Черный день. Книги 1-8 (СИ) - Доронин Алексей Алексеевич. Страница 167

Уцелевшие — полдела. Прежний Данилов кинулся бы на шею к любому, кто не стал бы в него стрелять, даже к сумасшедшему старику, похожему на доброго священника.

Прежний и теперь питал слабую надежду, что кто-нибудь из тех, кто был ему дорог, уцелел. Но прежний Данилов умирал, а новый мыслил другими категориями. Он хотел пережить зиму и знал, что для этого нужно. Создать запас, а потом залечь на дно. План этот родился за время похода. В теории все было просто: найти еды на три-четыре месяца и дом с печкой как можно дальше от обитаемых мест. В идеале там, где и раньше людей не было.

На практике… Не валялось бы вокруг так много трупов, если бы еда была доступна. Холодами в Сибири никого не удивишь, а радиация угрожала людям далеко не везде.

Он пошел по дороге — дорога тут одна. Именно дорога, хоть и называлась улицей Проспектной. Тянулась она большей частью через места, которые городом назвать нельзя даже с бодуна.

Зато сбиться с пути было трудно — скособоченные, как алкоголики, рекламные щиты по обе стороны торчали из снега через каждые двадцать — тридцать метров. Билборды стали новыми ориентирами для Саши.

Идти по этой дороге — значит попасть на Тырган, где находилась и «Оптима», и все остальные крупные ТЦ. Километров пять, но после четырехсот от Новосибирска — это смешно. Да и заблудиться в этих местах он не боялся.

Данилов перехватил лыжные палки поудобнее и двинулся в путь, стараясь обходить сугробы, под которыми еще угадывались автомобили.

Сугробы…

Гробы.

И все же он чуть не сбился с дороги. Его застиг сильный пеплопад — инфернальный аналог снега. За минуту лыжные очки покрылись толстой черной коростой. Какие-то вредные микрочастицы пробрались там, где очки неплотно прилегали к лицу, и глаза жутко заболели. Закрывавший нос и рот шарф забился пеплом и начал душить, как кляп. Но, что хуже всего, видимость упала до нуля даже при включенном фонаре. Он двигался сквозь густой кисель.

Почти ощупью Данилов вышел к низенькому железному ограждению остановки «Площадь Шахтеров». Выждал несколько минут — это погодное явление длилось недолго, — после чего продолжил путь.

Совсем скоро он оказался в чистом поле. Только что вокруг громоздились руины кирпичных строений, и вдруг как отрезало. Александр вспомнил — раньше тут были деревянные постройки, и они, конечно, сгорели дотла. Теперь только снежные холмики, похожие на небольшие курганы, отмечают места, где стояли дома. Над холмиками возвышались печные трубы.

Вскоре с другой стороны дороги потянулись развалины обогатительных фабрик и угольных предприятий — хаос обломков кирпича и железобетонных плит, среди которых попадались смятые, перевернутые железнодорожные вагоны.

Наконец по левую руку земля опять нырнула вниз, начался откос — но это был уже не Провал, а естественный рельеф этих мест. Почти каждый клочок внизу был когда-то застроен, кое-где домишки лепились на склоне с уклоном в пятьдесят градусов. Теперь все скрывал снег.

Еще минут через двадцать склон выровнялся, потянулся полуобвалившийся бетонный забор, разрисованный веселыми картинками — утятами, солнышками, львятами. Данилов вспомнил это место. Остановка «Улица Марии Старцевой». Вот и кирпичные останки навеса трамвайной остановки — и еще один сгоревший вагон. Половина пути была пройдена.

В этих местах трамвайные столбы устояли — и теперь из темноты бесконечной чередой выступали их силуэты, похожие на католические кресты. С некоторых свисали обрывки проводов, стелились по земле и старались ухватить Сашу за ноги. По обочинам стояли дважды убитые — огнем и льдом — деревья.

Видимость улучшалась. Луч фонаря пробивал темноту все дальше, но и без него уже можно было различить предметы метров за десять. Казалось, откуда-то идет слабый свет — рдяный, как от выгоревших угольев.

Когда-то ему трудно было привыкнуть к обволакивающей темноте, но отвыкать оказалось не менее сложно. Все равно, что оказаться голым на людях. Должно быть, концентрация пепла в атмосфере здесь была меньше. Правда, Саша знал, что тот пепел, который повинен в эффекте ядерной зимы, витает гораздо выше, на границе тропосферы и стратосферы. И с ним пока ничего не случилось.

Стало чуть легче дышать, пепел уже не щипал глаза. Но одновременно появилось странное ощущение — головокружение и звон в ушах. Данилов один-единственный раз был в горах, но запомнил это ощущение. Правда, тогда оно возникло на высоте полутора тысяч километров.

Сейчас от силы 300–350 метров над уровнем моря. Моря… Какого, к лешему, моря?

Первый уцелевший рекламный щит попался возле 12-й школы. Сторона, обращенная к эпицентру, почернела и обуглилась, зато другая, хоть и покрылась морщинами от ветра и мороза, вполне читалась.

Через два часа он добрался до места, так никого и не встретив. Раньше в Рудничном районе, который почти полностью находился на Тырганской горе (хотя по-научному эта форма рельефа зовется «сброс»), проживала большая часть населения города, около ста тысяч человек.

Здесь уже было подобие планировки. Из черного снега поднимались шеренги кирпичных домов, потерявших крыши и верхние этажи. Хотя некоторые здания превратились в груды обломков. Раньше Данилов подумал бы о людях, которые погибли мгновенно в тот день или медленно умирали под завалами. Теперь его мысли текли в другом направлении: сможет ли он найти тут еду? Есть ли смысл копать, имея в распоряжении только руки? Хотя пожары уничтожили многое и в первые недели уцелевшие жители растащили все, что плохо лежало, наверняка кое-что осталось.

Но случилось непредвиденное. Когда он достиг улицы Гагарина, снова встревожено запищал дозиметр. Когда Саша удалялся от Провала, показания прибора становились все меньше, дойдя до терпимых 18 миллирентген в час возле «мясной» рекламы, и вдруг — резкий скачок до 35. Почти как у ямы.

Как так? Ведь он удаляется от эпицентра! Наверно, дело в остаточном фоне, вторичном излучении от панельных коробок, подумал Саша. Ничего другого не шло ему в голову. Значит, на долгие раскопки времени нет. Надо быстро делать свои дела и убираться из этих мест. Он заскользил по поверхности снежного океана.

Ближайший кирпичный дом — раньше там находился военкомат — сильно пострадал, но Данилову нужен был лишь подвал. Он собирался снять лыжи и спуститься туда, когда, стоя у вентиляционного отверстия, услышал тихие голоса.

Нет, нам сюда не надо…

Уже выходя со двора, он увидел в мусорном баке собачью голову. Овчарки. А еще — кости и свежую золу.

Он перешел на другую сторону и свернул на улицу Советов. До райотдела осталось немного, и Саша решил попытать счастья там.

В руинах опорного пункта милиции он нашел два человеческих скелета в обрывках формы и один собачий, но ничего съедобного. Отыскал пару газовых баллончиков и изодранный бронежилет. Увы, реальность не Fallout, броник повысит не защищенность, а риск надорвать спину. Тяжелый кевлар Саша не тронул, но баллончики прихватил, хотя на их эффективность не рассчитывал.

В доме напротив райотдела тоже кто-то квартировал, поэтому и отсюда пришлось уйти не солоно хлебавши. Данилов решил срезать путь и дворами выйти к Ноградской.

Он двигался мимо унылого ряда гаражей, которые оказались крепче жилых домов. Почти все были открыты, многие — со следами взлома…

Впереди показался разрушенный дом. Вот только он был разрушен уже давно, во время пожара, за несколько лет до Сашиного отъезда. Гореть там было больше нечему, и странно, что волна не добила его руины. На фасаде на отслоившейся штукатурке темнело пятно. Если приглядеться, можно было различить буквы: «Спасибо за доступное жилье!»

Молнией пронеслось воспоминание: ощущение мстительной радости и то, как подрагивала рука с баллоном краски, но не от страха, а от азарта. Тогда это здорово повышало самооценку: один против всех, против ненавистной власти, против тупых овощей-сограждан. Герой-одиночка.