Код Бытия - Кейз Джон. Страница 94

ВФ: Вы знаете, такое происходит и со мной. Конечно, я не призываю всех и каждого смотреть на меня. На меня и так смотрит вся Вселенная. (Смеется.) Но мои друзья все время требуют, чтобы я смотрела на них. «Эй, Вэл, если будешь смотреть по ящику игру „Лейкерс“ сегодня, обрати внимание на шестой ряд над скамейкой запасных и правее от нее. Там буду я!»

КБ: Точно! Даже если ваша подруга видит вас, а вы ее каждый день, она хочет, чтобы вы узрели ее по телевизору. (Смеется.) Так или иначе, это лишь одна из возможных реакций на камеру. Но имеются и другие. Существуют люди, которые не желают появляться в телевизоре или сниматься в фильмах, полагая, что это делает их менее реальными. Вам, несомненно, знаком избитый пример с дикарями, которые не желают фотографироваться из опасения, что камера похитит их души?

ВФ: Конечно, известен. Однако… постойте-ка! Мы должны говорить о вас, а не обо мне.

КБ: (Смеется.) Я и подхожу к себе. Дело в том, что мне одновременно присущи черты как первых, так и вторых. Снимаясь в кино, я подпрыгиваю перед камерой как сумасшедшая и хочу, чтобы меня увидел весь мир. Но когда речь заходит о моей личной жизни – нет. В данном случае я похожа на дикаря с Борнео. Я не хочу говорить о своей жизни, потому что после этого я скверно себя чувствую. Мне кажется, будто я потеряла часть души.

ВФ: Перестаньте. Это немного претенциозно. Мне не надо ни кусочка вашей души. Просто рассказ. Что-то вроде «Каллиста как личность», а не «Каллиста как звезда».

КБ: (Вздыхает.) Вы не понимаете, потому что именно вы задаете вопросы.

ВФ: Что ж, это справедливо. Задайте мне вопрос о чем угодно. Вперед!

КБ: О’кей. (Откашливается.) Скажите, как часто вы мастурбируете?

ВФ: (Взвизгивает и хохочет.) Это нечестно! Я же вас ни о чем подобном не спрашивала!

КБ: А кое-кто может и спросить.

ВФ: В таком случае вы можете отказаться отвечать. Разве не так?

КБ: Да, но люди получат право обвинить меня в скрытности или заявят, что я веду себя не по правилам. Послушайте, я вовсе не хочу показаться трудной собеседницей. Было время, когда я все время рассказывала о себе.

ВФ: По-моему, вы преувеличиваете.

КБ: Допустим. Тем не менее все, что я говорила, пугало меня.

ВФ: Объясните, пожалуйста.

КБ: Предположим, вы беседуете с человеком. Он знает о вас почти все – или считает, что знает, – но на самом деле эти знания поверхностны. Через некоторое время вы просто перестаете касаться многих сторон своей жизни, потому что, если вы о них расскажете, они перестанут вам принадлежать. Они словно исчезают… Нет, я не могу точно объяснить.

ВФ: Но это же расплата за славу. Если вы хотите, чтобы люди отдавали свои пять баксов, пытаясь увидеть вас, то разве вы им ничего не должны взамен?

КБ: Полагаю, не должна. Они платят за просмотр фильма, а не за то, чтобы узнать, кто мне больше всех нравится среди игроков «Лейкерс» или как я выглядела в пять лет.

ВФ: Итак, вы не хотите ответить?

КБ: Вы лишены чувства жалости!

ВФ: Ну пожааалуйста! Всего один пример. Пример глупости.

КБ: (Со вздохом.) Ну хорошо. Отвечаю только потому, что это поможет кому-то не повторять мои ошибки… Впрочем, никому это не поможет. Кого я обманываю?

ВФ: Давайте-давайте! Мы ждем!

КБ: О’кей. Но это действительно было глупо с моей стороны. Не забавно, не любопытно, а просто чудовищно глупо и опасно. (Вздыхает.) Когда я появилась на западном побережье, мне было всего девятнадцать лет, у меня почти не было денег, и весь путь я проделала в одиночестве с «Гюнтером»…

ВФ: Кто это – «Гюнтер»?

КБ: Старенький микроавтобус «фольксваген», с лысыми шинами, отвратительными тормозами и никуда не годной системой охлаждения. Двигатель постоянно перегревался, и через Скалистые горы я практически волокла машину на себе. Чтобы сэкономить, я в нем спала на обочине или на стоянках. До сих пор не могу представить, как я добралась до Калифорнии.

ВФ: И по дороге с вами случались ужасные вещи?

КБ: По правде говоря, нет. Большинство людей были со мной очень милы, но произойти могло многое.

ВФ: Что, например?

КБ: Несколько раз парни хотели затащить меня в свои машины, а один, под крутым кайфом, даже залез на крышу «Гюнтера» и не хотел слезать оттуда.

ВФ: Тем не менее вы доехали благополучно. Разве не так? А ведь только это следует принимать в расчет.

КБ: Мне просто очень повезло. Другая на моем месте может оказаться не столь удачливой.

ВФ: Хорошее замечание. А теперь я просто обязана вас спросить. Кто из игроков «Лейкерс» вам нравится больше всего?

Интервью продолжалось еще пару страниц. Закончив читать, Ласситер отложил стенограмму в сторону и уже потянулся за очередной статьей, но передумал. Этот рассказ о микроавтобусе «фольксваген»… в нем было нечто такое, что вызывало какие-то ассоциации. Но какие?

Наконец он вспомнил. Когда актриса исчезла, в газете «Лос-Анджелес стайл» появилась статья. Заголовок гласил: «Это конец, ребята! Каллиста Бейтс всем кланяется!»

Интересно, есть ли у него эта вырезка? Большую часть досье Каллисты Ласситер оставил в Вашингтоне, прихватив только то, что не успел прочитать, и несколько ключевых статей, которые могли бы пригодиться в будущем. Статья из газеты должна быть здесь. Он вытянул из портфеля несколько листков и стал искать нужный отрывок.

Статья представляла собой интервью, взятое в отеле «Беверли-Хиллз», где после продажи дома остановилась Каллиста. Это был стилизованный материал, когда автор говорит не меньше актрисы. Каждый абзац содержал не относящиеся к делу ценные наблюдения. Оказывается, глаза у Каллисты имели цвет «болезненного индиго», а на вопросы она отвечала с «синкопическим цинизмом обжегшейся на чем-то любовницы». «Интересно, что он хотел этим сказать?» – удивлялся Ласситер.

Эти образчики прозы были разбросаны вокруг фотографии звезды. Каллиста сидела в шортах и блузке, скрестив обнаженные ноги, и «лишь легкое подрагивание большого пальца ноги выдавало ее напряжение».

Каллиста отбросила все, что связывало ее жизнь с большим городом. В этом нет никаких сомнений. Дом и мебель проданы, а «бентли» отправился туда, откуда явился, – на студию. В прихожей двойного номера актрисы сиротливо стоял одинокий чемодан.

Я спросил ее, что она собирается делать. Некоторое время Каллиста сидела молча, словно не в силах сбросить с себя отчуждение, опутавшее ее после суда, но затем тряхнула роскошными волосами и произнесла: «Что-нибудь придумаю». Говоря это, она машинально вращала соломинку, наблюдая, как влага, конденсируясь на ее стакане, по каплям стекает на стол.

«Неужели вы ничего не сохранили из этой жизни?»

Она отрицательно покачала головой.

«Платья? Картины? А как насчет „мерседеса“?»

«Я его продала», – отвечала Каллиста.

По залитой солнцем стене бунгало так быстро скользнула ящерица, что ее можно было принять за галлюцинацию. Каллиста улыбнулась, сняла темные очки и поднялась, давая понять, что интервью закончено. «Я подумала, что будет правильнее уезжать на той же лошадке, на которой я сюда приехала». С этими словами она повернулась и исчезла.

Ласситер отложил листки в сторону и задумался. Он надеялся получить гораздо больше информации. Тем не менее в интервью проскользнула фраза о лошадке, на которой она приехала. Что же… Если понять слова Каллисты буквально, лошадку звали «Гюнтер», и это был микроавтобус «фольксваген».

Джо поднял трубку и набрал номер Гэри Стойкавича в Миннеаполисе.

– У вас есть для меня что-нибудь? – спросил он.

– Нет.

– В таком случае я хочу вас кое о чем попросить. Узнайте, пожалуйста, какая машина была у Уильямс во время ее пребывания в Миннеаполисе.

– Это уже известно, – ответил детектив. – У нее было два автомобиля. «Хонда-аккорд», купленная здесь, и старый «фольксваген».

– «Жучок»?

– Нет. Микроавтобус.