Зефирка (СИ) - "sillvercat". Страница 20
Зеф наконец не выдерживает, запускает пальцы в волосы и начинает хохотать — чтобы не зареветь.
— Ко-когда ты всё потеряешь… из-за меня, — еле выдавливает он, уставившись на Марта, — мы будем там жить… и жрать эту картошку и помидоры!
— Хотя бы, — преспокойно кивает Март.
— Ты псих! — констатирует Зеф и шмыгает носом.
Март снова кивает и лыбится до ушей.
Зеф глубоко вздыхает. Он любит этого психа, этого придурка. Надо же, батю его непутёвого разыскал!
— Слушай, — внезапно говорит он. — А ты можешь найти двух байкеров? Вернее, байкера и его девчонку… жену, — поправляется он, — Трофимова Алексея и Жеку. Они меня здорово выручили однажды, когда я на конкурсе пел. Сможешь? Мы бы взяли их с собой в Кострому, на картошку.
Он прыскает, а Март в очередной раз важно кивает и говорит:
— И Наталью Михайловну. И девиц твоих из парикмахерской. Всех возьмём. Чем больше народу на стройке, тем лучше. А потом ты станешь звездой. Обещаю. Хотя ты и так звезда звезадтая!
Он, уже не стесняясь Бухары, сжимает горячими пальцами локоть Зефа, а тот запрокидывает голову и длинно выдыхает, думая о том, что, может, он вовсе и не такое уж роковое сокровище.
Может, им обоим и в самом деле повезло.
========== Танцуй! ==========
«Не покидай меня, безумная мечта,
В раба мужчину превращает красота…»
Зефирка восседает в ослепительном луче прожектора на высоком табурете: ноги от ушей, рот до ушей и белобрысый хаер до жопы. Вот так он когда-то майской ночью красовался в витрине своей парикмахерской «Светоч» — на виду у карауливших его бандюганов Чекана и у всей улицы.
А сейчас — на виду у всей страны.
Ну ладно, хотя бы у тех, кто смотрит эту долбаную программу.
Show must go on!
Шоу называется «В луче славы», и ведущий её — тот ещё говнюк, Святослав Добродеев. Приглашённых гостей он разделывает под орех в прямом эфире, но если ты живым спустился из-под прожигающего насквозь луча его прожектора, считай, инициацию прошёл.
Зефирка твёрдо намерен её пройти, и точка!
«Врёшь, сука, не возьмёшь», — азартно думает он и безмятежно лыбится, сморщив нос по привычке.
«Никаких навязчивых движений, — только что шёпотом предупредила его гримёрша Людочка, сразу к нему расположившаяся и явно не очень-то долюбливавшая своего надменного и вздорного босса. — Никаких левых эмоций. Вцепится тут же и заклюёт. И не такие, как ты, в соплях отсюда убегали».
«Ага, щаз!» — мрачно думает Зефирка.
Март ему тоже говорил с досадой:
— Ну, на хрена тебе это надо, Сань? Забей. Что, мало других шоу?
— Он же про тебя не знает, Слава этот, — уверенно отмахивался Зефирка. — И никто не знает, кроме совсем своих. Из них меня никто не сдаст. А больше мне скрывать нечего. Я чистый.
— Угу, а я твой грязный скелет в шкафу, — ухмылка Марта была почти искренней. — Свежеоткопанный мамонт.
— Я этого Славу сделаю, как грудного, вот увидишь, — горячо заверил его тогда Зеф, пропустив мимо ушей «скелет мамонта».
— Ну-ну, — с сомнением бурчал Март, потирая свою стриженую макушку.
Он и правда как мамонт — здоровенный и добрющий. Хоть и крутой бизнесмен. И ему пофиг было, что Зефирка может его скомпрометировать в глазах, так сказать, широкой общественности. «В Госдуму я баллотироваться не собираюсь», — так он всегда говорил. Но сейчас, когда речь пошла о репутации самого Зефирки, совершенно неожиданно влетевшего в верхние эшелоны шоу-биза…
Март, конечно, нажал на какие-то рычаги, чтобы протолкнуть Зефирку туда, где его сразу заметили — в музыкальные телепроекты. Платил бабло нужным людям, чтобы те дали отмашку другим нужным людям, а другие посмотрели-послушали пацана, не послали его куда солнце не заглядывает. Ну, а дальше Зефа уже не нужно было пропихивать — лихой азарт в нём так и бурлил, заряжая других. И композитор для него нашёлся, и продюсер — юная, но честолюбивая и разворотливая дева, и клипмейкеры.
А теперь вот нашёлся Слава со своим прожектором. Гладко выбритый, отъевшийся, в тёмных очках, с загаром то ли средиземноморским, то ли из солярия. В джинсовой рубашечке навыпуск. На красном кожаном диване развалился вальяжно, нога на ногу. В полумраке.
А Зефирка, то есть Александр Фирсов, начинающая звезда, сидит в луче его прожектора, как у позорного столба. В прямом эфире — ни вздохнуть, ни охнуть, разве что содрать с ноги новую узконосую туфлю и запустить ею в гондона Славу.
Представив себе эдакое, Зеф лыбится ещё пуще.
На огромной плазме за его спиной между тем надрывался он сам собственной персоной, хоть и на приглушённом до минимума звучке.
— J’ai posé mes yeux sous sa robe de gitane
A quoi me sert encore de prier Notre Dame
Quel est celui qui lui jettera la première pierre
Celui-là ne mérite pas d’être sur Terre
Ô Lucifer!
Oh! laisse-moi rien qu’une fois
Glisser mes doigts dans les cheveux d’Esmeralda
Esmeralda…
Он мог бы вот-прям-щас спеть козлу Славе то же самое на все три голоса, но Славе с его лучом вовсе не это было от Зефа нужно.
— Саша, а вам девушки нравятся?
Оп! Хороший вопрос.
У козла Славы невиннейшая улыбочка, такая же, как у самого Зефирки.
— Наверное, даже слишком нравятся, — честно ответствует тот с некоторой печалью. — И они все такие прекрасные. Трудно выбрать.
— То есть я так понимаю, что постоянной девушки у вас нет? — быстро уточняет Слава.
Зефирка прижимает руку к сердцу и вздыхает.
— Нет, увы.
— Это ваш продюсер вам велел так отвечать? — осведомляется Слава с понимающими нотками в голосе.
— Что вы, мы же не в Корее, — Зеф искренне таращит глаза. Абсолютно, совершенно искренне. — Это там ребята вынуждены скрывать своих подруг от поклонниц, насколько мне известно.
— Вы ведь живёте в Костроме? — меняет тему ведущий.
Точно. В Костроме, а не в Корее. Кострома-мон-Амур — классный у Гребня был альбом.
Зеф утвердительно кивает и демонстрирует ему ладони:
— Вот, только позавчера картошку тяпал. Аж руки стёр.
— Картошку? — в вальяжном голосе Славы вдруг проскальзывает нечто человеческое. — Мозоли от тяпки?
«Нет, от дрочки», — думает Зеф и чуть не прыскает, представляя, как выпаливает это вслух. Но вместо того снова покаянно вздыхает:
— Ага. И от граблей. Отвык уже. Когда бабушка живая была, я из огорода не вылезал, воду таскал из бочек, полол, а тут разленился чего-то. Но картошка-то на зиму нужна.
Восходящая звезда шоу-биза с граблями в одной руке и с ведром дождевой воды из бочки — в другой!
Он отчасти гонит, конечно, мозоли ещё на постройке дома заработал. Но Славе такие интимные подробности ни к чему.
Ан нет, оказывается, очень даже к чему!
— Ваша бабушка оставила вам дом в наследство, а он сгорел? — ведущий блестит очками, за зеркальными стёклами которых не видно выражения его глаз. Не разобрать даже, какого они цвета, эти глаза.
— Сгорел, — лаконично подтверждает Зеф. — Мы его заново отстроили с друзьями.
С друзьями, угу. С Мартом. С Бухарой. С соседом Ромкой, с Витьком и Диманом, одноклассниками. Всем колхозом строили, строили и наконец построили, как в мультике про Чебурашку и Дом дружбы. Даже папаня со своего Сахалина забашлял со словами, что это, мол, и его дом тоже.
Но не хоромы вовсе получились, а тот же бабкин домик, что и был, только новый.
— И квартиру в Москве вы тоже вместе с друзьями снимаете? — не унимается Слава.
Зефирка вновь степенно кивает:
— Само собой. Москва — город дорогой, только вместе и можно хату снимать. Вскладчину, — разъясняет он Славе, будто несмышлёнышу.
— А кто вместе с вами живёт, если не секрет?
«А кто у нас муж?
Волшебник.
Предупреждать надо».
— Мой кот Вугля. И байкеры, — гордо выпаливает Зефирка. — Семейная пара, — и машет рукой, развернувшись к камере: — Трофим, Жека, привет!
Те действительно живут в его московской хате, когда наезжают в столицу, а это бывает часто. Вот и сейчас Зеф прикатил на телестудию, деликатно держа Жеку за бока. Жека беременна, по-хорошему, ей надо уже оставить байк, и она как раз грозится оставить его именно Зефу: «Ты, босота, сдай уже на права наконец, я тебе тогда “Сузу” отдам поюзать».