоря, для кого, сильный яд, такой, что не оставляет следов.

Вот теперь девушка испугалась. Её глаза широко распахнулись, будто она хотела как следует меня рассмотреть. Рот беспомощно открылся. Голос дрогнул.

– Госпожа, что Вы собираетесь сделать?

– Тебя это не касается, – отрезала я.

Служанка отпрянула, пугаясь и слов, и тона.

– Это приказ, и ты должна его выполнить.

Девушка склонила голову, нервно сглатывая. Она уже прекрасно всё поняла, но мне была верна больше, чем господину, и не посмела бы разрушить заработанное за годы доверие. Она приехала в этот дом со мной. Предать меня означало бы для неё гибель.

– Слушаюсь, госпожа.

И, поклонившись, служанка вышла.

Я посидела немного, слушая её шаги в коридоре, а потом встала и прошлась по комнате. От нервного дыхания вздымалась грудь. Запрокинув голову, я посмотрела на помпезную хрустальную люстру, одну из тех, что муж выписал из-за границы. Почувствовав непреодолимое желание расколотить эти висюльки, отвернулась.

А ведь как всё хорошо начиналось! По крайней мере, неплохо.

Всё изменилось год назад. Поскольку близился возраст, когда юные девушки покидали семьи, а влачить существование в монастыре я не хотела, оставалось лишь выйти замуж. Другого пути для женщины не существовало. Вопрос состоял лишь в том, за кого. Претенденты были, и старики, и молодые – к сожалению или счастью, но я пользовалась успехом у женихов. Последнее слово оставалось за отцом, но на его решение можно было повлиять. Об этом не беспокоилась.

Гораздо больше я думала о самих женихах. Когда отсеялись все пустословы и заведомые мерзавцы, претендентов осталось трое. Первый был старше меня в четыре раза и, к сожалению, обладал отменным здоровьем. Вряд ли в его планы входило быстро оставить меня вдовой; скорее он собирался насладиться обществом юной жены как можно дольше. Второй всё время молчал и мог оказаться удобен, но меня отталкивала сама его внешность: бледный, с сальными волосами и блёклым взглядом, словно вылез из склепа. Выходить с таким в свет было бы унижением.

Третий показался мне лучше всех. Молодой, с горящим взглядом, искренний и весёлый, он шептал, когда оставались наедине, мне слова любви. Эти клятвы и признания никак не трогали моего сердца, но мужчина обещал: «Я сделаю всё, чтобы ты была счастлива, даже если не полюбишь меня». Это звучало убедительно, и я наивно позволила себе поверить.

Свадьба была красивой, как и наша пара. Мы стояли у алтаря юные, очаровательные, на первый взгляд даже счастливые. Потом случилась первая брачная ночь, и тогда-то, в его объятиях, осыпаемая горящими на коже клеймом поцелуями я поняла, насколько он мне отвратителен.

В дверь постучали, а потом не утруждая себя ожиданием вошёл муж. Я взглянула на него гордо, презрительно и отошла к окну.

– Сегодня у меня встреча, – буднично сообщил муж.

Я скривила уголок рта. Он же у нас купец! Папенька был так счастлив заполучить в зятья серьёзного человека.

– Разрешаю поехать со мной.

– Я хочу повидать сестру, – ответила я, разглядывая его в призрачном отражении дневного окна.

– К твоей семье я сегодня не собираюсь, – холодно произнёс муж, складывая на груди руки.

– Тогда поеду сама.

– Не поедешь. – В его голосе появились стальные нотки, царапнувшие слух, и я, не выдержав, обернулась. Напоролась на безжалостный взгляд. – Я запретил тебе выходить из дома. Думаешь, не знаю, чем ты займёшься, как только переступишь порог? Меня не обманешь показной невинностью!

Его голос всё нарастал, подобно сходящей лавине; с губ брызнула слюна. Я отступила, волком следя за ним и невольно придерживая ладонью ещё ноющий на бедре синяк. Один единственный раз… но мне хватило и его.

– Надеялась, позволю крутить интрижки за моей спиной? – кричал муж. – Думала, меня легко обмануть, простака? Я помню, как ты строила глазки моему гостю на встрече, так что скажи спасибо, что вообще беру с собой!

– У тебя больная фантазия, – процедила я, вскидывая голову. – И заигрывала с ним я только в твоём воспалённом мозгу.

– Довольно!

Я вздрогнула, но взгляда не опустила. Муж, тяжело дыша от ярости, пошёл к двери. У самого выхода, обернувшись, злорадно оскалился.

– Что ж, ты, как посмотрю, не образумилась. Я поеду один. А ты сиди здесь.

И, хлопнув дверью, вышел. Я осталась одна, молча глядя ему вслед, и по щекам против воли текли злые слёзы бессилия.

К вечеру наконец вернулась служанка. Муж ещё был в отъезде; я изнывала от нетерпения и, сразу как только девушка появилась, вызвала ту к себе.

– Ну? Не томи. Он согласился его изготовить?

– Да, госпожа, – склонила голову служанка. – Но у лекаря было условие.

– Какое? – спросила я, холодея от дурного предчувствия.

– Он желал, чтобы Вы забрали яд сами. Перед тем, как продать его, он хочет поговорить с Вами лично.

Я закусила губу, сдерживая стон. Что за пустая причуда? Неужели нельзя просто отдать то, что спросили? Тяжёлый вздох всё же сорвался в воздух против воли. И как я приеду? Отсутствующим я взглядом посмотрела на служанку и кивнула.

– Хорошо. Когда он сказал приходить?

– Через три дня. Но, госпожа, – девушка робко подняла на меня глаза, – как же Вы выйдете?

Я махнула рукой, отсылая её со всеми вопросами прочь. Настроение было прескверное. Правильно истолковав жест, служанка тихо вышла. Я поднялась, запахнула плотнее шаль и принялась мерить комнату шагами, как загнанный зверь. Пленница в доме мужа. Более позорного положения не придумаешь. Сбежать от него не могу – с него станется обвинить меня во всех грехах, и тогда закончу публичной женщиной. Или, того хуже, объявит прилюдно ведьмой – не доживу даже до публичного дома. Но и выносить такое существование я больше была не в силах. В свете мужа считали простым, но добрым человеком, и попробуй я рассказать правду, не поверили б ни единому слову. Выход оставался один. Брак заключался на всю жизнь, но не уточнялось, на чью. Пусть мне и суждено гореть за это в аду, но я собиралась любой ценой освободиться от тирании.