Волчья ягода (СИ) - Юрай Наталья. Страница 18

Если это скоротечная страсть, то пусть будет страсть, пусть она горит и даже если отгорит, моя душа настолько полна, что я смиренно приму разлуку. Не всем дано пережить подобное единение.

На ломтики хлеба легли нарезанные сыр и сосиски, загудела микроволновка.

Легкий стук когтей по металлу ступеней возвещал о скором появлении собаки. Хулиганка поднималась вверх на колбасный запах.

Не оборачиваясь — нарезала помидор кружочками — кинула Луше:

— Что, слюнки текут, да? Нагулялась? — пальцы отщипывали кусок сосиски. Нужно задобрить собачку. — Ну, тогда держи аперитивчик.

Луша, сильно подволакивая переднюю лапу и высунув язык, переступала порог комнаты и шла ко мне, но буквально через метр осторожно легла на пузо. Вокруг неё медленно натекала лужа крови, но собака смотрела в глаза и еле слышно потявкивала.

— Эй, ты чего? — руки нащупали влажную шерсть на правом боку — там была рана. — Это кто?

Но животное, потеряв последние силы в попытке объяснить происходящее, просто ткнулось носом в мою голую коленку и завыло страшно, как в фильмах ужасов.

— Нет, — мотала я головой, — не смей мне такое говорить, не смей, псина!

Неловко дёрнув головой, собака завалилась на бок, вытянула лапы и закрыла глаза.

Не помню, как бежала вниз, но на последней ступеньке ноги окаменели, отказываясь двигаться дальше: дверь мастерской была открыта, на фоне черноты стен сияла узкая полоса тусклого уличного света — фонари в деревне работали через один.

Захлопнуться ей что-то мешало, какой-то предмет. Ботинок, слетевший с ноги, торчал мыском вверх. Ботинок Егора.

В эту самую минуту я и поняла, что такое страх. Настоящий. С трудом заставив себя сдвинуться с места, подошла к двери и замерла у порога. В щель была видна голая мужская нога на снегу.

— Нет. Это не он. — уговаривала я себя вслух. — Это не он. Не он!

Что-то щелкнуло в голове, какой-то тумблер, и сразу высохли слёзы. Выскочив на улицу, я кинулась к Егору. Снег вокруг него стал тёмным от крови, полы куртки, накинутой на голое тело, разошлись, открывая страшную рану на животе. Чуть выше пупка.

Уже в скорой, которая приехала через пятнадцать минут, я набрала брата:

— Миш, сейчас ни о чём меня не спрашивай, ладно?

— Что случилось?

— У Егора в мастерской, на втором этаже, лежит собака. Раненая. Её перевязали, но нужна срочная операция. Миш, прошу тебя, заклинаю: спаси её! Обещай любые деньги, я все верну, только спаси, слышишь? Это очень важно. Пожалуйста!

— Ты цела?

— Да.

— Где ты?

— Я везу Егора в больницу. Его ранили. Ножом, Миш! Ножом в живот! Миша!

— Не ори! Успокойся. Я за собакой, потом перезвоню. Всё мне объяснишь. Сейчас спокойно спроси у фельдшера, куда везут. Спокойно!

Я повернула голову:

— А куда вы его везёте?

Пожилой мужчина, набирая в шприц лекарство, отрывисто ответил:

— В районную.

— Услышал, Жень, — четко проговорил в трубку брат. — Держись, сестрёнка. Отбой!

— Девушка, — молоденькая медсестра смотрела на меня с лёгким сочувствием, — вы бы вещи для себя попросили, вы же раздетая и вся в крови!

Впервые за последние сорок минут я оглядела себя: кроме свитера и старых стоптанных мужских кроссовок, в которые машинально сунула ноги, на мне и вправду ничего не было. Даже трусов. Попыталась натянуть свитер на колени, пыталась не смотреть на бледное лицо, на тело в кровавых разводах, на пластиковые трубки. Если не смотреть, то не так страшно.

— Он ведь будет жить?

— Ты, голуба, в сотый раз спрашиваешь. Будет он жить. Дай-ка руку! Долго и счастливо. Ничего смертельного не случилось. Зашьют, и будет как огурчик! Детишек тебе настрогает.

— Ой! Вы что сделали?

— Укольчик успокоительный.

— Зачем?

— Затем, что тебе в себя прийти нужно, сидишь тут как ходячий мертвец. Сериал смотрела?

— Да.

— Один в один, даже грима не надо! Нужно тебе успокоиться. Иначе людей в больнице испугаешь. И потом, за нами полиция едет, помнишь? Очень с тобой поговорить хотят. Скажи спасибо, что свои люди, вошли в положение. А то прямо на месте скрутили бы.

— Зачем?

— Потому что подозреваемая.

— Я?

— Нет, я!

— А почему он в себя не приходит?

— Опять двадцать пять! — фельдшер хлопнул себя по коленке.

— А чего говорить-то? Мимо Марья проходила, столкнулись с нею в лесу, познакомились, поболтали.

— С Марьей? Поболтали?

— Что, со мной и поболтать нельзя что ли? Только дубиной по голове и в сани? Спасибо, учту на будущее! Пусти!

— Жень, ну Жень! Ну Женя! — Слава не отпускал, наоборот, обнял меня и прижал к своей груди. — Знаешь, как я испугался, когда тело твоё в санях… — он отстранился и нежно заправил выбившуюся прядь под платок. — Красивая ты. Настоящая восточная красавица. Я таких только в кино видел.

— Перестань!

Мстислав держал крепко за плечи и его глаза становились всё ближе.

— Я тебя сейчас поцелую, — прошептал он, заставив меня приготовиться к жесткому напору.

Но поцелуй вышел очень нежным, даже робким.

— Господи, какая ты сладкая.

— Это узвар твой.

— Дурочка ты, а я дурак, — мужчина опять крепко обнял меня, и я уткнулась в расшитую тесьмой овчину его тулупа, просунула руки под полы и обхватила талию.

— Я не буду тебя торопить, Жень, но ты мне очень, — Мстиславу вдруг изменил голос, — очень нравишься.

— Отведи меня домой — домой, я уже назвала это домом? — Ноги устали и голова кружится.

— На руках отнесу! — воскликнул мой спутник, подхватил и понёс в терем.

Было спокойно и хорошо на мягких перинах. Волче остался там, где ему интереснее другая женщина, ну и отлично. Я рассматривала слегка воспаленную, покрасневшую кожу вокруг ран. Пусть со своими волками якшается, охотник.

— Слава! — крикнула во всё горло, и через пару минут в комнату залетел Годинович. — А у тебя мази никакой нет? Антибиотиков?

— Это что, — нахмурился ухажёр, — волки рвали?

— Ага. Болит до сих пор. Не заживает вот. Дядька Лешак смазывал чем-то.

— Дай-ка, — легкие поцелуи пробежали от запястья до сгиба локтя. — Милая, натерпелась ты боли! Говорил же, не сможешь уехать, а этот Волче не углядел за тобой, деревенщина!

— Так есть мазь или нет, — мне приятны были поцелуи, но вид ран беспокоил.

— Для тебя найду любое средство! — видно было, как Мстиславу трудно сдерживать себя.

Я улыбнулась:

— Тогда беги и ищи.

Слава нагнулся и быстро поцеловал меня в губы.

— Лечу!

Глава 11. Суть вещей

— Да не волнуйтесь так. Я просто выясняю, что вы помните. Воды хотите?

— Нет, — в тишине небольшой комнаты непроизвольно и громко клацнули зубы.

— Значит, с потерпевшим вы познакомились недавно?

— Да.

— Какие у вас с ним отношения?

— Мы… Мы… Любовники мы.

Дверь кабинета открылась, заглянувший в комнату человек кивнул.

— Минутку! — старший кто-то там, имя, а уж тем более звание которого я даже под угрозой расстрела не вспомнила бы, подошел к двери.

Мужчины о чем-то негромко говорили, а я уставилась на свои ладони, лежащие на коленях. В больнице сердобольная медсестра принесла старые списанные пижамные штаны, и теперь мой наряд выглядел весьма живописно, что не добавляло уверенности в себе ни на грамм.

— Ну вот! — дознаватель широко улыбнулся. — Отпускаю я вас пока, Евгения Николаевна! Ваш приятель пришёл в себя и сообщил важные сведения о нападавших!

— Спасибо!

— Вот здесь подпишите... Ага. Я в ту сторону, довезти?

— Нет, спасибо вам, меня брат заберёт.

Спустя десять минут я сидела на переднем сиденье, крепко схватившись за натянутый ремень безопасности, и ждала, когда Миха начнёт спрашивать. А он молчал. Щелкали поворотники, моталась из стороны в сторону ёлочка освежителя, но кузен не произносил ни слова.