Утренняя песня - Кейтс Кимберли. Страница 15

Грум в это время прогуливал двух лошадей по каретному кругу. Огнеборца, жеребца Данте, и лоснящегося мерина цвета заката, приготовленного для мальчика.

Остен довольно кивнул. Когда ему было столько же лет, сколько Пипу, он согласился бы стать убийцей, лишь бы получить возможность покататься на таком красивом животном.

Тут Остен увидел направлявшегося к дому Аттика.

Час от часу не легче! Этот человек становится надоедливым, как пчелиный рой.

– Остен, как хорошо, что вы еще не ускакали. Я привез вам все нужные детали, но, кажется, с экспериментальным баком что-то не так. Энок Дигвид говорит, что он не того веса.

– Разберусь с этим попозже, я сейчас занят. Потрясенный, Аттик уставился на хозяина.

– Так заняты, что не можете обсудить трудности с баком? Случилось нечто непредвиденное, о чем я должен знать? Разумеется, я в вашем распоряжении.

– Нет, ничего непредвиденного. Я отправляюсь на прогулку.

– На прогулку? – поразился Аттик, взглянув на лошадь.

Меньше всего он ожидал такого ответа.

– Сэр... – начал он, но замолчал, когда из дома вышел Симмонз.

Симмонз остановился перед Данте и поклонился.

– Простите, сэр, но вы распорядились доложить, как только все будет готово. Я послал мисс Грейстон помогать Бекке в розовой гостиной. Окна комнаты выходят в сад, и оттуда она ничего не увидит. Луи пошел за мальчиком.

– Мальчиком? – повторил Аттик, вопросительно подняв брови.

– У мисс Грейстон есть сын, о котором я вспомнил только сегодня поутру. Хочу взять его на прогулку.

– Ребенка служанки?

– И вы этого не одобряете, не так ли, старый грубиян?

– Простите, Остен, но я должен предостеречь вас. Это едва ли соответствует... Я хочу сказать, проявление любого предпочтения кому бы то ни было может быть опасно для спокойствия, царящего в поместье.

Аттик покраснел.

– Ах, но в этом-то и вся прелесть, Аттик. Ваша задача состоит в сохранении «спокойствия, царящего в поместье». Я же волен поступать так, как пожелаю.

Аттик не спускал с него глаз, и Данте почувствовал, что старик выискивает еще какой-либо аргумент.

– Вам следовало бы спросить разрешения у матери, прежде чем...

– Прежде чем взять его с собой, чтобы он прыгал через изгороди, рискуя сломать себе шею? Поверьте, у меня еще осталась капля здравого смысла. Закат, может, и выглядит как демон, но он кроток как ягненок. Мальчик будет в восторге. Кроме того, Аттик, едва ли в ваши обязанности входит проповедь приличий. Разве не вы говорили мне, что состоятельный землевладелец должен поступать по собственному усмотрению?

– Да! Но я не имел в виду житейские заботы по управлению поместьем. Эти заботы вы должны предоставить мне. А сами вольны заниматься тем, чем пожелаете.

– Сегодня я желаю покататься с Пипом на лошади. А теперь, будьте так добры, займитесь каким-нибудь полезным делом. Встретимся позже.

Аттик замер. Данте явно задел гордость старого слуги.

– Как вам угодно.

Он отвесил поклон, повернулся и пошел прочь.

В это мгновение появился Луи, но мальчик не держался за его руку, как ожидал Данте. Плечи Пипа были прямыми, лицо бледным, а в глазах притаился страх.

Он то и дело оглядывался, видимо, ожидая, что вот-вот появится мать.

Остен, ощутив укол совести, расплылся в улыбке и направился к мальчику.

– Спасибо, что составил мне компанию, – произнес он с поклоном. – Ты знаешь, кто я такой?

Ребенок судорожно сглотнул.

– Вы псих из Рейвенскара! – выпалил мальчик и побледнел. – Ой, нет, Нанна сказала, что я не должен так говорить.

Слова мальчика развеселили Остена, и он рассмеялся.

– Кажется, в вашей семье все обладают острым языком, юный мистер Пип. Но может быть, вам не стоит называть меня так во всеуслышание? А то ведь и слуги станут меня так называть, верно?

– Да, сэр. А теперь я, пожалуй, пойду наверх, пока Нанна меня не хватилась.

– Нанна? Ты называешь мать Наиной?

Мальчик окончательно растерялся.

– Я часто путаю имена. Я называл ее так, когда был совсем маленьким, а теперь вырос, но все равно называю ее Нанна.

– Понятно.

Мальчик готов был удрать.

– Подожди. У меня есть для тебя работа.

Данте осторожно взял ребенка за руку. Он был поражен худобой этой руки и смущен тем, как Пип вздрогнул. И все же мальчик не двинулся с места, в его облике чувствовалась спокойная покорность. Да он будто смотрел на палача!

Остен ощутил странное сходство с мальчиком. Он вспомнил, как другой мальчик вот так же стоял, как будто ожидая удара, удара, который так и не последовал. Однако страх не прошел.

Данте испытал досаду, когда понял, что именно он причиняет мальчику страдания. Надо как-то успокоить его.

– Я подумал, как бы получше использовать тебя, пока ты живешь в Рейвенскар-Хаусе. В конце концов, здесь все зарабатывают себе на хлеб.

– Я... я мало на что гожусь. Папа всегда говорил...

Ребенок замолчал и испуганно посмотрел на Остена.

– С этим поручением ты справишься, малыш, – поспешно заверил его Данте.

Пип вздохнул. Данте положил руку на узкую спину ребенка.

– Ты справишься, малыш, – повторил он. – Я уверен. Пошли.

Мальчик неохотно последовал за Остеном.

– Ты мог бы ухаживать за Закатом. Последнее время я очень занят и не успеваю тренировать его.

Пип посмотрел на небо.

– Нанна рассказывала мне легенду о человеке, который возит солнце в колеснице.

– Я не настолько всемогущ. Закат – это лошадь.

– Э-э... лошадь?

Данте ожидал, что мальчик обрадуется, однако глаза ребенка наполнились ужасом.

Мальчики обычно садились на лошадей еще до того, как начинали ходить. Неужели этот бедняжка никогда не ездил на лошади? Ну что ж, Остен быстро его научит.

Лучше всего побыстрее посадить его на лошадь, пока он не сообразил, с какой высоты придется падать. Если Остен что-то и знает о мальчиках, то не пройдет и десяти минут, как Пип будет ликовать.

Данте махнул хлыстом, и грум подвел лошадей. Остен сжал поводья своей лошади.

– Уидерз, помогите Пипу сесть в седло.

– П-п-пожалуйста, – заикаясь, произнес Пип, – я...

– Ты прекрасно справишься, мальчик. Закат кроток, как ягненок.

Данте взлетел в седло и повернулся, чтобы посмотреть, как Уидерз сажает мальчика на лошадь. Лицо малыша стало серым, глаза наполнились ужасом.

Данте нахмурился. Неужели он совершил ошибку? Но времени на раздумья не было.

В это мгновение из груди ребенка вырвался какой-то странный звук.

Данте охватила тревога.

– Какого черта? Уидерз, снимите его, что-то не так!

Грум попытался сделать это, но пальцы мальчика вцепились в гриву коня, словно абордажные крюки. Мерин качнулся в сторону, поднимая и опуская голову и дергая поводья, которые все еще держал грум.

Данте соскочил на землю.

– Подержите Заката, – приказал Данте груму и схватил руки Пипа. Они были ледяными.

Данте с трудом их разжал и снял ребенка с лошади. Пип задыхался, его губы посинели.

– Позовите мисс Грейстон! – завопил Данте. – Уидерз, возьмите Огнеборца и поезжайте за врачом. Скорее!

Данте прижал мальчика к груди и вбежал в дом.

Он положил ребенка на диванчик, пытаясь расстегнуть ему рубашку. В этот момент вбежала Ханна. Ее лицо окаменело от испуга, но она схватила руки Пипа, нисколько не удивившись.

– Черт, с ним что-то случилось! – воскликнул Данте.

– Это одышка.

– С ним раньше такое бывало?

– О, много раз. Так много... но, Пип, ты же так хорошо себя чувствовал, ангел мой! Что тебя взволновало?

– Л... лошадь, – прохрипел ребенок, прижав кулачок к груди. – Я...

– Снова кошмар? Никто больше не заставит тебя подходить к лошади. Разве я тебе этого не обещала?

– Я просто посадил его на эту проклятую лошадь, – сказал Данте.

– Вы посадили его на лошадь? Не спросив меня? Как вы могли? – Ханна едва сдерживала гнев.

У Остена горели щеки.