Дьявольский вальс - Келлерман Джонатан. Страница 82

– О, конечно, конечно. Кэсс, мы с доктором Делавэром уходим на кухню.

Мы направились к двери детской. Как только мы дошли до порога, Кэсси выползла из-под стола, кое-как встала на ноги и, протянув ручки, подбежала к Синди. Синди подняла ее и понесла с собой, держа девочку на одном бедре. Я последовал за ними, неся в руках белую коробочку.

Все еще поддерживая дочку одной рукой, Синди другой открыла дверцу холодильника и потянулась за кувшином. Но не успела она его вынуть, как Кэсси сползла ниже, и Синди пришлось взять девочку обеими руками.

– Занимайтесь малышкой, – предложил я, кладя коробку на кухонный стол и беря из рук Синди кувшин.

– Дайте я хоть достану для вас стакан.

Она прошла к открытым полкам на другой стороне комнаты.

Как только она повернулась спиной, я, как маньяк, быстро осмотрел холодильник. Единственное, что хоть как-то можно было отнести к медицине, – упаковка не содержащего холестерин маргарина. Масло лежало в отделении для масла, в отделении с надписью «СЫР» оказался нарезанный ломтиками американский чеддер.

Взяв кувшин, я закрыл дверцу. Синди ставила стакан на сервировочную салфетку. Я налил полстакана и выпил. Мое горло горело. Чай казался еще более сладким, чем раньше, – почти до тошноты. Или, может быть, мне так казалось, оттого что я только и думал, что о сахаре.

Кэсси наблюдала за мной с детской пронзительной подозрительностью. От моей улыбки она только нахмурилась. Раздумывая, может ли доверие быть когда-либо восстановлено, я поставил стакан на стол.

– Могу ли я предложить вам еще что-нибудь? – поинтересовалась Синди.

– Нет, благодарю. Я лучше пойду. Вот. – Я протянул ей коробку инсуджекта.

– О, она мне не нужна, – ответила женщина. – Вдруг в больнице кто-нибудь сможет этим воспользоваться. Они очень дорогие, именно поэтому доктор Ральф обычно отдавал нам образцы.

Нам.

– Очень мило с вашей стороны. – Я взял коробку.

– Да, – сказала она. – Мы точно не можем воспользоваться ими. – Она покачала головой. – Как странно, что вы нашли их... они навевают мне воспоминания.

Уголки рта поползли вниз. Кэсси увидела это, проговорила:

– Ax! – и завертелась.

Синди сменила недовольную гримасу на широкую улыбку.

– Привет, моя милая.

Кэсси ткнула пальчиками в рот матери. Синди поцеловала детскую ручонку.

– Да, мама любит тебя. Давай теперь проводим доктора Делавэра.

Когда мы вышли в холл, я задержался, чтобы посмотреть на фотографии, и обнаружил, что здесь нет ни одного снимка родителей Чипа. Мой взгляд вновь задержался на портрете Синди и ее тети.

– В тот день мы гуляли, – мягко пояснила женщина. – Вдоль дока. Тетя много гуляла. Из-за диабета. Нагрузка помогала ей сдерживать его.

– Ей это удавалось?

– О да. И не из-за него... не это унесло ее жизнь. С ней случился удар. Она в самом деле очень серьезно относилась к болезни, была осторожна в отношении всего, что отправлялось ей в рот. Когда я жила с ней, мне не разрешалось никаких сладостей или спиртного. Поэтому у меня так и не развился вкус к ним, и у нас в доме обычно ни того, ни другого много не бывает. – Она поцеловала Кэсси в щечку. – Я думаю, если Кэсс не попробует их теперь, то, может быть, позже они не будут ей нужны.

Я отвернулся от фотографии.

– Мы делаем все, что возможно, чтобы она была здорова, – проговорила Синди. – Если нет здоровья, то нет... ничего. Так ведь? Разговоры об этом мы слышим с детства, но только много позже начинаем понимать значение подобных слов.

Ее глаза были полны страдания.

Кэсси завертелась и забормотала что-то нечленораздельное.

– Совершенно с вами согласен, – заявил я. – Как вы смотрите на то, чтобы завтра опять встретиться?

– Конечно.

– Какое время подойдет?

– С ней или без нее?

– Без нее, если это возможно.

– Тогда, может быть, когда она спит. Обычно она спит с часу до двух или двух тридцати, а вечером ложится в семь или восемь. Может, в восемь, чтобы наверняка? Не слишком поздно для вас?

– В восемь часов, отлично.

– Возможно, Чип тоже сможет присутствовать. Это было бы очень хорошо, как вы думаете?

– Безусловно, – согласился я. – До завтра.

Она коснулась моей руки:

– Благодарю за все и очень сожалею. Я знаю, вы поможете нам пройти через это.

Выехав обратно на Топангу, я остановился у первой попавшейся бензоколонки и воспользовался платным телефоном, чтобы позвонить Майло на работу.

– Как раз кстати, – отозвался он. – Только что закончил разговор с Форт-Джексоном. Кажется, малышка Синди в самом деле была больна. Именно тогда, в восемьдесят третьем году. Но не воспалением легких и не менингитом. А гонореей. Из-за этого ее и изгнали из армии – она прослужила меньше ста восьмидесяти дней. Это означает, что от нее захотели избавиться как можно быстрее, чтобы потом не выплачивать пособие.

– Только из-за гонореи?

– Из-за гонореи и того, что привело к ней. Похоже, за те четыре месяца, что Синди пробыла там, она установила своего рода рекорд по неразборчивости в связях. Так что, если она водит муженька за нос, это означает, что она просто последовательна в своих действиях.

– Неразборчивость, – повторил я. – Только что я уехал от нее, и именно сегодня у меня впервые возникло ощущение ее сексуальности. Я приехал рано, сделал это умышленно, мне было любопытно, почему она не хотела, чтобы я приезжал до двух тридцати. У нее были распущенные волосы. Буквально. Была одета в короткие шорты и тенниску без бюстгальтера.

– Занялась тобой?

– Нет. На самом деле, она чувствовала себя неловко.

Спустя несколько минут рассыпала землю из цветочного горшка, испачкала одежду и поспешила выйти, чтобы переодеться, а когда появилась вновь, ее костюм был не столь легкомысленным.

– Может быть, ты только-только разминулся с ее дружком?

– Может быть. Она сказала, Кэсси спит с часу до двух, Чип в этот день с двенадцати до двух дает уроки, так что для интрижки лучшего времени и придумать нельзя. К тому же спальня пахла дезодорантом.

– Маскирующим запах любви, – закончил Майло. – А ты никого не видел? Какие-нибудь машины выезжали с улицы?

– Всего-навсего спец по бассейнам, смывающийся с подъездной дороги соседнего дома. О, черт, не думаешь ли ты, что это был он?

– Конечно, думаю, – засмеялся Майло. – Я всегда думаю о людях самое худшее. – Опять смех. – Бассейнщик. Вот тебе и типичная калифорнийская интрижка.

– Он был у соседей, а не у нее.

– Ну и что? Ничего необычного в том, что эти парни обслуживают несколько бассейнов в квартале, а раз это так далеко от города, он может заниматься всем этим чертовым участком. Способов великое множество. А у Джонсов есть бассейн?

– Да, но он был покрыт пластиком.

– Ты рассмотрел мистера Хлоризатора?

– Молодой, загорелый, волосы собраны в хвост. На его грузовике было написано: "фирма по обслуживанию бассейнов «УЭЛЛИБРАЙТ». «Брайт» написано не по правилам.

– Он видел, как ты подъехал?

– Да. Он притормозил, высунул голову и уставился на меня, потом широко улыбнулся и показал мне большой палец.

– Настроен дружески, да? Даже если он только что занимался с ней любовью, возможно, он не единственный. Там, в армии, она не была монашкой.

– Как ты узнал об этом?

– Это было нелегко. Армия скрывает свои дела просто из принципа. Чарли потратил много времени, пытаясь проникнуть в ее файл, но так ничего и не добился. В конце концов я проглотил свою гордость и позвонил полковнику – исключительно ради тебя, парень.

– Весьма благодарен.

– Ну да... К его чести, этот индюк не злорадствовал. Сразу соединил меня с незарегистрированным телефоном. Нечто вроде архива. Никаких подробностей, только фамилия, звание, номер и обозначение статьи увольнения из армии. Но мне повезло: я попал на офицера из архива, который служил в армии одновременно со мной, и убедил его позвонить в Южную Каролину и найти кого-нибудь, с кем я мог бы переговорить. Он отыскал женщину-капитана, которая была капралом тогда, когда Синди была рядовым пехотинцем. Она отлично помнила Синди. Похоже, наша девица была в казармах у всех на языке.