Въ лѣто семь тысячъ сто четырнадцатое… (СИ) - Воронков Александр Владимирович. Страница 67

В руках вояки держали бумажные листы — списки. Грамотеи, значит, нынче грамотность — большой плюс. По спискам нас выкрикивали, собирая в небольшие толпы. О правильном строе пока нечего было и мечтать: народ только утром не подозревал, что жизнь резко изменится, абсолютное большинство рекрутов в жизни из оружия в руках держало нож да топор, ну, ещё кистень знаком был многим. А теперь мы — солдаты первого полка нового строя.

Так нам и объявили: вы, дескать, солдаты — не стрельцы, не пехотинцы, а именно солдаты Красно-Московского сводного полка. И полагается нам служить в нём пять лет, а если война — то и дольше. И за эту службу — в мирное время — обещают платить приличные по нынешним временам деньги: аж целый рубль и семь алтын в год. Да ещё кормить, да одевать за казённый счёт, не говоря уже об оружии. А добровольцам и вовсе посулили полтора рубля, что вызвало оживление среди слушающих.

Вот только и требовать с нас будут крепко. Ни о какой стрелецкой вольнице с проживанием в городских усадебках, с правом торговли, извоза и разных промыслов для солдат и речи нет. Жить придётся в казарменном городке, который мы сами себе должны выстроить. Увольнения обещают по воскресеньям, и то — в качестве поощрения. За неповиновение начальству, пьянки, драки, кражи, порчу и утерю вверенного имущества пригрозили спускать шкуру: ну, здесь битьё — явление повсеместное. Строгим выговором на комсомольском собрании отделаться не получится, и коллективу на поруки провинившегося не отдадут: это вам не гуманный послевоенный СССР.

Служить меня направили в формируемый конно-пушечный отряд, под команду свежепроизведённого поручика Вацлава Возняковича. По-русски шляхтич изъяснялся не очень, чтобы очень, но в артиллерийском деле толк понимал. Сам отряд состоял из расчётов двух не новых, но почти одинаковых бронзовых пушек калибром в восемь-девять сантиметров[14], конного уряда[15] и скарба, то есть обоза с боепитанием и матчастью. Численность отряда была небольшой: по семь человек пушкарей, считая десятников, полдюжины ездовых, двое скарбничих ярыжек и скарбничий урядник. Всего двадцать четыре человека вместе с поручиком.

После распределения по подразделениям свежепризванных «в ряды» обстригли под горшок — для этой цели в Красное не иначе, как из Москвы пригнали чуть ли не десяток уличных стригалей-цирюльников. На бороды с усами никто, разумеется, не покусился — впрочем, ввиду малолетства Стёпки, для меня проблемы растительности на лице пока были не актуальны. Тем не менее, утраченные волосы были собраны сенными граблями в здоровую — почти по грудь — копну, уже знакомый по «камизии» попик отчитал над ними кратенькую молитву, покропил при помощи кисти святой водой, потом «старослужащие» навалили сверху сухого хвороста и подожгли получившийся костёр[16].

Нас частично обмундировали, то есть выдали — под запись — каждому то, чего ему не хватало для приближения к единообразию: кому кафтан, кому крепкие штаны, мне достались чуть поношенная, но достаточно удобная пара коротких сапог вместо имевшихся постолов, кафтан, порты и рубашка были признаны временно пригодными к ношению. Вручили по заплечному мешку — прообразу всем известного «сидора» будущих времён, с конопляной верёвкой вместо удобной лямки и по головному убору. Я оказался неправ, посчитав их обычными будёновками. То есть внешне-то они были похожи, но изнутри сшитые по форме традиционных русских шлемов колпаки[17] оказались натянуты на жёсткую конструкцию из железного обода-окола с приклёпанными к нему и сведёнными в конус четырьмя «лепестками». Как подсказали знающие люди, похожая конструкция называется «черепник» и предназначена для защиты головы от рубящего сабельного удара. Так-то оно, конечно, полезно, вот только постоянно таскать на башке без малого полкило — удовольствие ниже среднего. Да и, в отличие от красноармейских зимних шлемов, такую конструкцию не получится по желанию сложить и спрятать за пазуху или, скажем, использовать вместо подушки на привале. Увы, раз выдали такую «недокаску» — придётся привыкать: в любом случае лучше такое, чем ведроподобные кивера времён войны с Наполеоном. Также мы обзавелись личным шанцевым инструментом в чехлах: кому-то достались плотницкие топоры, а кому-то — в том числе и мне — дорогущие по нынешним временам кованные железные лопатки. Во избежание проё… утраты военно-артиллерийским (или военно-стрелковым) способом, на топорищах и лопатных черенках были заботливо выжжены «Шифровки» конкретных подразделений. У нас — «К-МП КПО», то есть «Красно-Московский полк, конно-пушечный отряд». Пришлось ножиком вырезать (по дереву) и процарапывать (на железе) «С. Пушкарiовъ»[18], а то знаю я, как у казённого армейского имущества ноги вырастают… Оно только кажется, что раз казённое, значит — ничьё. А на самом деле за про… утрату придётся отвечать, причём, возможно, собственной шкурой.

Переночевали мы здесь же, в двух палатках рядом с пушками. Впрочем, ездовые устроились в крестьянских хлевах, куда за нехваткой конюшен, временно поместили лошадиные силы и артиллеристов и конников. Поутру нам устроили раннюю побудку, довольно бестолковую пародию на построение с перекличкой, краткий молебен… И, ограничив завтрак выдачей фунта хлеба и кружки колодезной воды, погнали на пхд. Пехтуру и копытных «озадачили» выравниванием верхушки возвышающегося за селом длинного холма и копанием уже растрассированного по периметру широкого рва. А нас отправили четверти версты дальше от рва, где приказали рыть котлован для будущего большого порохового склада. Копать малой пехотной лопаткой — «удовольствие» то ещё. Но всяко лучше, если бы повыдавали повсеместные в этом времени деревянные недоразумения, где узкая полоска железа набита только по самому краю лопатного «полотнища». Понятное дело, что за день весь котлован осилить не удалось. Зато при возвращении в располагу мы увидели возвышающуюся на холме свежесрубленную деревянную церковку и нижние венцы начатых возведением одна вплотную к другой бревенчатых изб. Оказывается, из недальней столицы притопали несколько плотницких артелей, которые и соорудили первым делом обыденку — то есть возводимый за один день небольшой храм. А как иначе? Полковые церкви и в более поздние времена Российской империи возводились раньше казарм.

Впрочем, с казармами, а также конюшнями, складами и прочими арсеналами разобрались быстро и уже через девять дней рядом с Красным селом стоял, выстроенный «на вырост», военный городок первого на Руси солдатского полка. Длинные избы-казармы, выстроенные замкнутым прямоугольником, были рассчитаны аж на тысячу двести человек, а земля и камни, вырытые из трёх окружающих наш пункт постоянной дислокации рвов, использовались для вала, поднятого вплоть до укрытых, в бережение от поджога потенциальным врагом пластами дёрна, тесовых крыш. В двух больших конюшнях внутри получившегося двора можно было бы разместить около трёхсот лошадей, а в пушечном амбаре, где сиротливо стояли оба наших орудия, хватило бы места ещё для десятка.

Полковая кухня пока что размещалась под длинным навесом, но ежедневно в ворота военгородка въезжали гружённые кирпичами для её постройки долгуши[19]. Из этого же кирпича предполагалось выстроить арсенал и пороховые погреба, поскольку хранить боеприпасы и оружие в пожароопасных деревянных строениях — неоправданный риск.

В общем, пхд растянулся у нас на целую декаду. А потом началось проклятие новобранцев всех времён. Строевая подготовка! Нам, артиллеристам, повезло ввиду нашей малочисленности и наличию лошадиных упряжек. Часть личного состава при движении в колонне ехала на пушечных лафетах, в сёдлах коренников[20] и на повозках, причем по команде все, кроме правящих лошадьми ездовых, периодически менялись местами с идущими рядом с пушками пешком. А вот стрелки, вооружённые импортными голландскими мушкетами, на которых странно смотрелись откованные в русских кузницах трёхгранные штыки, и пикинеры со своими четырёхметровыми «оглоблями», маршировали на своих двоих, а их урядники и полусотники срывали голосовые связки, пытаясь заставить солдатиков держать хоть какое-то подобие строя и не разваливать его при простейших захождениях, вроде «правое плечо вперёд». Конная же сотня — на деле, штук сорок всадников, — набранная из, казалось бы, опытных воинов, казаков — участников недавней гражданской войны против царя Бориса Годунова и владычных[21] ратников, благословлённых на службу в Красно-Московском полку патриархом Игнатием, умели зрелищно, лавой, атаковать, но движение в колонне у них отчего-то пока не получалось.