Поцелуй льда и снега - Лионера Азука. Страница 28
Она распутывает самые ужасные узлы в моих волосах, а затем намыливает мне голову пряно пахнущей жидкостью. Между делом она спрашивает о моем происхождении.
– Королевский двор Фриски, ну-ну, – бормочет она. – Слышала, что у вас на севере все еще есть семьи, которые несут в себе магию.
Я задерживаю дыхание и настораживаюсь. Мой взгляд неуверенно блуждает по чужой хижине. Это случилось снова, как у горячего источника? Я где-нибудь?.. Но я нигде не замечаю льда, поэтому снова сосредотачиваюсь на словах Греты.
– Откуда?..
Она держит руку перед моим лицом. Слабо мерцающее пламя танцует над ее указательным пальцем.
– У нас тоже есть магия. Однако в моем старом теле она слаба и почти не присутствует. У нескольких семей во Фриске еще есть дар?
Я украдкой вздыхаю. «Все хорошо, – говорю я себе. – У тебя все под контролем». А может… это была случайность, и больше она не станет спрашивать.
– Моя мама владеет им, – отвечаю я. – И у моей бабушки по отцовской линии он тоже есть. Кроме них, я никогда не встречала людей с магическим даром. Чаще всего маги живут и учатся уединенно в одном из храмов и мало общаются с внешним миром.
– Если дар есть в твоей родословной, есть ли он у тебя? Или у тебя есть еще братья и сестры?
– Младший брат, – бормочу я в ответ. Я неловко корчусь в ванне.
Грета, похоже, замечает это, потому что тактично меняет тему.
– Ты тоже помешана на лошадях, как и Леандр?
– Не так сильно, как он, – с улыбкой отвечаю я. – Но я умею ездить верхом и люблю лошадей.
– Леандр, вероятно, рассказал тебе, что его семье принадлежала конная ферма. С утра до вечера он слонялся по конюшням и не говорил ни о чем, кроме как о лошадях, – Грета вздыхает. – Мне так часто приходилось лечить его синяки, когда его пинала лошадь, или накладывать шину ему на руку, когда он падал с них, что я в шутку думала, что могу переехать в замок – так часто они посылали за мной.
Я приподнимаю бровь.
– Леандр… падал с лошади?
– Конечно, дитя. Никто не добился бы такого успеха, как он, если ему не придется время от времени терпеть неудачи. Но пока другие дети, плача, бежали к своим матерям, чтобы те их утешили, Леандр снова садился в седло – несмотря на боль в костях.
Грета помогает мне выбраться из ванны и заворачивает в мягкую, предварительно согретую ткань, прежде чем усадить у огня в хижине.
– А почему он стал королевским рыцарем, если ему так нравилось заниматься с лошадьми? – спрашиваю я, в то время как Грета насухо вытирает мои волосы.
– Он единственный сын лорда этой земли. Негоже, чтобы единственный наследник бегал с утра до ночи по конюшням, как батрак. По крайней мере, это то, о чем перешептывались другие дворяне. Родители Леандра видели его дар в обращении с лошадьми, но им также приходилось подчиняться общественным нормам. Поэтому они отправили его ко двору в качестве оруженосца, чтобы он мог хотя бы пройти начальную подготовку. Помимо обучения обращению с оружием, ему также привили манеры. – Она некоторое время молчит. – Никто из нас не узнавал счастливого, озорного мальчика, когда он приезжал в гости домой несколько раз в год. Будто язык ему отрезали. Он был спокоен – слишком спокоен, словно боялся, что за неверное слово его накажут.
– Почему родители снова отправляли его ко двору, если обучение явно не шло ему на пользу?
– У них не было другого выбора, – отвечает Грета. – Только старому королю было позволено объявить обучение Леандра законченным. Помню, в каком отчаянии была его мать, когда он приветствовал ее и сестер только жестким поклоном, а не объятием и поцелуем в щеку. Единственное, что ему тогда помогало, – его лошадь. Элора была достаточно взрослой, чтобы он мог взять ее с собой ко двору. И так он медленно оттаивал, – она бормочет что-то, чего я не понимаю. – Но остальное пусть расскажет сам. Мы обожаем Леандра и гордимся тем, что он один из самых близких доверенных лиц молодого короля. Но мы бы не менее гордились им, если бы он нашел свое счастье как коневод.
Я слушаю ее рассказы и пытаюсь представить юного Леандра, бегавшего по конюшням с утра до вечера. Уже зная его, мне не сложно представить это. Мне интересно, что с ним случилось, раз он бросил любимое занятие и стал рыцарем. Может, однажды я спрошу его – если останусь здесь достаточно долго.
Будто угадывая мои мысли, Грета спрашивает.
– А ты, дитя? Каким Леандром ты бы больше гордилась?
Я замираю.
– Я не в том положении, чтобы позволить себе судить об этом, – я пытаюсь сменить тему, но Грету это не устраивает.
– Он привел тебя сюда, хотя мог бы отвезти в любую другую деревню. Или сразу в город. Или он мог бы отдать тебя торговцу, едущему во Фриску.
– Он знает здешних людей, – бросаю я.
Грета хмурится, прежде чем отвернуться и пройти в отделанную досками часть хижины.
– Леандер может быть минхером на этом клочке земли, но он никогда не приводил с собой девушку. Я бы знала, если бы это было так.
Мое сердце вдруг забилось быстрее. Никогда раньше? Когда он был при дворе, то, должно быть, постоянно находился в окружении красивых и добродетельных женщин. А когда он стал ближайшим доверенным лицом короля, они наверняка слетались к нему, как мотыльки на свет. Но он никогда… не брал их с собой в Бразанию?
– И… что это значит? – неуверенно спрашиваю я, стараясь не обращать внимания на глупое трепетание в груди.
Грета возвращается. Через руку у нее перекинуто несколько предметов одежды. На мой вопрос она пожимает плечами.
– Это то, что он должен сказать тебе сам, ты так не считаешь? Теперь мы должны убедиться, что твои волосы сохнут, и мы подберем что-то подходящее из одежды. Ты сказала, что умеешь ездить верхом?
Я киваю.
– Тогда не платье, – она откладывает часть одежды в сторону. – У меня есть несколько дамских брюк, которые носили мои дочери, когда им приходилось помогать в конюшнях. Возможно, мы сможем сочетать их с более благородным верхом. – Заметив мой озадаченный взгляд, она снисходительно кивает. – Просто позволь мне все сделать, дитя. Я превращу тебя в миндам [3], которой не нужно прятаться рядом с Леандром.
Я переодеваюсь в новую одежду. Сначала она кажется мне странной, но после того, как Грета подводит меня к зеркалу, я не могу оторвать от себя глаз.
Лиф, укрепленный легким корсажем, почти такого же цвета, что и мои глаза. На рукавах, доходящих до локтей и украшенных на концах кружевом, он становится светлее, будто краска смылась. Также на декольте, которое более открыто, чем я привыкла, вставлено кружево, которое прижимается к моей шее словно воротник.
Часть юбки, начиная чуть ниже колен, разрезана. Никогда не видела ничего подобного раньше, но понимаю смысл этого. Таким образом я могу легко ездить верхом, не мучаясь с женским седлом. Тонкая цветочная вышивка из желтых и белых цветов обвивает низ подола. Под юбкой у меня обтягивающие коричневые кожаные штаны и сапоги такого же цвета.
– Я знала, что тебе все подойдет, – говорит Грета, вплетая мне в волосы две синие ленты. По большей части она оставляет их распущенными, поэтому они легкими волнами спускаются до моих бедер. Только на макушке и висках она собирает несколько прядей. – Синий – это цвет, который у нас здесь редко встречается, но тебе он прекрасно подходит. Наверняка из-за твоей светлой кожи и почти белых волос.
– Выглядит чудесно, – вздыхаю я. – Я могу оставить его себе?
– Конечно. Мои девочки уже давно выросли из этих вещей. А здесь, у меня, они просто занимают место. – Закончив с волосами, она осматривает меня с головы до ног. – Ты действительно выглядишь как миндам.
Я опускаю глаза и нервно накручиваю прядь. При этом понятия не имею, почему вообще волнуюсь. В своей жизни я носила гораздо более изысканную одежду, но тем не менее чувствую, будто этот костюм сделан для меня.
– Спасибо, – бормочу я.