Немая (СИ) - Колч Агаша. Страница 44

– Да во благо, ладушка. Если тебе в радость, то чего ж мне противиться? Но предупреждай допрежь.

Боярыня голову склонила, выказывая покорность мужу, и пошла уже было за ним к выходу, но обернулась:

– Прощай, мастерица. Это всё, – она махнула в сторону одежды, в которой приехала, и на платье новое взглянула, – челядь заберёт.

Очередной реверанс на прощанье. А потом выдох: «Нифига себе! А что это было?». И ещё один вопрос в голове крутился с первой минуты, как боярина увидела: где я могла его видеть? Лицо, манера говорить и двигаться были очень знакомы. Но в то же время я понимала, что он совершенно чужой дядька. Словно память затуманило.

От размышлений отвлек цокот каблуков подбитых, и в дом вновь вошёл воин, боярыню охранявший.

– Царица приказала поутру забрать всё, что следует. Я повозку с рассветом пришлю. Готово будет?

Киваю растерянно, а сама едва челюсть от падения удерживаю. Кто царица? Боярыня вот эта, что платья у меня купила? А муж её, значит, царь? Граждане, да это же полный «Пииииииииииииииии!»

Я сидела, тупо уставившись в одну точку, дивясь собственной глупости. Все очевидно было, а я не признала. Профиль царя нашего Василия многократно на монетах видела. И царицу Анной зовут. Всё очевидно, но я не поняла.

Развязала кошель, желая ещё раз посмотреть на чеканный профиль самодержца, и на стол высыпалось семь золотых монет. Щедро!

Чтобы завтра не метаться кошкой угорелой, аккуратно расправила и сложила наряды царские, завязала в узел. Платье на манекене пока оставила, только накрыла чехлом, чтобы завтра не залапали руками грязными ткань нежную. А ещё достала с полки комплект спальный нестерпимо алого цвета, упаковала в мешочек шёлковый, обвязала лентами атласными. Пусть царская чета порадуется подарку.

– Что так поздно, Даша? – встретил меня вопросом дед. – Говорят, выезд царский у мастерской твоей стоял. Правда ли?

Новости с телеграфной быстротой по городу распространяются. Так оно и понятно: событий значительных мало, а тут целый царский выезд, да на нашей улице. Явление невероятное!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Покивала с улыбкой, подтверждая известие. И только было собралась переобуться, как со стороны кухни вошёл с самоваром в руках Ерофей.

– Здравствуй, невестушка! – легко поклонился мне жених. – А нас на праздники распустили. Гуляют студиозусы.

Глядя во все глаза на парня, с трудом удерживала отвисающую челюсть. Второй раз за вечер такое потрясение – это как-то слишком. Вспомнила я, где царя видела. По нашему дому уже который год шастала слегка уменьшенная и сильно помолодевшая копия Василия IV из рода Витославича. И опять всё на поверхности – и схожесть, и то, что парень Васильевич, и моя невнимательность.

С отчаянием посмотрела на чародея, пусть скажет, что у меня глюки на нервной почве. Но Осей и не думал успокаивать, напротив, подтвердил мою догадку, прошептав на ухо:

– Позже поговорим. – А потом нарочито громко и строго спросил: – Ужин в этом доме сегодня будет? 

Как же хорошо, что я упросила Душана к нам переехать, а дед на это «добро» дал. Нет нужды постоянно отвлекаться на хлопоты домашние, ежедневно голову ломать над извечной женской проблемой «что приготовить?». Домовой был работящий, смекалистый и инициативный. В первые же дни расспросил нас с Осеем, чем мы завтракать любим и что на ужин предпочитаем. Подсмотрел, дотошно выспросил и запомнил, как готовятся диковинные кушанья типа пиццы, супа-пюре из тыквы на сливках, фаршированных перцев и прочие изыски, рецепты которых застряли в моей памяти намертво.

Чистоту поддерживал идеальную. Пользовался тем, что нас с чародеем днём дома не бывает, и чуть ли не каждый день вычищал строение от чердака до подвала. Раз в месяц натирал полы, вызнав рецепт самодельной мастики. Где-то нашёл банника не у дел и рекомендовал позволить тому в мыльне поселиться. Чародей разрешил и теперь дважды в декаду наслаждался лёгким паром, хорошим жаром и ароматным веником. А после парилки – невероятно вкусным чаем, который заваривал нам Душан.

Вот всё же хорошо было. Быт налажен, у меня дело доходное, у деда служба любимая, у Ерофея учёба нужная. Откуда и зачем на нас свалилась эта заноза – родство парня с царём? Васильевич он, видите ли, иголку ему при примерке в зад! – безосновательно злилась я на жениха, который, не ведая о моих эмоциях, с наслаждением доедал второй кусок фаршированной щуки и сетовал на то, что редко студиозусов домой отпускают.

– Не сказать, что голодаем, но разносолами в трапезной не балуют. Щи да каша – пища наша, – объяснял он нам свою досаду, сыто отодвигаясь от стола.

За годы учёбы Ерофей вытянулся, возмужал и стал чувствовать себя намного увереннее. Ежедневные интенсивные тренировки тело подростка превратили в атлетическую фигуру. Теоретические занятия помогли развить логическое мышление, дали массу знаний в разных областях жизни. В разговоре он больше не бэкал и не мэкал, а излагал красиво и доходчиво. Одновременно, правда, при помощи артефактов, успешно изучал языки ближайших соседей: тюркский и мадьярский. Опыта пока парню не хватает жизненного, но это дело наживное. Ему ещё три года учиться.

Я хоть и продолжала иронично фыркать, слыша «невестушка» или «суженная моя», но всё чаще тайком засматривалась на наречённого и ловила себя на том, что скучаю по Ерофею, когда его долго из Академии не отпускают. А ещё злюсь, когда боярышни-клиентки начинают ему глазки строить. Безсоромные* девки!  

*Безсоромная – бесстыжая (старорусский).

Как же дальше-то жизнь наша сложится? Не просто так сын царский потерян был. Пусть даже незаконнорожденный, но помешал же кому-то? А мать его где сейчас? Или он Анной рождённый? Сколько вопросов и ни одного ответа, который мог бы не только прошлое прояснить, но и тревогу о будущем развеять.  

– Даша, пойдём к ратуше погуляем? – предложил жених. – Там торговля праздничная, карусели поставили, скоморохи представления дают. Пошли?

Отрицательно покачала головой. «Давай завтра, устала сегодня, не до гуляний мне», – подумала я, глядя на Ерофея, и пальцами изобразила нечто невнятное. Но он меня понял.

– Завтра так завтра. Отдыхай, лапушка. Тогда я к Силычу сгоняю, Фомку проведаю, – согласился парень, споро натягивая сапоги и набрасывая на плечи легкий зипун.

Фр-р-р! И упорхнул сокол ясный. А я смотрела вслед и думала: не то громко думать начала, не то студент научился мысленную речь слышать. Ведь из хаотичных движений пальцами вряд ли можно было понять, что конкретно я излагала.

– И думаешь громко, и его хорошо в Академии учат, – объяснил дед, закрывая дверь. – Пойдем поговорим.  

Я резко обернулась и уставилась на деда. В голове мелькнуло непонятное: «И ты, Брут?»

– Не знаю, кто или что такое Брут, но я тоже тебя слышу.

Глава 5

Чай обжигал губы, щекотал ноздри ароматным сбором разнотравья, жаром чашки согревал ладони. Тишину, воцарившуюся в гостиной, нарушало только размерное тиканье огромных напольных часов, недавно поселившихся в нашем доме. 

Студиозусы, куратором которых Осей был на протяжении всего обучения, решили память о себе оставить. Сбросились деньгами, упросили коллег-артефакторов и заказали им это монстровидное чудовище, притворяющееся хронометром. Дед велел водрузить короб на видное место, раз в три дня торжественно доставал из встроенного выдвижного ящичка ключ и аккуратно заводил механизм, внимательно считая обороты.

– Даша, согласись, что это очень правильно – отслеживать время, – каждый раз, дирижируя ключом, обращался ко мне чародей. Я соглашалась. Да, правильно. Но зачем же такие куранты, когда есть более компактные и менее громкие модели? Осей объяснял: – Часы соответствуют размеру уважения.

Пусть так, но когда каждую ночь с предварительным натужным хрипом старого астматика вреднющий механизм в час пополуночи выдавал громоподобное «Бом!», мне хотелось разобрать его на составляющие, проклясть вечным недержанием каждого из студентов выпускной группы и залепить уши воском. Сдерживало только то, что дед часами гордился, а я любила деда и потакала всем его капризам.