Снежный ком - Чехов Анатолий Викторович. Страница 41

— А ничего, — сказала Катя. — Купи Ляле, тогда узнаешь что…

Катя бросила эту фразу, словно ужалила, как будто знала, что в кармане у меня, фигурально выражаясь, скромный прожиточный минимум — не больше. А как бы хорошо было подарить Ляле такие часы!..

— Продаешь? — небрежно бросил я.

— Ну, это — мои… А в общем могу и тебе такие достать. Вот приедут ребята со стройотрядом. Один парень, я знаю, хотел продать хорошие часы… У Ляли, кажется, никаких нет?..

— То ли потеряла, то ли украли, — промямлил я, лихорадочно соображая, где взять деньги, чтобы купить Ляльке швейцарскую «Омегу». Я чувствовал, что эта Катя все рассчитала точно: дескать, я, девчонка, и то купила себе дорогие часы. Какой же ты парень, если даже для своей любимой не купишь?

— А почему ты решила, что я должен покупать для Ларисы?

— Догадалась… И потом она отрекомендовала тебя как «своего парня», пока ты из-за угла выглядывал.

«Нет, это просто невозможно! Оказывается, у Ляльки и на затылке глаза! Да и эта нахальная Катя так себя вела, как будто мы с нею сто лет знакомы!»

Избавила меня от необходимости отвечать ей сама Лялька, совершенно неожиданно появившаяся в оконном проеме. В нашу сторону она не смотрела, а все оглядывалась назад, наверняка изучая пути преследования разгневанной Аполлинарии Васильевны. Увидев ее, я еще раз с тайной грустью убедился, как она за последнее время похорошела. Больше того, где-то нахваталась такой уверенности, что нее, как на солнце, невозможно стало смотреть. А одевалась!.. Даже манекенщица на м Дома моделей в нашем городе такие наряды не часто приходилось надевать. Все, казалось бы, простенькое, и этот батник за тридцать «рэ», и белая юбка из тончайшей шерсти, уж не знаю, в какую цену, а на шее золотой кулон на золотой цепочке (в будний-то день!), — все такого качества, что поневоле зачешешь затылок: откуда деньги?

Я, конечно, догадывался откуда, и эта догадка меня никак не веселила…

Увлекшись созерцанием ослепительной Ляльки, я не сразу расслышал, что там говорит мне пестрая Катя.

— Ну так, познакомить с тем парнем?

— С каким парнем?

Катя рассмеялась:

— Совсем от Ляльки с ума спятил. Ладно, сама тебя найду…

О покупке швейцарских часов, я, конечно, не мог и мечтать и думал сейчас не о часах, а все о том, ради кого и на какие деньги так вырядилась Лялька?

Девичья красота, как пишут в книгах, бывает разная: скромная, застенчивая, добрая, мягкая… А у Ляльки за то время, какое я ее не видел (и всего-то три недели), красота эта, будь она неладна, стала как на ярмарке. Она просто кричала во весь голос: «Вот я какая! Смотрите на меня! Любуйтесь мной!..» Да!.. Смотреть на Ляльку стало, и вправду, совершенно невозможно, и не смотреть — тоже невозможно. Меня, например, тянуло к ней как магнитом, глаз бы своих от нее не отводил…

Пытаясь освободиться от этого наваждения, я заставил себя думать, насколько серьезное обострение у дядюшки Фрола. Судя по выражению Лялькиного лица, дела его были не блестящи.

Тут Лялька наконец-то заметила меня и самым безразличным тоном промолвила:

— А, это ты?.. Давно приехал?

Не показав ей, что обиделся, я озабоченно спросил:

— Как он там?

— Открылась рана… Надо доставать облепиховое масло… Не знаешь, когда приходит утренний самолет?

— В половине десятого, — ответил я, хотя мне так и хотелось отпаять ей: «И без тебя знаю, что открылась рана». Но еще больше хотелось сказать: «Какая ты хорошая, Ляля»… Вслух же я произнес:

— Здесь летают не твои межконтинентальные, а всего лишь АН-2. Стюардесс на них нет…

— Пилоты должны быть, — обнадеживающе сказала Лялька и так на меня посмотрела, что хоть сквозь землю провались! Черт бы побрал этих пилотов, совсем я о них забыл! А это, как правило, парни бравые: того и гляди, Ларису на своем ковре-самолете за тридевять земель увезут… Год она пролетала стюардессой на международных линиях и такого самомнения набралась, на дикой козе теперь не подъедешь. Только и сбила с нее спесь осечка с поступлением в институт. А почему она вдруг затеяла поступать, когда и без института так шикарно живет? И сколько парней уже от ее красоты пострадали?.. Коля Лукашов, например, дружок мой по стройбригаде, затеял было так, немножко возле Ляльки «пошустрить». Так она ему такое ответила, что мой бедный Коля сник и развеялся в пространстве, как одуванчик на ветру. Был Коля, и нет его — весь вышел.

Оценив полный провал Коли, я уже и не заикался Ляльке о своих чувствах. Обходился старыми отношениями, как в детстве: «Привет!..» — «Привет!» — «Как дела?» — «В полосочку»! — «Ну что ж, держись!» — «Держусь!» — «Будет время, позвони!» — «Ладно, позвоню!» Вот и весь разговор. Но чувства-то не спрячешь? Они обязательно как-нибудь сами прорвутся. А что тогда?..

Пока я раздумывал, что бы такое умное сказать, Лялька, тряхнув своими светлыми кудряшками, направилась с независимым видом вдоль по коридору.

— Ляля! Лариса! Погоди! Куда же ты?!

— Ну что тебе? — останавливаясь, с явным нетерпением спросила она.

— Халат дай! Я ведь тоже к дядьке пришел!

— А как я отсюда выйду? Без халата меня Аполлинария Васильевна не выпустит.

— Прыгай из окна!

— Вечно с тобой канитель! — Лялька села на подоконник, поджала коленки к подбородку и, ничуть не стесняясь, повернулась вокруг собственной оси, продемонстрировав мне, стоящему внизу, свои яркие сверхмодные купальные трусы.

— Дай руку…

Не успел я ее поддержать, Лялька спрыгнула на землю, одним движением распустила тесемки халата, задержала на мне любопытный взгляд.

— Ты что это зарумянился?

— Закат… — неожиданно охрипшим голосом пояснил я. — Отсветы на окнах.

— Зака-а-ат… — насмешливо протянула Лялька, разглядывая меня, как будто впервые увидела. — Смотри-ка ты, взрослеет петушок!..

Это было уже слишком! Да она меня и за мужчину не считала!

— Ладно, давай халат, — я нахмурился, пытаясь напялить на себя это нелепое сооружение, сшитое из больничной простыни. Проклятый халат, скроенный на младенца, никак не хотел налезать мне на плечи. Просунув руку в один рукав, я, побагровев от натуги, тщетно ловил за спиной второй. Лялька откровенно хохотала, пытаясь мне помочь. Она даже завернула мою кисть куда-то за спину да так, что связки затрещали. Но затрещал и халат, и я в сердцах сдернул его с плеч.

А тут еще нелегкая принесла пеструю Катю.

— Ляля! Боря собирается подарить тебе швейцарские часы! — громогласно заявила она. — Смотри, не продешеви!

— Где ему. Я уж и не надеюсь, — явно поддразнивая меня, насмешливо протянула Лялька. — Разве что пристукнет кого да отнимет… Покажи, Боря, руку. Кентосы-то у него вон какие!..

Да, основные суставы указательного я среднего пальца я действительно разработал на славу, тренируя с Петей Кунжиным приемы каратэ. Третий год уже мы с ним посещаем занятия самодеятельной секции, и теперь я могу отжаться до пятидесяти раз. Лялька узнала об этом и мгновенно посчитала, мол, за это время я мог бы всю мировую литературу от корки до корки перечитать, то самое подписное издание, что в светлых суперобложках. А того не понимает, что на кентосах отжиматься тоже кому-то надо! Удар натренированного каратиста — удар молота — валит быка, проламывает стену. А это — вещь необходимая во многих случаях жизни…

Конечно, я не собирался таким способом, как она острила, добывать Ляльке швейцарские часы (мысль эта гвоздем засела у меня в голове), но тем, что занимаюсь с Петькой каратэ, втайне гордился, и сейчас внимание Ляли к этой стороне моей жизни мне очень даже польстило.

— Есть у нее, кто и без меня часы купит, — бросил я словно бы между прочим. Лялька быстро взглянула на меня, ничего не сказала, буквально на кончике языка поймав какое-то резкое слово.

— О часах толковать рано, а вот облепиховое масло действительно доставать надо, — довольно неуклюже попытался вывернуться я.

— Ты, что ли, будешь доставать? — немного помолчат, переспросила Лялька. Мое замечание насчет покупки часов она скушала молча. — Помнится, ты собственные штаны с компасом по квартире искал, до сих пор не нашел.