Сваха для дракона (СИ) - Лисовская Лилия. Страница 83

– Что она там забыла? – в замешательстве пробормотал Снорре, вновь и вновь касаясь ладонью груди. Он морщился, но не от боли – золотая струна растягивалась, пытаясь увлечь капитана за собой. Именно это тянущее ощущение в сердце люди чаще всего принимают за тоску по кому-то. Но Снорре был слишком приземленным для подобных рассуждений, да и к ведьме не питал никаких теплых чувств.

Марна скрылась из виду, но мы продолжали стоять на дороге бок о бок. Краем глаза я замечала, как ликуют тени, бросаясь за ней вдогонку. Они юрко двигались, прижимаясь к земле, и выписывали невероятные кульбиты, когда на пути попадались неожиданные препятствия.

– Догнать ее не получится, – резюмировал капитан, со вздохом потирая лоб, – и надо ли?

Темнота окутала нас, и я поняла, что лучшего времени для разговора по душам может и не выдаться.

– Что случилось с вами в Тюрре? Отчего вы так не хотите возвращаться домой? – тихо спросила я, боясь нарушить удивительную ауру единения с ершистым капитаном. Тот покосился на меня, сурово хмуря брови.

– Откуда такой интерес к моему прошлому? – горько скривив губы, спросил Снорре, поворачиваясь ко мне всем корпусом. – Вам не хватает личных тайн?

– Секрет взамен на секрет? – предложила я и тут же прикусила язык. Все еще не было четкой уверенности, могу ли я доверять капитану, но память до сих пор терзали воспоминания о том, как он заслонил меня от верной смерти.

Повисла пауза. Снорре разглядывал меня в упор, склонив голову к плечу.

– Договорились. Что вас интересует?

– Почему вас изгнали?

Снорре вздохнул и направился к костру. Присев на поваленное дерево, он уставился на угли, которые едва тлели, словно Марна забрала с собой и огонь. Я с опасением уставилась на палатку, в которой отдыхал Лоркан. За темно-серой тканью что-то перманентно вспыхивало, и я потянулась откинуть полог, чтобы воочию увидеть, что же там происходило. Но Снорре оказался быстрее – грубовато схватил меня за запястье и покачал головой. Впрочем, в глухом лесу разве что любопытным белкам было не наплевать на все этикетные выверты.

– Не стоит, Ималия, – произнес Снорре, пропуская формальное “леди”, – это не ваша битва. Он и сам справится. Если опять пожар не разведет.

– И часто с ним такое? – перед глазами мелькали порожденные воображением образы, как Лоркан, не просыпаясь, сгоняет с себя упрямые языки пламени, цветущие прямо из-под кожи.

Снорре усмехнулся, зарываясь пальцами в непослушные светлые кудряшки:

– Время от времени. Вы хотели узнать, почему меня изгнали? Все очень просто: переступил границу, пускай и знал, что это равносильно самоубийству.

– И все равно не удержались?

Тяжкий вздох, в котором досада смешалась с горечью, раздался у костра:

– Не слишком ли вы снисходительны? Вы хоть раз любили так, что кажется, что даже если сердце из груди вырвут, оно продолжит биться?

Нет, таким похвастаться я не могла. Мне были недоступны такие страсти, но не сказать,чтобы я была расстроена из-за этого.

– Тогда мне казалось, что мы любим друг друга. Сейчас – что я был слишком юн и верил в иллюзии, которые создал сам. Агне застал меня в спальне сестры и едва не убил. Аста остановила его, конечно, он ее до смерти боится. Только от наказания меня это не спасло.

Снорре ненадолго задумался, как будто вспоминал ту ночь, когда его жизнь разделилась на “до” и “после”.

– Ималия, – хрипло произнес он, – знаете ли вы, как на Севере наказывают предателей?

– Нет, – голос сорвался, по коже пробежала стая мурашек. Нравы в Тюрре были суровыми, и наказание должно было соответствовать. Так и было.

– Предателя раздевают до гола, обливают ледяной водой и выгоняют в долину. Каждому, кто осмелится помочь ему, грозит та же самая пытка. Никто и не рискует помогать. До сих пор помню – она даже не поморщилась, когда меня пинком выкинули на мороз.

Голос у него был тусклый, померкший под гнетом мучительных воспоминаний. Я не знала, что сказать – в сочувствии Снорре не нуждался, старые раны давно отболели. А память… она все равно никуда не денется, как бы он ни пытался выкинуть из головы, забыть.

– Как же вы выжили?

Снорре медленно обернулся ко мне, в его глазах не было ничего кроме стылого льда:

– Вам лучше не знать.

Уже позже, когда я отправлялась на боковую, Снорре окликнул меня, криво усмехаясь:

– Секрет в обмен на секрет, помните?

Я прикусила губу: надеялась, что капитан забудет, но я вновь его недооценила.

– Если бы моей родиной был Тюрр, меня давно ждало бы то же самое наказание. И я надеюсь, что это останется между нами.

Морщинка, залегшая между светлыми бровями, разгладилась. Прежде, чем нырнуть в палатку, Снорре подмигнул мне:

– Слово капитана, леди Ималия.

Ледяная игла под ребрами окончательно растаяла, позволяя мне забыться недолгим сном. Но до того, как коснуться головой подушки, я вытащила из кармана плаща записку Мерани.

Бумага развернулась с тихим шорохом. На белом полотне размером с небольшой свиток Мерани аккуратно изобразил три фигуры, одну мужскую и две женских. Ниже каллиграфическим почерком, без единой помарки, было выведено: “Их было трое”.

А еще ниже раскинула крылья черная птица – рисунок, скопированный со стены пещер Эрооло.

Дорога в Кулунтар вела через заросли терновника – в какой-то момент его стало так много, что сплетенные между собой ветви заслонили небо. Невыспавшаяся и раздраженная, я реагировала на любую реплику гримасами. Изнутри подтачивало предчувствие чего-то недоброго. Даже пожалела, что не настояла свернуть к Лигоду, минуя Кулунтар, но сейчас поздно было рассуждать о том, что было бы, если бы.

– У меня, отчего-то, смутное чувство, что нам не надо туда ехать, – заявил Снорре, оглядывая дорогу, уходящую все глубже и глубже в заросли терновника. Тени, перестав скрываться, шмыгали под копытами, от чего лошади раз за разом оступались. За спиной тихо ругались гвардейцы – один из них пытался отловить особо нахальную тень, которая ужом пробралась за воротник мундира. Остальные не помогали, только хихикали над незадачливым товарищем.

– Да еще и эти бестии, – Лоркан носком сапога отшвырнул от себя комок туманной субстанции – две или три тени сцепились не на жизнь, а на смерть, превращаясь в объемный клубок. Они пожирали друг друга, начиная с хвоста, клубились и бурлили. Снорре, настороженный и слегка нервный, озирался на каждый шорох, на каждый треск веток под копытами лошадей.

– Ерунда какая-то! Едем, едем, а дороге и конца не видно!

– Чуть дальше будет столица, – я выудила из памяти воспоминания о последнем визите. Когда я последний раз была в Кулунтаре, дорога еще не заросла терновником. Все было иначе: зеленели сады, распускались цветы на глазах у путников, а в кустах шуршали мелкие животные – белки и лисицы. Когда все успело так измениться?

Я оказалась права: мы в полнейшей тишине въехали через распахнутые и покинутые ворота в город. Столица тоже изменила свой облик до неузнаваемости: всюду из-под рассохшейся, бесплодной земли пробивались кусты терновника, расставившего во все стороны полуметровые иглы. И даже солнце не пробивалось сюда через плотно сомкнутые ветви. Улицы были погружены в полумрак, в котором тени чувствовали себя вольготно. Они совсем охамели – цеплялись за лошадиные ноги, в надежде прокатиться с ветерком.

Краска на невысоких зданиях по обе стороны от главной дороги облупилась, и ветер, налетая резкими порывами, срывал ее хлопья, разнося по городу. На глаза попались две или три редкие фигуры, которые при нашем появлении заворачивали за угол или прятались в домах за темными, перекошенными дверями. Мостовая изошла трещинами, которые по ходу движения только углублялись, оставляя дыры и провалы.

– Мрачно, – резюмировал Лоркан, вертя головой. Никто не вышел нас встретить, позволяя самостоятельно двигаться к замку, стоявшему на холме в отдалении.

– Когда я была здесь несколько лет назад, все было иначе. Что же Ба’Дияр сотворила! – выпалила я, чувствуя, как сжимается сердце. Раньше Кулунтар, и его столица – Кулун, – подтверждали свой статус самого древнего государства. Я смотрела на улицы и не узнавала их. Каждый, кто хоть раз бывал тут, уезжал с ощущением, что побывал в сказке. Кулунтарцы владели магией, – не на том уровне, что Одхан, но все же, их дома редко обходились без простеньких заклинаний, заметно облегчающих быт. И даже воздух тут был пропитан магией, трещал от разноцветных искр чужого волшебства. А сейчас… Пусто. Как будто кто-то высосал все волшебство, оставив после себя безжизненную пустыню.