Камень, жнец и мандрагора (СИ) - Серина Гэлбрэйт. Страница 19

Муж был черноволос под стать родовому имени, худощав и мелок ростом — едва ли не на полголовы ниже жены. Мы с ним вежливо кивнули друг другу в знак приветствия и на том сочли представление законченным. Лита обменялась с родителями и Фианом дежурным набором вопросов, неловко мне улыбнулась и была такова. На прощание пообещала, что они с Дравом пока вернутся к его родным, но позже она всенепременно воссоединится со своей семьёй. Мама проводила Литу почти что со слезами умиления и гордости за дитя, избравшее правильный путь. Потом глянула искоса на меня — вот видишь, какой дочерью надо быть, чтобы порадовать материнское сердце.

Ой, нет. Такой, как Лита, я быть никогда не хотела.

И по сей день не хочу.

Подарки совет старейшин принимал полным составом, в просторном зале на первом наземном этаже, восседая в человеческом облике на креслах не хуже королевского трона. Отсутствующий на аудиенции камень заменяла висящая на стене картина, изображающая священную реликвию во всей преувеличенной красе. По крайней мере, на холсте каменюка выглядела куда меньше, аккуратнее и элегантнее, чем в реальности, грубые, резкие линии были сглажены и цвет казался изысканным тёмным шоколадом, а не навевал стойкие ассоциации с отходами чей-то жизнедеятельности. Подарки вручались старейшинам лично в руки, после чего коробки, свёртки, пакеты и даже конверты подвергались беглому осмотру и передавались двум горгульям, стоявшим при креслах. Те относили дары в соседнее помещение, старейшины рассыпались в уже несколько усталых благодарностях и дарителей провожали на выход через боковую дверь.

Там меня встречал Алессандро.

И встречал как положено возлюбленному, истомившемуся в ожидании дамы сердца, но при том не забывавшему, что рядом её родители. То бишь шагнул ко мне, улыбнулся широко, счастливо и нежно, взял меня за руки и коснулся моих губ лёгким поцелуем — ничего чересчур страстного и вызывающего. Отстранился, посмотрел на меня с пылким восторгом от долгожданного воссоединения с возлюбленной, осведомился, всё ли у меня хорошо, и только затем поздоровался с остальными, добавив почтительности при обращении к моим родителям. Спросил, надо ли посетить ещё какие-то места в рамках праздника, и предложил сходить перехватить что-то съестное в одну из местных забегаловок. Мама от подобной возмутительной идеи тут же отмахалась, заявив, что даже в Скарро общепит никогда не сравнится с домашней едой. Настаивать Алессандро не стал, сказав, что в таком случае он забирает Халциону, и мы идём гулять и осматривать достопримечательности, а к остальным присоединимся позже.

Я ничего против не имела.

Алессандро приобнял меня за плечи, и мы неспешно удалились под неодобрительные, удивлённые и завистливые взгляды моей семьи.

Глава 7

— Камень принесли на вручение подарков? — негромко спросил Алессандро, пока мы обходили по соседней улице так и не укоротившуюся очередь.

— Нет. Его заменял его же облагороженный портрет.

— Значит, камень с арены не вывозят.

— Думаешь? — усомнилась я.

— Уверен. Сама сказала, таскать его взад-вперёд долго и хлопотно. Естественно, на самой арене его не оставляют, но…

Но под трибунами есть служебные помещения, а под ареной наверняка прячутся тоннели и шахты, по которым раньше поднимали дополнительный инвентарь и декорации. Держать в таком месте священную реликвию рискованно, конечно, однако это всего на несколько дней, охрана при ней неотлучно, да и кому в голову придёт престранная идея красть этот булыжник самого непрезентабельного вида, немалого веса и сомнительной ценности?

Правильно, никому.

Кроме жнецов.

Я попыталась припомнить, были ли случаи его кражи раньше, и спустя несколько минут признала, что если кто-то отчаянный и намеревался лишить горгулий народного достояния, то о подобных прецедентах во всеуслышание благоразумно не распространялись.

Первым делом мы и впрямь зашли перекусить в одно из ближайших питейных заведений и только после отправились к арене. До вечера туда никого не пускали, и осмотреть её можно было лишь с внешней стороны, чем Алессандро и занялся. Он неторопливо обошёл её кругом, внимательно оглядывая убегающую в голубое небо стену с рядами высоких закруглённых проёмов. Достал из бездонных карманов куртки потрёпанный блокнот и огрызок карандаша и принялся что-то схематично зарисовывать на желтоватых страницах. Дополнял схемы пометками, иногда хмурился, резкими движениями перечёркивал уже написанное и быстро-быстро писал заново. Я плелась следом, щурилась на ярком солнце и откровенно скучала.

Если ночами в Скарро могла замёрзнуть даже горгулья, то днём было жарко. Куда жарче, чем в столице Алансонии в это время года, хотя территориально Скарро находился не сильно южнее. Ещё в городе было пыльно донельзя, а сочетание в окружающем пейзаже однообразных песочно-желтоватых и блёклых оранжевых цветов навевало тоскливую меланхолию. Ни единого дерева, ни кустика, ни даже травинки в пределах видимости, кактусы в горшках на подоконниках и те отсутствовали. Мои сородичи кто по-прежнему маялся в очереди, кто уже сдал подарки и теперь либо заседал в какой-нибудь питейной — назвать местный вариант старинной таверны ресторацией или кофейней язык не поворачивался, — либо улетел во временное жильё, готовиться к вечеру. Поэтому вокруг арены никого толком не наблюдалось, кроме охраны, которая на втором круге начала на нас подозрительно поглядывать. Перехватив очередной недобрый взгляд стражей, кружащих над стеной, я поравнялась с Алессандро, дёрнула его за рукав и жестом показала, что если он не желает представиться архитектором или историком, когда охрана заинтересуется нами всерьёз, то лучше ему закончить осмотр достопримечательности.

К некоторому моему удивлению, возражать Алессандро не стал. Вместе со мной отошёл в сторону, остановился, обернулся, пересчитал крылатую охрану и внёс ещё одну пометку в блокнот.

— Всё снял? — поинтересовалась я, вытягивая шею в попытке хоть что-то разобрать в мелкой клинописи жнеца.

— Основное — да, — Алессандро перелистнул исписанные страницы, задержался на одной. — С сегодняшнего вечера начнутся соревнования и конкурсы за возможность прикоснуться к камню?

— Да. В среднем три-четыре за вечер, потом чествование победителей, потом пьянка.

— И как только победители получат свою награду, камень сразу уберут.

— Скорее всего.

— Что собой представляют эти соревнования?

— Обычные спортивные состязания для любителей, ничего сложного… по крайней мере, для представителей моего народа, — припомнила я папины рассказы.

— А конкурсы?

— Они для желающих похвастаться интеллектом, сообразительностью и логикой. Опять же ничего чересчур мудрёного. Конкурсы красоты и прочие демонстрации полуобнажённых женских тел не предусмотрены. Через пару-тройку часов все начнут собираться возле арены и записываться на сегодняшние.

— Число участников в каждом ограничено?

— Вроде бы. А тебе зачем? Хочешь поучаствовать?

— Нет, — Алессандро прямо на ходу начеркал пяток плюсов и минусов на краю страницы, хотя, сколько я ни приглядывалась, так и не смогла понять, к чему они относились. — Подозреваю, твоя сестра права в том, что человека к камню не допустят.

— Киана повторила то, что сказала ей мама. А у мамы есть небольшие… предубеждения в отношении людей.

— Не суть важно.

— И каков следующий этап?

— Сегодня продолжаем наблюдать.

— А завтра? — не отставала я.

— А завтра будет завтра, — уклончиво ответил Алессандро и вдруг замер.

Я по инерции проскочила вперёд и только затем остановилась, обернулась. Мы успели покинуть площадь, где располагалась арена, однако и слишком далеко не отошли — верхняя часть стены ещё виднелась над крышами двухэтажных домов за нашими спинами. На ближайших к арене улицах было оживлённее, и оттого внезапная остановка жнеца посреди дороги выглядела немного странно. Алессандро же застыл, будто натолкнувшись на преграду, затем медленно обвёл недоверчивым ищущим взглядом всё вокруг — проходящих мимо горгулий, меня, дома. Даже через плечо оглянулся, пристальнее обычного присматриваясь к прохожим. Те с закономерным недоумением косились на непонятного типа, лихорадочно на всех таращившегося, и торопились отойти подальше.