Укротить Чудовище. Часть 1 (СИ) - Кириллова Наталья Юрьевна. Страница 18
Что же, Фабиан еще поймет, как заблуждается.
И ему придется вернуть мой кулон.
Иду по коридорам неспешно, осматриваюсь внимательно, прислушиваюсь к каждому звуку, доносящемуся из глубин дома. И кажется, словно мы тут одни, словно нет в особняке больше не единой живой души, кроме моих родных и горничной. Утренний гость лорда Данмара, некий господин Стром Гивенс, похоже, уже покинул нас, леди Грейн улетела — я слышала знакомый рокот поднимающейся «звезды», — а прочих обитателей дома я еще не видела сегодня. Самому лорду Дармару, вероятно, и дела до своей невесты нет: ни навестил меня с утра, ни передал посланий каких хотя бы на словах, ни разузнал, как мы устроились под крышей его дома. Понимаю, лорд человек занятой, увлеченный, но должен же быть предел его рассеянности, неучтивости?
Я не решаюсь постучать в чужие спальни и избегаю подниматься на чердак, на который, как выясняется, ведут сразу две раздельные узкие лестницы — одна с деревянной табличкой, прибитой к перилам, заполненной крупными, угловатыми буквами: «Осторожно! Не входить — может случайно убить», другая безо всяких предупреждений, зато со ступеньками, покрытыми линялой ковровой дорожкой цвета красного вина. После некоторого размышления я спускаюсь на первый этаж, обхожу там каждое помещение.
Кухня. Гостиная. Столовая. Библиотека.
И музыкальный салон, об истинном назначении которого напоминает лишь старое пианино в углу, покрытое толстым слоем пыли. Прочая часть помещения заставлена столами и низкими металлическими стеллажами, забитыми картонными коробками, деревянными шкатулками, бумажными пакетами и просто кристаллами без всякой упаковки. Ставни на обоих окнах закрыты плотно и на всех столах, коих я в полумраке насчитываю не меньше трех, погашенные световые кристаллы в специальных подставках.
Здесь работает Фабиан.
Сомневаюсь, что ведун настолько беспечен, чтобы бросить мой кулон где-то тут, среди непонятных инструментов и гроздьев бесцветных камней, в беспорядке занимающих каждую столешницу. Или спрятать на одной из захламленных полок. Потому я закрываю дверь салона и выхожу из дома.
Дверь парадного входа не заперта. После сумрака, обосновавшегося во всех комнатах, въевшегося, казалось, в сами стены этого странного дома, после гулкой, тревожной тишины пустых коридоров, дневное солнце слепит глаза, а птичьи трели за высокой оградой едва ли не оглушают. Я осматриваю двор, отмечаю под навесом лишь одну «звезду» и, подобрав юбку, направляюсь вокруг особняка. Позади него второй двор, поменьше и запущенный сильнее первого, заросший, неопрятный, с наглухо заколоченными задними воротами. Здесь же, почти у самой ограды, расположен то ли сарай, то ли иная хозяйственная пристройка, небольшая, деревянная и одноэтажная, с распахнутой настежь двустворчатой дверью. Изнутри долетают звуки возни, стук и скрежет и я медлю в нерешительности.
Я не боюсь. Не должна бояться. Что мне какой-то наглец, пусть бы и одаренный?
Переступаю порог, вижу «звезду» посреди пристройки, закрепленную на специальных подставках, деревянных, тонконогих, так, чтобы вскрытое брюхо ее оказалось на уровне глаз сидящего рядом мастера. Фабиан, взлохмаченный, в простых брюках и рубашке с закатанными рукавами, занимает низкий, придвинутый вплотную чурбачок и, склонившись к нутру «звезды», копается в паутине серебристых нитей, заполняющихся округлое металлическое тело. Рядом, на усыпанном сухими травинками земляном полу, инструменты в кожаных чехлах, блеклые кристаллы, разложенные на грязной тряпице, искореженная часть оболочки.
— Господин Кейри?
— А-а, леди Ренье.
Ведун сидит спиной ко мне, и лица его я не вижу, но удивления, даже притворного, в голосе не слышу.
— Как провели ночь? Хорошо спалось? Клопы, надеюсь, не беспокоили?
— О, не извольте тревожиться, господин Кейри, — парирую, не сдержав злой иронии. — Никогда в жизни не спала лучше.
— Здоровый деревенский воздух воистину творит чудеса безо всякой магии, — Фабиан и не думает смущаться. Выпрямляется, утирает рукой лоб, но вставать явно не торопится, равно как и вспоминать, что сидит в присутствии дамы и леди высокого рождения.
— Это же ваша «звезда»? — спрашиваю, делая шаг вглубь помещения. — То есть, я хотела сказать, поврежденная вчера «звезда»?
— Птичка Морти. К вашему счастью, леди Ренье, Морти имеет такую привычку — иногда полезную, иногда не очень, — как не обращать внимание на то, что в текущий момент ни капли его не волнует. Он просто не думает об этом, и все. Забывает напрочь, как если бы этого никогда не существовало в принципе. Поэтому он даже не спросил, что стало с его «звездой».
— Но она здесь…
— Я смотался за ней с утра пораньше и отбуксировал обратно. Жалко все-таки, да и на запчасти всегда можно разобрать, в хозяйстве пригодятся, — Фабиан лезет в карман брюк, достает что-то и, обернувшись, бросает мне.
Ловлю инстинктивно, движением привычным, выверенным, как учил когда-то дядя Кристофер. Фабиан хмыкает удивленно, недоверчиво, будто не ожидал, что я сумею поймать хоть что-то, и отворачивается. Я же разжимаю пальцы, смотрю на свой кулон, сверкающий яркой зеленью в лучах солнца, проникающих через окна под низкой крышей.
— Возвращаю, как и обещал, — роняет Фабиан небрежно и вновь склоняется к «звезде». — Занимательная штучка, надо сказать.
— Разве? — я внимательно оглядываю подвеску, пытаясь понять, не повредил ли ведун папин подарок, не испортил ли. — И что же в ней столь занимательного, позвольте спросить?
— Во-первых, леди Ренье, данный экранирующий амулет действительно прикрывает нечто на вас самой, да так качественно, что если только к вам с диагностикой не полезет мастер кристаллов, что, по сути, весьма маловероятно, поскольку наш брат категорически не любит заниматься проверками людей, а не камней, то никто никогда не догадается, что на вас вообще есть какой-либо амулет, кроме безделушки за авторством Эла. Во-вторых, — Фабиан вытаскивает из «звезды» клочок то ли настоящей паутины, то ли похожих на нее белесых нитей, в задумчивости вертит в руке и наконец отбрасывает в сторону, — кто бы ни изготовил эту штучку, я его не знаю и, подозреваю, что не опознает никто. Более того, я никогда прежде не видел ничего подобного и почти наверняка могу сказать, что технология сия не из нашего мира родом.
Глава 4
Фреа
Пальцы сжимаются невольно, и золотая оправа камня впивается в кожу. Я отступаю на шаг, едва ощущая боль, замираю, пытаясь сдержать дрожь.
Нынче времена не те, что были прежде, даже когда я была ребенком. Нынче только невежды деревенские да жители глухих провинциальных городков полагают себя высшей разумной расой под этим солнцем, созданной по образу и подобию богов наших, а мир, в котором они живут, — единственным на целом свете, где бы ни простирались его границы. Но всякому образованному человеку известно, что в нашем мире существуют и представители иных рас и народов, а сам мир не единственный.
Огненный мир демонов.
Воздушный, населенный удивительными существами из человеческих сказок и легенд.
Железный, таинственный, непостижимый, тоже принадлежащий людям.
И наш Деревянный.
Говорили, что есть и пятый мир, тесно связанный с нами, — мир духов и астральных сущностей, но он, как сказывали, нематериален и оттого живым нет туда дороги.
Железный же выделяется среди прочих тем, что оттуда к нам поступает — чаще всего, нелегально, — множество товаров и вещей, знаний и веяний, порой сверх меры завладевавших умами юных.
— Она не из Железного, — точно подслушав мои мысли, произносит Фабиан. — Технологический прогресс их, бесспорно, давным-давно обогнал наш, однако в плане магии продвинулись они не сильно, да и люди там живут такие же, как здесь. Иными словами говоря, человеческая поделка остается человеческой, в каком бы мире ни родился собственно человек. И у каждого профессионального мастера кристаллов со временем и опытом складывается свой… почерк, если хотите, по которому можно определить, чьей руке принадлежит тот или иной зачарованный камень, артефакт или амулет. Большинство ведунов других направлений… особенно бедолаги широкого профиля… его даже не замечают, но мы буквально чуем. Так вот, милая леди, я не знаю того, кто хотя бы в теории мог изготовить ваш амулет. Мне незнаком этот почерк.