Поваренная книга волшебной академии (СИ) - Петровичева Лариса. Страница 6

Нас ждала дрянь — и эта дрянь была особенно заковыристой.

Но, вынырнув из норы, я не увидел ни раненых, ни разрушенных зданий, ни крови на мостовой — словом, ничего того, что ожидал увидеть после выброса. Перед нами был обычный ночной город. На улице толпились зеваки, не обращая внимания на дождь: переговаривались, энергично жестикулировали. Полицейские возились с кем-то среди толпы. Я втянул носом воздух и сказал:

— А выброс-то запечатан! Друзья мои, нас опередили.

Это было удивительно настолько, что я невольно сунул руку в волосы и дернул пряди — дурная привычка, от которой я давно пытался отучиться, но она вновь вылезала в такие вот моменты. Выброс был — городской воздух был пропитан смрадом сгоревшей твари, которая выползла из бесчисленных ходов между мирами. Тварь убили заговоренной солью с серебром, но я понятия не имел, откуда в Веренбурге мог взяться маг, способный на такое.

Был проездом? Переселился недавно? Нет, я бы знал. Мы всегда чувствуем своих.

Зеваки расступились, пропуская Блюме и Финкельмана — кому-то в толпе нужна была помощь. Я пошел за ними; кто-то из полицейских забубнил у меня над ухом, докладывая:

— Такая страховидла полезла, мирр ректор, что просто помилуй, Господь и Пресвятая дева. Щупальцами машет, воняет на весь город! Схватила какую-то девчонку за ногу, в пасть поволокла. А тут…

На мостовой лежала Майя Морави, и я внезапно ощутил легкий удар в груди, словно там шевельнулось что-то, что я скрывал от самого себя. Капюшон пальто слетел, косы рассыпались по тротуару, по виску струилась кровь из разбитой головы. Форменные штаны были порваны, открывая щиколотку, украшенную черно-красным ожогом. От девушки смердело убитой тварью — я повел носом и понял, что это именно Майя расправилась с монстром.

Откуда она, тридцать три пекла ей на голову, знала это заклинание? Оно ей не под силу, это точно. Не все преподаватели в академии с ним справились бы. Возможно, кто-то помогал, но кто?

Я присел на корточки перед Майей — Блюме уже вынул из своей сумки добрую дюжину пузырьков, расставил их на мокрых булыжниках мостовой и принялся готовить смесь. Несколько капель отправились на щиколотку, и ожог принялся зарастать так быстро, словно невидимый художник взял кисть и стал его закрашивать. Другие капли упали на голову и руки Майи — Блюме довольно улыбнулся и произнес:

— Все эти раны, кроме ожога, — последствие падения с высоты. Что вы говорите, офицер, тварь была с щупальцами?

Немолодой краснолицый полицейский вытянулся в струнку и доложил, как начальству:

— Так точно, мирр Блюме! Я бы сказал, на осьминога похож. Только клюв у него был — пошире медвежьей пасти. Я сам все видел, мы с коллегой патрулировали район. Идем себе спокойно, тишь да гладь да благодать, а потом бабы заорали да смрад пошел. Мы бежать — а оно девчонку тащит.

Мы с Шернвудом переглянулись. Он ежился от холода, и кто-то из зевак протянул ему пальто, но Шернвуд отрицательно качнул головой.

— Осьминог с клювом это харварун, — сказал Шернвуд. — Редкость.

Я кивнул. Редкость, да. Хищная, заковыристая редкость, с которой невозможно справиться в одиночку. Весь мой опыт так и кричал о том, что Майя Морави никогда не смогла бы справиться с тем, кого могли победить очень немногие маги.

Но вот она лежит на тротуаре, приходит в себя. Победила харваруна, разметала его по лоскутку.

И что теперь прикажете с этим делать?

— Девушку надо доставить в академию, — распорядился я, выпрямившись, и обернулся к полицейскому: — Организуйте транспорт.

— Слушаюсь, мирр ректор! — кажется, полицейский даже обрадовался тому, что мы забираем у него эту проблему. Майя шевельнулась, открыла глаза и недоумевающе посмотрела по сторонам, пытаясь понять, где находится. Ее растерянный взгляд скользнул по моему лицу, вернулся, и в глазах девушки появились страх и тоска.

— Живы? — спросил Блюме, капнув из пузырька ей на голову. Майя кивнула, не сводя с меня глаз: у нее было слишком много вопросов и ни одного ответа, как, впрочем, и у меня.

Что я мог сказать? Что девчонка-доставщица победила харваруна? Однажды мне тоже это удалось — потом я три дня лежал пластом, а спину до сих пор украшает шрам, оставленный тварью на долгую память.

— Майя, откуда у вас соль с серебром? — спросил я. Она испуганно захлопала глазами, не понимая, что я имею в виду. Блюме помог ей сесть, а тут и экипаж подкатил — полицейские быстро подсуетились.

— Какая соль с серебром? — ответила Майя вопросом на вопрос, и я увидел, что она и правда не понимает, что я имею в виду. Убила харваруна и не поняла, как это сделала. Финкельман придержал меня за руку и сказал:

— Вы это видите, Джон? Из нее выплеснулась магия, но сейчас она снова запечатана.

Да, я прекрасно это видел — видел и пытался понять, что можно сделать с тем, что оказалось не просто магическим чудом, а ходячей бомбой.

— Девушку надо изолировать, — решение пришло само собой и было единственно возможным. Финкельман согласно кивнул. Что еще тут можно было сделать? — Отвезем в академию, оставим там. Магический купол над замком настолько плотный, что его ничто не пробьет. Даже если ее магия снова выплеснется, она никому не причинит вреда.

Полицейский подхватил Майю, понес к экипажу и, обернувшись ко мне, она едва слышно проговорила:

— Я никому не хочу вредить…

— Не хотите, верно, — угрюмо согласился я. — Но вот сможете ли?

Майя

Я вырвалась из глубины сна, села на кровати и удивленно посмотрела по сторонам.

Это место не имело отношения к моему уголку на чердаке. Небольшую комнату заливал серый утренний свет. Всю обстановку составляла кровать, письменный стол с придвинутым стулом и шкаф для одежды в углу.

Где я?

Голова ныла — я дотронулась до виска, убрала руку и удивленно посмотрела на царапины на ладонях. Ах, да — осьминожье щупальце вчера волокло меня по земле. Потом я представила, как бросаю в него соль с серебром, и все кончилось.

Моя аккуратно сложенная форма доставщицы лежала на стуле возле кровати — разорванную штанину зашили. Я торопливо оделась, посмотрела в окно и удивленно ахнула — академия? Я в академии?

Почти в ту же минуту за дверью зашелестело, и я услышала голос домового:

— Миррин, проснулись? Одевайтесь, вас хочет видеть мирр ректор!

Я вышла из комнаты, не заставляя домового ждать — мы двинулись по слабо освещенному коридору в сторону лестницы. Люди на бесчисленных портретах недовольно смотрели нам вслед, словно мои шаги были слишком громкими для утра выходного дня. Откуда-то доносилось звяканье посуды и шум воды, и домовой объяснил, заметив, что я прислушиваюсь:

— Завтрак готовят.

— А вы не знаете, как я сюда попала? — спросила я. Мы вышли к лестнице и, запрыгав по ступенькам меховым шариком на бурых спичках ног, домовой сообщил:

— А то как же! Привезли вас поздно вечером, мирр ректор велел разместить да рванье заштопать. Вот, все сделали в лучшем виде.

Вспомнилось лицо Холланда — он смотрел мне в глаза и спрашивал о том, где я взяла соль с серебром. Ректор выглядел каким-то нервным и взъерошенным, словно ему загадали слишком сложную загадку, и на кону стояло так много, что он не имел права ошибиться. Впрочем, эту же загадку загадали и мне: я понятия не имела, как смогла справиться с осьминогом.

Мы спустились на следующий этаж, прошли мимо витража, на котором святой Хорхос поражал змея копьем, и оказались возле закрытых дверей из темного дерева, от которых почему-то веяло тревогой. Я знала запах тревоги — он всегда напоминал мне тот аромат, который поднимается от еловых ветвей. Домовой открыл дверь и скользнул в сторону, пропуская меня.

— Вперед и прямо. Не заблудитесь.

Я послушно нырнула в прохладную тишину ректорской части замка — прошла мимо нескольких закрытых дверей, возможно, личных комнат, миновала библиотеку — книги на полках бормотали и возились, подпрыгивая на своих местах, словно собирались сбежать, потом оставила позади крошечную пустую каморку, в которой метался алый огонек, и наконец вышла в просторный светлый зал, который напомнил мне больничную операционную.