Туннель - Келлерман Бернгард. Страница 11
Он начал с того, что боится разочаровать собрание после заинтриговавших всех слов Ч. Х. Ллойда. Его проект едва ли может быть признан более грандиозным, чем Панамский канал или соединяющий Цейлон с Индией мост сэра Роджерса через Полкский пролив. Его проект, собственно говоря, даже прост.
Аллан вынул из широкого кармана брюк кусок мела и провел две черты на стоявшей перед ним доске. Вот это Америка, а это Европа! Он обязуется в пятнадцать лет построить подводный туннель, который соединит оба материка и по которому пойдут поезда, покрывающие расстояние между Америкой и Европой в двадцать четыре часа! В этом и заключается его проект.
В этот миг вспыхнул магний, который держали наготове фоторепортеры, открывшие свой огонь, и Аллан сделал короткую паузу. С улицы доносился шум, – там знали, что наверху началось сражение.
Вначале проект Аллана, знаменовавший эпоху в истории двух материков и необычайный даже для этого века прогресса, по-видимому, не произвел на слушателей ни малейшего впечатления. Кое-кто был даже разочарован, – им показалось, что они уже когда-то слышали об этом проекте, он носился в воздухе, как многие другие. И все же никто не мог бы пятьдесят – да что там говорить! – двадцать лет назад предложить его без риска вызвать смех. Здесь были люди, которые за несколько мгновений, нужных для того, чтобы завести свои часы, зарабатывали больше, чем другие за месяц, здесь были люди, которые не дрогнули бы, если бы завтра наша планета разорвалась, как бомба, но здесь не было ни одного, кто позволил бы, чтобы его заставили скучать. И этого они боялись больше всего, – ведь, право, Ч. Х. Ллойд тоже способен ошибиться! Этот малый мог бы преподнести собранию какую-нибудь выкопанную им старую историю, вроде орошения Сахары или что-нибудь подобное. Его проект, по крайней мере, не был скучен. А это уже хорошо! Молчаливые, неприступные джентльмены вздохнули с облегчением.
Аллан и не ждал, что ошеломит аудиторию своим проектом, и был вполне доволен впечатлением, произведенным началом доклада. Пока он не имел основания требовать большего. Свою идею он мог бы развить перед слушателями постепенно, но предпочел выстрелить ею, словно картечью, чтобы сразу пробить панцирь напускного равнодушия, способного обескуражить любого оратора, – панцирь, выкованный из флегматичности, сдержанности, вялости, расчета и сопротивления. Ему необходимо было заставить эти семь миллиардов выслушать его. В этом, именно в этом заключалась его первая задача. И, по-видимому, она ему удалась. Кожаные кресла заскрипели, некоторые гости усаживались поудобнее, зажигали сигары. Миссис Браун наставила свою слуховую трубку. Виттерштейнер из Нью-йоркского центрального банка шепнул что-то на ухо И. О. Морзе, медному королю. И Аллан продолжал бодрее и увереннее.
Туннель должен начинаться на сто километров южнее Нью-Йорка, у берегов Нью-Джерси, пройти под Бермудскими и Азорскими островами, коснуться северной части Испании и подняться на французском побережье Бискайского залива. Обе океанские станции, бермудская и азорская, необходимы по техническим причинам. Совместно с американской и двумя европейскими они образуют пять исходных точек для штолен туннеля. Кроме того, океанские станции будут иметь огромное значение для рентабельности туннеля: станция Бермудских островов захватит все пассажирское движение и почту мексиканского бассейна, Вест-Индии, Центральной Америки и Панамского канала, станция Азорских островов завоюет все перевозки из Южной Америки и Африки. Океанские станции станут узловыми пунктами мировых путей сообщения, не менее важными, чем Нью-Йорк и Лондон. Без особых комментариев ясно, какую роль сыграют на земном шаре американская и европейские станции! Отдельные государства будут вынуждены дать согласие на постройку туннеля. Больше того, он, Мак Аллан, заставит их допустить на биржу бумаги туннельного синдиката, если они не хотят причинить своей промышленности миллиардные убытки.
– Туннель под Беринговом проливом, начатый три года назад, – сказал Аллан, – туннель Дувр – Кале, заканчиваемый в этом году, в достаточной степени показали, что сооружение подводных туннелей не представляет трудностей для современной техники. Длина туннеля Дувр – Кале – около пятидесяти километров. Длина моего туннеля – около пяти тысяч километров. Моя задача поэтому заключается лишь в том, чтобы в стократном масштабе повторить работу англичан и французов. Это, конечно, неминуемо повлечет за собой и рост трудностей. Но не мне вам напоминать, что современный человек чувствует себя дома везде, где он может поставить машину! В финансовом отношении осуществление проекта зависит от вашего согласия. Ваших личных денег, как говорил Хобби, мне не нужно, – я собираюсь устроить туннель на американские и европейские деньги, на деньги всего мира. Техническая возможность выполнить проект в пятнадцатилетний срок создана исключительно моим изобретением, вам известным, она создана «алланитом». Эта сталь по твердости почти не уступает алмазу, дает возможность проходить самые твердые породы и позволяет изготовить неограниченное число чрезвычайно дешевых буров.
Аудитория слушала. Казалось, она дремлет, но именно это свидетельствовало о том, что она принялась за работу. Большая часть серебристых и белых голов опустилась, и только две-три блестящие от пота физиономии были обращены вверх, к небу, где мерцали похожие на осколки звезды. Один, уставясь на Аллана, прищурившись и вытянув губы, жевал сигару, другой, подперев рукой подбородок, смотрел перед собой, задумчиво кивая головой. Из глаз почти всех этих людей исчезло добродушное детское выражение, – оно уступило место сосредоточенному, затуманенному или жутко напряженному взору. Миссис Браун не отрывала глаз от уст Аллана, и ее рот принял резкое, насмешливое, почти злобное выражение. Мозги этих тридцати рабовладельцев, в которые Аллан клином вбивал свои идеи и аргументы, зашевелились. Деньги размышляли; размышляли железо, сталь, медь, лес, уголь. Предложение Аллана было не из обычных. Его стоило обдумать и взвесить. Подобные проекты не валялись каждый день на улице. И это дело Аллана было не простым! Речь шла здесь не о нескольких миллионах бушелей пшеницы или тюков хлопка и не о тысяче акций рудников «Король Эдвард» в Австралии. Речь шла о гораздо большем! Для одних дело Аллана означало горы денег без особого риска – для железа, стали, угля. Для других оно означало деньги с большим риском. Но необходимо было занять позицию. Вот именно! Ведь речь шла здесь еще и о Ллойде, не о ком другом, как о всемогущем Ллойде, который, как золотой призрак, шагал по земному шару, созидая и разрушая! Ллойд прекрасно знал, что делает. Этим Алланом двигали, а ему казалось, что двигает он сам. За последние недели на Уолл-стрит были заключены большие сделки с акциями горной и тяжелой промышленности. Теперь все поняли, что это Ллойд командовал своими армиями через подставных лиц. Было ясно, что Ллойд, сидящий в этот час в своей сокровищнице и сосущий сигару, несколько недель назад пошел в наступление и Аллан – его орудие. Всегда Ллойд был первым, всегда захватывал лучшие участки, когда начинался какой-то подъем. Ничего, ничего, теперь еще было время хоть немного наверстать упущенное… Нужно только сегодня же разослать телеграммы по всему миру, тотчас после собрания. Завтра утром будет уже поздно.
Надо на что-то решиться…
Некоторые, устав от размышлений, пытались приблизиться к решению проблемы, рассматривая Аллана как сквозь лупу. Внимательно прислушиваясь к тому, что говорил он о строительстве туннеля, – о том, как он поведет штольни, укрепит их и снабдит воздухом, – они изучали его лакированные ботинки, белоснежные фланелевые брюки, пояс, сорочку, воротничок, галстук – все, вплоть до сильного лба, от которого шел гладкий, медно-красного отлива пробор. Лицо этого человека блестело от пота, как бронза, но даже теперь, после часового доклада, оно не выказывало ни малейших следов утомления. Напротив, оно стало выразительнее и оживленнее. Его глаза, вначале добродушные, с детским выражением, теперь, несмотря на ручьи пота, стали смелыми и ясными, стальными, сверкающими, как тот «алланит», который по твердости почти не уступает алмазу. И можно было с уверенностью сказать, что этот человек не часто позволял так заглядывать в свои глаза. Когда он ел орехи, ему не нужны были щипцы. Голос этого человека гудел и шумел в грудной клетке, прежде чем вырваться наружу. Аллан выбрасывал на доску эскиз, и они изучали его загорелую руку с татуировкой – скрещенными молотками. Это была рука тренированного теннисиста и фехтовальщика. Они изучали Аллана, как боксера, на которого собирались поставить. Он был хорош, в этом не было сомнения. Можно было даже проиграть, поставив на него, и не стыдиться этого. У Ллойда был верный взгляд! Они знали, что двенадцатилетним мальчишкой Аллан был коногоном в угольных копях и что за двадцать лет с глубины восьмисот метров под землей он поднялся до сада на крыше отеля «Атлантик». Это кое-что значило! Значило кое-что и создание такого проекта, но самое важное и удивительное было то, что он сумел собрать в последний час тридцать человек, для которых один день означал целый капитал, и при температуре в девяносто градусов по Фаренгейту заставил их слушать себя. Перед их глазами как будто разыгрывалось редкое зрелище: кто-то поднимался к ним на стеклянную гору, собираясь потребовать себе место и защищать его.