Снежный ком - Чехов Анатолий Викторович. Страница 16

— Ну давай смотри, только скорей. Времени уже час ночи. Что же это у нас, мужиков, порядка нет?..

— Ты не спишь, и я с тобой, — сказал я вздохнув.

— Я-то работаю, а тебе спать надо.

Я прошлепал к папе босиком, в трусах и майке и пристроился было рядом на стуле, но он остановил меня.

— Э-э, нет, брат, так не годится. Что же ты голышом пришел? Завернись хоть в одеяло, тапки надень…

Я надел тапки, завернулся в одеяло, посмотрел, как себя чувствуют Павлик и Васька.

Павлик сидел тихо и только двигал усиками, видимо, доедал крупу. Зато Васька носился по всему ящику.

Я взял Ваську в руки и сунул себе под майку так, что выше резинки трусов получился мешочек. Васька сначала очень щекотно повозился возле моего бока, попробовал меня куснуть, но потом, наверное, согрелся и притих. Я его ощущал, как маленький теплый комочек. Было немножко щекотно и весело. Сон как рукой сняло…

— Покажи коней, — попросил я папу.

Книга уже была открыта на странице с конями, и тут я сразу увидел, что круглые медные глаза у них посередине прибиты гвоздями. От этого кони смотрели как живые, только что сказать ничего не могли.

— Папа, — спросил я и устроился на стуле поудобнее, — а что главное, чтобы на кухне было чисто или чтобы люди не ругались?

Папа подумал, не сразу ответил:

— Наверное, и то и другое главное.

— Нет, а главней?

— Главней, чтоб не ругались.

— Так зачем тогда чистота, если из-за нее ругаются?

— Э-э, нет, брат, тут ты меня не подловишь. С такой «философией» перестанешь и зубы чистить, и умываться, и ноги мыть. Давай-ка смотри своих коней и отправляйся спать.

— Коней я уже посмотрел. Вон у них глаза гвоздиками прибиты… Ты обещал, — схитрил я, — про свою работу рассказать.

— Что-то не помню такое обещание.

— Расскажи, пап…

Папа помолчал, потом хмыкнул и ответил как-то неопределенно:

— Работа — она большая… На три четверти из беготни да выбивания материалов состоит, а это неинтересно.

— А еще одна четверть?

— Если б то одна… Еще три четверти времени уходит на то, чтобы эти материалы со стройки не растащили. Часто у нас бывает так, как говорит Аркадий Райкин: «Кирпич бар, раствор йок». А на саму работу почти ни сил, ни времени не остается…

— Я, папа, не про ту работу… Расскажи, как ты про дома, что строят без гвоздей, пишешь?

— Мы же с тобой договорились: коней посмотришь и пойдешь спать. А ты еще своего Ваську под майку запустил.

— Я его, чтоб тебе не мешал работать. Расскажи, пап! Ты мне никогда про свою диссертацию не рассказывал. Все равно ведь не спим.

— А тебе что, в самом деле интересно? — словно не веря тому, что слышит, переспросил папа.

— Очень!

— Ну, если действительно интересно… Только когда скажу: «Отправляйся спать», — сразу пойдешь спать.

— Ладно, рассказывай, — согласился я.

Папа открыл книгу на странице, где было много чешуйчатых куполов и шатров с тонкими крестами, а все вместе напоминало собор Василия Блаженного ночью.

— Кижи? — спросил я.

— Они самые… А точнее одно из самых удивительных чудес света. Как говорили в старину, «Диво преудивленное», Преображенская церковь Кижского погоста.

— Бабушка у нас тоже на Преображение живет, — напомнил я. — Она тоже диво?..

— Ты уж не остри, раз пришел слушать, — одернул меня папа. — Так вот, — продолжал он. — Это прекрасное творение замечательных русских мастеров выстроено, причем чрезвычайно искусно, без единого гвоздя. Прекраснейшие, совершенные формы всего Кижского комплекса действительно не что иное, как героическая поэма, гимн нашей великой России!

Папа рассказывал так, как будто уже защищал свою диссертацию, но мне хотелось узнать самое главное:

— Ну а хотя бы один гвоздь в этом комплексе есть?

— Реставраторы понабивали уже, а строили без единого.

— А на что же полотенце или одежду вешать?

— Тоже на деревянные колышки. Иной смоляной сучок два века простоит… Дерево и при жизни — наш первый друг: и красота в нем, и свежий воздух от него, и разные плоды-семена, ветки с листьями. А лучше, чем деревянный дом, для здоровья ничего не может и быть.

— А почему тогда каменные строят?

— Дешевле… Из-за долговечности и многоэтажности. Можно применять механизмы, а это значит, быстро строить… А если целые квартиры или хотя бы панели со стройкомбината получаем, и того быстрее… В том-то и дело, что строим мы очень много. Миллионы семей каждый год получают новое жилье. Из бревен столько не настроишь, да и лес теперь на вес золота. Но нет ничего лучше для человека, красивее и здоровее деревянного рубленого дома… Вот посмотри…

Папа открыл книгу на той странице, где был сфотографирован дом, весь как будто в деревянных кружевах.

— Видишь, какое кружево? — сказал папа, и я обрадовался, что подумал точно, как он.

— У каждого дома свое человеческое лицо. Да и названия сходные… Окна — глаза. Над глазами — резные украшения — «очелья», тоже от слова «чело», значит, лоб. По сторонам «сережки». Настоящие вышитые полотенца… А эти деревянные крюки, что поддерживают желоба, — «курицы». Их обязательно делали похожими на головы птиц.

— Пап, — спросил я, — а почему здесь тонкий конь, и глаза у него горят, а здесь — здоровенный, грудастый?..

— Конь — это, брат, хранитель дома, — с особым значением сказал папа. — На гребень крыши надевалось целое бревно с корнем. Называлось оно «шелом», значит, «шлем»… Из корня этого бревна и вырезался конь по вкусу хозяина — кому нравился такой вот тонкий, а кому — грудастый… Видишь, какой на этом доме красавец? Прямо как птица! Так и кажется, что улетит… А вот посмотри эти точеные столбики — балясинки, балкончики, крылечки, — все они создают такой уют душе, что в другом, например, каменном доме, такого уюта никогда быть не может. Через их красоту душа человека с душой дома сливается, и человеку в таком доме жить легко и радостно. А как в народе о дереве говорят!.. «Белая березонька — молодушка», «Дубок — в землю глубок», «Найдешь келью и под елью».

— Верно, пап. Помнишь ходили за грибами, а нас дождь захватил. Мы тогда под ёлкой спрятались и нисколько не промокли.

— Ну вот видишь, и у тебя есть опыт… А сосна, — продолжал он, — у старых мастеров называлась не иначе, как «матушка-кормилица» — дома-то все из сосны да из лиственницы строили… И все без единого гвоздя! Да какие терема! Всему миру на заглядение!.. «Как и тот ли терем изукрашенный красоты несказанный, а внутри его, терема изукрашенного, ходит ясно-солнышко красное…» — вот какие песни о тех домах народ складывал!.. А сколько прекрасных вещей делали из дерева, особенно из бересты, тех, что сейчас штампуют из пластмассы.

— Пап, расскажи про эти скворечники, — попросил я.

— Это что, мужик и баба «Понюхам?» Забавная пара… А создал их знаменитый в свое время резчик по дереву Савинов… Те люди, что в древности жили, не глупее нас с тобой и многих других были. Технические возможности у них были ограниченные, как теперь говорят, зато выдумки и таланта с избытком! Золотые руки!.. Саму душу дерева понимали!..

— Пап, а ты маме про эти дома, как мне, рассказывал?

— Ей все это неинтересно, — сразу потускнев, невнятно сказал папа.

— Что ты, пап! Ты даже не знаешь, как интересно!

— В самом деле? — покосившись на меня, недоверчиво спросил он.

— Замечательно интересно!

Бедный папа даже вздохнул и от волнения некоторое время не мог говорить.

— Ты что, пап?

— Так… Не часто слышу такое… Спасибо тебе…

— За что, пап? Это тебе спасибо!.. Ты ведь так интересно рассказываешь!..

— Кому интересно, а кому и вовсе неинтересно. Был бы я закройщик ателье или ездил бы за рубеж, привозил красивые тряпки, тут бы мама от меня и на шаг не отходила бы.

— Человек, пап, должен уметь красиво одеваться, — назидательно сказал я. — А в магазинах ничего не купишь. В комиссионки и то хорошие вещи теперь не несут. Только по знакомству, на руках и можно кое-что достать… Сейчас, чтобы одеться женщине, — с полным знанием дела поведал я, — надо ехать в Тбилиси или во Владивосток…