Шагающая смерть - Кейт Уильям. Страница 118

– Все отлично, Вик. – Она заранее подключила комрап к В-разъему, чтобы не приходилось говорить: ответ передавался непосредственно из мозга через цефлинк. Такой способ прекрасно подходил для связи на небольшом расстоянии. Кроме того, при голосовом контакте мешала бы маска да и вряд ли ей удалось бы скрыть свою тревогу и неуверенность. Недостаток заключался в том, что радиочастоты сейчас были забиты помехами – сказывалось присутствие ксенов, – шум которых напоминал тяжелый рев прибоя. – Пока никакой реакции.

– Мы… пссс… ты бро… сссс… случ…

– Извини, Вик… что-то я тебя не поняла. Скажи-ка еще раз, только погромче.

Шум в ушах усилился – Вик Хаган увеличил мощность сигнала.

– Я говорю, что мы взяли эту тварь на мушку. Если я крикну «вниз», ты бросайся на землю. Не хватает только, чтобы тебя случайно зацепило.

– Слышу, Вик. Но… сядь на лед, о'кей? – «Сядь на лед» на военном сленге означало «будь спокоен, не поддавайся эмоциям». – Давай подождем, посмотрим, что получится.

Хаган промолчал, а может, она не расслышала ответ. Пройдя еще пять-шесть метров, Катя поняла, что «кобра», которую она считала боевой машиной, сходной по духу, если не по форме, с уорстрайдером, имеет черты, свойственные живым существам. И если тусклая, безжизненная поверхность напоминала металлопластик или металлокерамику, то внутренняя часть, влажная и пульсирующая, походила на полость тела некоего животного.

Как разделить создателя и его творение, мастера и его инструмент? Ясно, что ксенофобы обладали технологией, близкой в некоторых отношениях к биоинженерии ДалРиссов. Они не столько производили, изготавливали инструменты, сколько выращивали их в своем теле, строя из молекул посредством недоступного и непонятного людям самовоздействия.

Катя почувствовала, как по спине пробежал холодок. Ей было страшно, но страх вызывала не жуткая картина, представшая ее глазам, не уродливость странных, незнакомых созданий. Они были столь непохожи на что-либо узнаваемое, что просто не могли пробудить в Кате ее собственную ксенофобию, которая проснулась бы в ней, если бы эти существа в какой-то степени напомнили ей, скажем, паука, рептилию или нечто другое, отвратительное, пугающее, но знакомое.

Дело в другом. Ее путали неизвестные, недоступные пониманию качества и свойства ксенофобов. Рассматривают ли они ее как источник угрозы? Или принимают за пищу? Видят ли ее вообще? И когда, наконец, отреагируют на ее присутствие, и какова будет реакция? Правая рука скользнула к висящей на бедре кобуре. Поколебавшись, она расстегнула ее, взялась за рукоятку лазерного пистолета Тошиба-07. Вряд ли это сравнительно легкое оружие сможет остановить боевую «альфу». В лучшем случае немного обожжет. Но все же сама тяжесть пистолета почему-то успокаивала, придавала уверенности.

Восемь метров. Видит ли он ее? Катя почувствовала неприятное покалывание в обнаженной части руки, в шее и даже лице. Что там показывает наносчетчик? Она представила, как шелушится кожа, как один за другим отмирают и распадаются в мельчайшую пыль слои эпидермиса под действием нанодезинтеграторов. А может покалывание чисто психоматическое? Кто знает?

Ей было страшно.

Под наблюдением и руководством органических компонентов скалорез чинил себя сам. «Сам» не мог отличить органические части своего тела от меньших по размеру внутренних фрагментов, являющихся по сути сложными самодублирующимися машинами, ведь этот симбиоз организма и живой машины был стар, как вечность… возможно, миллионы лет минули с момента его зарождения. Даже Сам с его намного более обширной и глубокой памятью, сохранил лишь туманные впечатления о своем эволюционном развитии, о темных прохладных пещерах, далеких мирах. И впечатления эти, зыбкие и неясные, не входили составной частью в память более мелких отпрысков.

Конечно, их групповая память хранила знания о невероятном, поразительном разуме, частью которого являлся и «сам», и от которого он был насильно отторгнут в незапамятные времена. Здесь, в одиночестве, на берегах безбрежного океана Ничто в самом сердце Вселенной, «сам» знал одно: его единственный шанс – это починить себя, и тогда скалорез сможет вернуться к теплу и уюту Матери-Скалы, воссоединиться со своим целым. Само повреждение не так уж серьезно, гораздо хуже потеря почти половины индивидуальных фрагментов, управляющих скалорезом. Сейчас эту утрату восполняли висящие над ним в магнитном поле сферы.

Воспринимая окружающий мир как смесь отдельных чувств и впечатлений, поступающих от разных частей своего существа, «сам», как групповой организм, не мыслил в категории линейного времени, но знал, что возвращение в Скалу уже близко В его неорганической памяти накопилось несколько миллионов байтов информации, полученной за тот короткий период, что он находился в океане Ничто. Особенно ценными, лакомыми были сведения о загадочном противнике, который – «сам» не мог этого представить – двигался и сражался, и даже уничтожал, как будто был живым. Сам примет информацию, скопирует и распределит по всему телу для будущих потомков.

А «сам» снова станет частью Его, Целого, «сознание» сольется с Сознанием, «разум» с Разумом. Боль, чувство утраты и потерянности, одиночество и тревога, наконец, уйдут. Аналог чувства, охватившего отдельные части при этой общей мысли, люди назвали бы радостью.

«Сам» обладал 18 разными внешними органами чувств. Ни одно из них целиком не соответствовало зрению, хотя три воспринимали и измеряли попадающую на поверхность электромагнитную энергию. Большинство отдаленно напоминало человеческие ощущения вкуса и запаха, позволяя анализировать химический и электрический состав окружающей среды. Только один орган, восприимчивый к источникам тепла в диапазоне от 1012 до 1014 герц, создавал в групповом мозгу нечто подобное зрительному образу. Другой орган, чувствительный к вибрациям в скальном грунте, можно было бы отнести к слуху.

И все же «сам» лишь смутно ощущал приближающееся нечто – тепловое пятно на менее теплом фоне, едва заметная, неуверенная, но регулярная вибрация грунта, нечто почти невидимое. В рамках своей логики, признающей только «да» и «нет», «сам» воспринимал лишь некую тепловую форму, относя ее к категории «не-Сам». Но и не Скала, ведь пятно двигалось, хотя и состояло – имело «вкус», как и Скала – из химических солей и гидрокарбонатных соединений, воды и невероятно чистых примесей металла, а также не поддающихся определению, но, очевидно, искусственных компонентов. Оно перемещалось, но было ли оно живым, как «сам»? Ответить определенно не представлялось возможным, хотя нечто испускало дрожащие, трепещущие электромагнитные потоки, схожие в некоторой степени с мощной сетью таких же течений в нем самом.

Вкус химических солей и воды ощущался все сильнее, и «сам» попытался отступить. Он мог абсорбировать многие разнообразные субстанции, используя внешние химические дезинтеграторы, перестроить их структуру, вырастить новые неорганические компоненты. Однако некоторые вещества представляли определенные трудности, а жидкие электролитические соединения – например, соленая вода – могли быть смертельно опасными, нарушая электропроводность неорганических компонентов и тканей. Такое нарушение, подобное острой боли, вело потенциально к фатальному исходу. Сам и «сам» это помнил, не раз ощущая наличие в Скале-Вселенной обширных резервуаров соленой воды и отступая от них из опасения погибнуть.

Между тем пятно – тепловая колонна массой шестьдесят килограммов, из которых около семидесяти процентов составляла соленая вода – упорно приближалось. Каковы его намерения? «Сам» ощутил тревогу. Несомненно, нечто способно угрожать ему, способно причинить вред.

Не сознавая этого, «сам» обладал одним чувством, полностью аналогичным человеческому, рефлексивным и примитивным стремлением драться или убегать, без чего невозможно выживание любого живого существа.

«Сам» боялся.

До раненного ксенофоба – машины или существа? – оставалось несколько метров. Вялая, почти безжизненная черная туша… обрубок… труба… Вся эта масса едва заметно пульсировала – единственный признак какой-то внутренней жизни – будто где-то в ее глубине билось огромное черное сердце.