Владимир Петрович покоритель (СИ) - "Дед Скрипун". Страница 37

— Ты не имеешь права так поступать. — Прохрипел он. — Нет такого закона.

— Я закон. Я Грост Фаст Кардир, владеющий жизнями Фастов Лишаю тебя титула, своим словом. Уберите от меня эту мерзость.

Смайлюсы

Что моет быть поганее, чем ехать куда-то, когда всей душой, находишься в другом месте. Да, я сейчас в седле. Впереди покачивается спина Габсурдина. Если бы не обязанности Гроста, небыло бы меня сейчас в этом чертовом лесу, за много километров от места, где остался разум. Вокруг привычное уже, сюрреалистичное издевательство над красотой местной природы. Извращенные подобия деревьев, кустарников и травы, проплывают, по обе стороны натоптанной тропы. Солнце пробивается сквозь кроны, солнечными зайчиками сверкая в глаза. Мы едем на побережье исполнить долг.

После той унизительной сцены отстранения, Фаста прибрежного племени, от обязанностей, пришлось ехать на встречу с его бывшими фастирами. Мне было стыдно за свой срыв тогда. Можно, что угодно говорить в свое оправдание. И то, что расстроен исчезновением жены, и то, что выпил много вина, и то, что Габсурдин сам виноват своим наглым поведением спровоцировав конфликт. Но это ни в коей мере не извиняет меня. В том, что приходится сейчас ехать к черту на кулички, вместо того, чтобы заниматься поисками жены, в этом только моя заслуга. Не психанул бы я тогда, придурок, сейчас все было бы по-другому. Нужно учится держать себя в руках.

После лишения фастирства, Габсурдин, долго, молча, стоял на коленях, опустив голову, на что-то решаясь. Мне было наплевать. Я уже забыл про него, отвлекшись поисками места, где последний раз видели Строга. Турып (это, тот молодой озбрассо, что видел момент исчезновения моего друга), постоянно путался, указывая то в одном направлении, то в другом. И чтобы он вспомнил, мы пытались воссоздать сцену сражения, на тот момент.

Строга изображал Бутсей, что кстати очень даже неплохо у него получалось. Он очень правдоподобно вскидывал руки вверх, и падал на землю, когда напрогрессорствую театр, будет Отеллу играть. Бабы и дети вживались в роли бляхсов: одни ползали, а другие пытались как можно выше подпрыгнуть. Забавно смотрелось. Остальным не приходилось ничего из себя изображать, они и так были участниками того сражения. Выездная гастроль театра долбоящеров, по-другому и не скажешь. Можно было бы посмеяться, если бы не было так погано на душе.

Общим мощным мозговым штурмом, после просмотренного несколько раз представления и бурного спора, сопровождаемого матерной руганью, пришли к выводу, что не мог Строг исчезнуть незамеченным. Слишком много вокруг присутствовало свидетелей. А так как в мистицизм и телепортацию тут никто не верил, потому, что даже понятий таких не знал, и версию растворение объекта в воздухе тоже не поддерживал, то вывод напрашивался один: провалился вождь баруци под землю. Оставалось только понять, как, и в каком месте.

Подпрыгивания, притопывания, пинки кочек, и ползанье по траве, результатов не принесли. Тогда мной было принято гениальное решение: перекопать тут все к чертям собачьим. Кому не досталось лопат, с остервенением принялись ковырять землю палками. Работы закипели. Но результатов мне увидеть не довелось. Проклятый Габсурдин спутал все карты, грохнувшись около меня на колени и с мольбой пожирая глазами заявил:

— Грост. Прости меня, за недостойное поведение. Я не понимал тогда, не знал всего, что произошло. Злоба и отчаяние затмило разум. Спасибо выжившим и спасенным тобой соплеменникам, все объяснили. Я согласен с решением, по лишению меня титула Фаста, и не смею оспаривать его, но стою сейчас на коленях с просьбой: «Прояви милосердие, приюти оставшихся в лесу людей моего племени».

— Еще есть люди? — Сказать, что я удивился, это значит ничего не сказать. — Какого рожна ты молчал?

— Я не мог решиться на разговор. Там женщины, дети и раненные. Они напуганы и прячутся.

— Он прав, Кардир. Ты обязан помочь. — Как Дын оказался за моей спиной я не увидел. И только чудом удержался от того, чтобы не заехать ему по физиономии второй раз. — Ты Грост, и потому тебе решать их судьбу.

Вот почему так? Почему надо всегда делать то, чего не хочется? Карма у меня такая что ли? И ведь понимаю, что они оба правы, что нельзя бросить людей на произвол судьбы. Но меня-то, кто поймет? У меня пропала жена, я обязан ее найти. Что делать с обязанностями, противоречащими моим желаниям? И согласиться нельзя, и послать подальше не получится.

— Может сам сходишь и приведешь? — Сделал я робкую попытку отмазаться.

— Теперь не могу. Я никто для них. А они не пойдут в чужое селение без приглашения. Там нужен ты.

Вот, что за бред? Что за извращенные традиции, блин? Почему даже поход в гости обязательно должен сопровождаться ритуалом? Хорошо хоть без жертвоприношений. Так они меня скоро со свету сживут обилием проблем. Прав был Жванецкий: надо, что-то в консерватории менять.

— Не волнуйся, Фар, мы за время твоего отсутствия все тут изроем, и обыщем. Найдем мы то место куда Строг мог провалился Не сомневайся. Езжай спокойно. — Это уже Бутсей нарисовался. Сговорились они что ли. Нет бы поддержать своего вождя, а они его дружно выпроваживают.

Теперь вот еду, и рассматриваю покачивающуюся спину Габсурдина, и окружающий полусумрак леса. Стволы деревьев- великанов, проплывают мимо, и одно из них меня на столько заинтересовало, что я свернул с тропы и подъехал, чтобы удовлетворить свое любопытство. Огромное, около метра в диаметре дупло, в стволе гигантской то ли сосны, то ли дуба, я даже рот открыл от удивления, никогда ничего подобного не видел. Внутри темно и сыро.

— Это самщир. — Прозвучал рядом голос попутчика. — Древесина съедобна, по вкусу напоминает сливу, (конечно же я использую слова слива как вкусовой аналог к местному определению). — Внутри много места, правда сыро из-за подтекающего сока.

Чего тут только не увидишь. Уже не удивляюсь. Но надо ехать. Время не ждет.

Внезапно, едущий впереди хатир Габсурдина остановился, и замер, ожидая, когда подъеду я.

— Впереди смерть. — Произнес бывший Фаст могильным голосом. — Опять я не выполню своего долга, не спасу племя.

— Что случилось?

— Слышишь этот гул? Это смайлюс.

— Что еще за напасть? — Впереди действительно нарастал глухой гул, как будто стая шершней приближалась к нам. Нервишки неприятно защекотало.

— Время объяснять нет. Забирай моего хатира и убегай, что есть мочи беги назад. Я останусь и отвлеку. Возможно одного меня хватит, и они не кинуться в погоню. — Он спрыгнул из седла на землю и застыл с топором в руках.

— Что тут вообще происходит? С чего это ты решил, что я могу сбежать? Или сдохнем вместе или сбежим, опять же вместе.

— Это стая. Маленькие, злобные, очень быстрые, пожирающие все на своем пути создания. От них нельзя отбиться и нельзя убежать, только отвлечь.

— А спрятаться?

— Тоже нет, к них очень хороший нюх и зрение.

— Ну-ка прыгай в седло. — У меня мгновенно созрел план.

— Я сказал в седло. Выключи своего упрямого барана, и слушайся. — Рявкнул я. — Шанс всегда есть.

Через минуту, мы уже наблюдали за скрывающимися за поворотом хатирами, отправленными в поселок, стоя по колено в липком, воняющим брагой соку самщира, высунув из дупла взволнованные рожи.

— Я понял. Ты хочешь пожертвовать ими для спасения. — Габсурдин угрюмо кивнул в сторону убегающих животных. — Стая бросится следом и потеряет нас.

— Хрен им, а не Тузик, я своих не предаю. — Злобно оскалился я.

Через мгновение после исчезновения из поля видимости, хатиров, появились они, очередные извращения местной флоры. Вот откуда тут могли знать про смайлики? Откуда настолько идентичное название, со стилизованным графическим изображением из моего старого мира. Смайлюс — смайлик. Желтый, размером с теннисный мяч, в красную полосочку под зебру, с пчелиными крыльями и хищной улыбкой акулы, колобок убийца, два изумрудных глаза и две черные дырки вместо носа. В общем полный бред.