Они должны умереть. Такова любовь. Нерешительный - Хантер Эван (Ивэн). Страница 17

— Похоже, что это он? — спросил Эрнандес Бирнса.

— Похоже, что это так, Фрэнк, — ответил Бирнс.

— Кто сообщил о нем?

— Не знаю, — произнес Карелла. — Кто-то позвонил по телефону и повесил трубку, не назвав себя.

— Пойду посмотрю, что случилось с этими проклятыми машинами, — произнес Бирнс. Он обошел патрульную машину, сев в нее так, что ноги остались на улице, и взял микрофон. «Это лейтенант Бирнс. Мы уже готовы. Что с остальными машинами?»

— Наконец-то мы прижали твоего земляка, — ухмыльнулся Паркер. — Скоро мы пристрелим его, и это сделаю лично я.

— Он не мой земляк, — сказал Эрнандес.

— Ну, конечно, нет. Просто я так выразился. Я имел в виду, что вы оба пуэр ориканцы.

— Разумеется.

— Черт побери, ты прекрасно знаешь, что мне все равно — пуэрториканец этот парень или китаец.

— Разумеется.

Паркер обернулся:

— Ты только взгляни на этих щенков. Они думают, что Мирандо — сам бог.

— Он бог только для тех, кто не знает человека лучше, — сказал Карелла, посмотрев на ребят, которые присоединились к толпе, стоящей у машин. Их возраст колебался от начинающих ходить до подростков. Некоторые из них пытались забраться в Машины, но патрульные отгоняли их дубинками. Казалось, парни сами еще не понимали, как им надо себя вести. Одни смеялись, другие смотрели на окна второго этажа. Некоторые, казалось, были готовы заплакать. Со стороны было интересно наблюдать за их лицами и поведением. Каждому казалось, что случилось что-то необыкновенное, из ряда вон выходящее и поэтому все были ужасно взволнованы. Но эти дети росли в разных условиях, и реакция на все происходящее была у них неодинаковой. Они видели кровь, и каждая клеточка их тела дрожала от ужаса при виде умирающего на тротуаре человека, но, чтобы прикрыть сковывающий их страх, они одобрительно смеялись. Страх и мужество, слезы и смех — как близнецы, были всегда неразлучны.

— Скоро ему наступит конец, это точно, — сказал Паркер. — Он заплатит кровью за все, что натворил в этом городе.

— Этот город многому научил нас, Энди, — наблюдая за ребятами, просто произнес Карелла.

— Несомненно, — согласился Паркер. — Их многому научила улица. Дети подрастают и впитывают все дурное.

Мирандо научился убивать людей еще до того, как начал ходить.

— Может быть, никто и не учил его ходить, — ответил Эрнандес.

— Я смотрю, ты все еще дуешься на меня, — удивился Паркер. — Когда я говорил, что он твой земляк, я имел в виду не то.

— Разумеется. Он просто подонок и должен умереть, чтобы смыть свою вину.

— Я понимаю твои чувства, — сказал Паркер. — Кровная связь между…

— Между нами нет никакой кровной связи.

— Ради бога, я не говорил о кровной связи в полном смысле этого слова. Я знаю, он тебе не родственник. Но вы оба — испанцы. Это делает вас в какой-то степени братьями, понимаешь, о чем я говорю?

— Какого дьявола? Что ты хочешь сказать, Паркер?

— Ну ладно, давай все забудем. Если будешь продолжать обижаться, нам нет с тобой никакого смысла разговаривать дальше. Ты самый ранимый человек, Фрэнк, которого я когда-либо знал. Вот это я и хотел сказать. Ты должен побороть в себе это, иначе ничего тебе не поможет, поверь мне. — Улыбнувшись, он положил руку на плечо Эрнандесу. — Я просто хочу сказать, что собираюсь прикончить твоего брата. Я всажу дюжину пуль в его проклятый череп и буду наблюдать, как он истекает кровью на тротуаре.

Убрав руку Паркера со своего плеча, Эрнандес произнес:

— Сказать тебе кое-что, Паркер?

— Что?

— Он скорее твой брат, чем мой.

Там, где у баррикады толпился народ, выросло полдюжины полицейских, ожидающих приказа с соседней улицы. В их сторону начали раздаваться крики и ругательства. Выйдя из машины, Бирнс крикнул: «Всем назад! Отойдите отсюда! Всем отойти назад!» Вытащив из кармана носовой платок и вытерев им пот с лица, он быстро подошел к Эрнандесу:

— Фрэнк, сделай одолжение. Объясни им по-испански, что, если они не отойдут от заграждений, мы начнем стрелять. Заставь их отодвинуться.

— Хорошо, — произнес Эрнандес. Подойдя к толпе, он закричал:

— Bueno! Todos retroceder, Detras de la barricada! Todos retroceded^[15]

Толпа начала медленно отодвигаться назад. Стоявший поодаль Зип схватил за руку Куха:

— Ты слушал? Слышал, что сказал полицейский? Они обещают открыть огонь?

— Где Мирандо, там всегда стрельба, — восхищенно сказал Кух.

— Кто такой Мирандо? — спросил Папа.

— Не знать Мирандо? Да ты просто тупица, — толкнул его Кух.

— Мирандо — это самая большая величина, которая когда-либо жила в этом районе. — Он повернулся к Зи- пу. — Ты только посмотри на это ничтожество. Он не знает Мирандо!

Зип покачал головой. Он не отрывал взгляда от окон второго этажа, силясь разглядеть что-либо. Но ничего не было видно.

— Когда он здесь жил, — продолжал Кух объяснять Папа, — все стояли на ушах. Вот как было.

— Даже в том районе, где я жил раньше, все знали о нем, — произнес Зип, не отводя глаз от окон. — Он был однажды у нас и я его видел. Он ехал на большом желтом кадиллаке.

— Без дураков? — спросил Кух.

— Правда, я видел его собственными глазами. С ним была одна блондинка. Вы бы только видели ее. Она сидела с ним рядом, пьяная в стельку. Это было до того, как его дела пошатнулись. С тех пор он резко изменился.

— На кадиллаке, говоришь? Эх, были бы у меня колеса, — мечтательно произнес Кух. — Зип, подари мне машину. Я найду ей применение.

— Ты бы лучше видел, как он ходит, — продолжал Зип, сделав шаг в сторону и подражая Мирандо. — Это хладнокровная походка, как будто он властелин мира. Пепе ходит с высоко поднятой головой. Он не боится никого и ничего.

— А эта последняя история, которая произошла с ним в Риверхеде? — начал Кух. — Целая дюжина полицейских не посмела тронуть его, когда он выходил из дома.

— Его никто никогда не тронет, — сказал Зип.

— Когда он здесь жил, ты еще не приехал сюда, Зип. Знаешь, он свой парень в доску. С первого взгляда можно подумать, что он большая шишка и что мы для него ничтожество. Но клянусь, он всегда хорошо относится к нам. Часто давал нам по пять центов. А истории? Боже, можно сойти с ума, какие он рассказывал нам истории. И все о том, что с ним происходило. Не тот вздор, какой рассказывают тебе.

— Я понял, — произнес Зип. — Если этот старик еще раз начнет нести всякую чушь об этом острове, я за себя не ручаюсь. Кому нужны эти дурацкие обычаи на его острове? Кому нужно это гостеприимство, этот солнечный свет или этот труп, перед которым все закрывают двери? Только здесь человек может почувствовать себя человеком. Только здесь он может жить.

— Бьюсь об заклад, Пепе знает, как жить.

— Может быть, это так, а может и нет. Что он точно знает, так это то, как вам заговаривать зубы. Эй, посмотрите туда!

— Куда? — спросил Кух.

— Вон туда.

Двое полицейских с оружием наготове осторожно вошли в дом.

— Скоро начнется, — сказал Зип, стараясь разглядеть через головы людей все происходящее. — Кух, нам нужно на что-то забраться, иначе мы ничего не увидим.

— А как насчет нашего основного дела? — спросил Кух.

Обернувшись, Зип с любопытством посмотрел туда, где за стойкой сидел Джефф.

— Моряк! Забудь это. Мы испугали его до смерти.

— Я говорю про Альфи, — прошептал Кух.

Казалось, на какое-то мгновение Зип забыл о том, что заставляло его не спать по ночам, что руководило им этим утром, когда, встав с кровати, он прокручивал в голове все детали. Казалось, произнесенное вслух имя «Альфи» ему ничего не говорит и его лицо выразило удивление. Но затем, как бы прервав мысли о чем-то приятном, о чем-то таком, над чем не надо ломать голову, он спросил:

— Что, Альфи?

— Мы назначили время, ты разве забыл?

— Разумеется, я помню, — сердито произнес Зип. — Но как, скажи на милость, мы проберемся к церкви? Квартал заблокирован. Кроме того, мальчишки с оружием — на другом конце улицы.