Иностранка - Теплова Арина. Страница 13

Понимая, что времени мало и может вот-вот появиться кто-нибудь из слуг, девушка проворно выдвинула верхний ящик комода, где лежали сбоку носовые платки, и затем, удерживая за ленты потайное дно в одной руке, второй дрожащей рукой она осторожно обхватила отравленный платок и мгновенно положила его поверх стопки с платками. Быстро вставив обратно потайное дно, Маша стремительно начала стягивать перчатки с рук. Уже, когда они оставались лишь на одних пальцах, она проворно стащила одну перчатку скинув ее в коробку, а вторую перчатку, чтобы не трогать ее руками просто стянула с руки, также кинув ее в коробку и захлопнула ее. Закрыв комод, девушка схватила коробку под мышку и прямиком устремилась вверх по потайной лестнице, вновь в спальню государыни. Дверь в спальню императрицы была чуть приоткрыта и девушка, вихрем пролетев мимо, выскочила в кабинет Екатерины Алексеевны. И тут же, она невольно налетела на камердинера Михаила, который в испуге ахнул. Замерев и быстро спрятав коробку за спину, Маша поздоровалась с камердинером и, обойдя мужчину, пролепетала, что ей некогда и устремилась в примыкающую к кабинету гостиную. Спустя пять минут девушка прибежала в свою комнату, сжимая в руках коробку и отражая в своих мыслях, что в коридоре ей повстречалась только пара слуг, которые гасили свечи и даже не обратили на нее внимания.

С горящими щеками и дико стучащим сердцем, Машенька, быстро сунув коробку под кровать, устремилась к кувшину с водой. Помыв руки водой несколько раз, она устало прислонилась к стене и тяжко выдохнула. Она понимала, что сделала все, что требовалось и теперь лишь только ждать. Однако, времени находиться долго в комнате, у нее не было, ибо по распоряжению императрицы ей следовало отправляться в Смольный институт и переговорить с тамошней начальницей, по вопросам, которые озвучила Екатерина Алексеевна ей час назад. Оттого Маша быстро переоделась в платье для визитов, надела верхний вышитый редингот, шляпку, ботиночки и перчатки и поспешила прочь из своей комнаты, намереваясь вернуться через пару часов и придумать, что сделать с коробкой.

Зимний дворец, 1790 год, Май, 8, день

Едва Машенька вошла в главный вестибюль Зимнего Дворца, как тут же наткнулась на матушку. Анна Андреевна словно ожидала ее, и едва завидев дочь, проворно подошла к ней и взволнованно прошептала:

– Здравствуй, милая. Не виделись мы сегодня. Я дожидалась тебя. Мы должны немедленно возвратиться домой.

– Что-то случилось, матушка?

– Да, Машенька. Идем. У нас нет времени. Слава Богу, твой отец сегодня в увольнении. И я дожидалась только тебя.

– Но мне надо доложить императрице о моей поездке в Смольный институт.

– Нет, не сегодня. Это опасно, – нервно выпалила старшая Озерова. – Идем доченька. Я по дороге тебе все расскажу.

Анна Андреевна увлекла девушку на улицу. Уже через четверть часа Озерова с дочерью, преодолев просторную площадь перед Зимним дворцом, вышли на Невский проспект и поймали экипаж. Только здесь, в закрытом от посторонних ушей пространстве, Анна Андреевна решилась все объяснить дочери.

– Мария Фёдоровна, благодетельница наша, теперь, около полудня поведала мне, что готовится приказ на арест всей нашей семьи.

– Об аресте? – испуганно пролепетала Маша и ее сердечко яростно забилось, ибо внутренним чутьем она поняла, что это как-то связано с отравленным платком. Мария Федоровна была цесаревной и женой наследника престола Павла Петровича. Именно у нее и служила фрейлиной мать Маши.

– Да, милая. Оттого я вся на нерве. Мария Фёдоровна отметила, что Павел Петрович не знает всех подробностей, но ему доложили, что это как-то связано с фаворитом государыни нашей. Боюсь я, что отец твой, Кирилл Петрович, уж такой порывистый и несдержанный человек, сказал этому Платону Александровичу что-нибудь неприятное. Вот и осерчала на него видимо императрица.

– Но, может батюшка тут ни при чем? – пролепетала Машенька, холодея.

– Не знаю, милая. Мария Фёдоровна расстраивалась, что не может заступиться за нас, ибо власть Павла Петровича невелика и он боится вызвать гнев матушки. Но Мария Фёдоровна милостиво позволила нам немедленно уехать из Петербурга, чтобы избежать ареста. Возможно, позже мы сможем вернуться. Я едва все узнала, сразу же поспешила к тебе в спальню, душа моя. Так тебя уже не было. А все в твоей комнате перевернуто. Такое впечатление, что обыск проводили у тебя и что-то искали. И наверняка, тайная канцелярия. Только не пойму, что они хотели найти у тебя, Машенька? Ума не приложу.

– И я матушка, не знаю, – пролепетала Маша вмиг осипшим голосом, с дрожью осознавая, что не уничтожила опасную коробку из-под отравленного платка, намереваясь вечером сжечь ее, когда будет топить камин. Но теперь, было видимо поздно. Мрачные мысли завладели девушкой, ибо она поняла, что распоряжение об аресте ее семьи точно связано с платком. Она начала лихорадочно размышлять обо всем. Надо было немедленно послать записку Григорию и спросить совета, как поступить дальше.

– Я сразу же отписала Сереже в казармы. И потребовала, чтобы он незамедлительно явился домой, – продолжала дрожащим голосом старшая Озерова. – Возможно, он уже дома, ведь уже темнеет. Да и Кириллу Петровичу записку отправила. Теперь, мы быстро соберемся и, надеюсь, к полуночи уедем. Возьмем с собой только Гаврилу да Феклу, чтобы ехать двумя экипажами.

– А куда же мы поедем? – спросила дрожащим голосом девушка.

– Пока не знаю. Надо поговорить с Кириллом Петровичем. Возможно, в Тобольск к дальним родственникам твоего отца. Но я бы вообще уехала за границу. А потом, может Бог даст, гроза минует и вернемся обратно в Россию.

– Как все печально, матушка. Отчего все так?

– И не говори, доченька, – заметила Анна Андреевна и вздохнула. – Что-то сердце опять колет с самого утра.

– Вам нехорошо, матушка? – озабоченно спросила Маша.

– Да ничего, пройдет милая, не беспокойся. Просто очень тяжко переживаю я теперь все наше положение…

Санкт – Петербург, Особняк Озеровых,

1790 год, Май, 8, вечер

Душный майский вечер окутал Петербург. Стоя у окна своей спальни, Анна Андреевна отодвинула занавесь и, вновь нервно оглядев двор, произнесла:

– Где же Сергей? Уже почти девять.

За ее спиной послышались шаги и Машин голос пролепетал:

– Матушка, все собрано. Но, батюшка отказывается ехать.

– Я сама поговорю с ним, – кивнула устало Анна Андреевна. – Прикрой плотнее дверь доченька. Я хочу поговорить с тобой.

– О чем же?

Внимательно окинув любящим взором девушку и тяжко вздохнув, Озерова подошла к своему секретеру и осторожно нажала на потайной рычаг из черного дерева. Она чуть замерла, следя за тем, как открывается потайное отделение. Просунув тонкую кисть внутрь тайника, женщина достала черный бархатный мешочек, перевязанный черной шелковой лентой. Дрожащей рукой, сжимая его, Анна Андреевна обернулась к дочери, стоящей у нее за спиной и прошептала:

– Я хотела отдать тебе, сей оберег, в день твоих именин, в девятнадцать лет. Но теперь я чувствую, что у меня нет времени более ждать. Посему, я сделаю это сейчас. Неизвестно, удастся ли нам выбраться из Петербурга, и потому я хочу благословить тебя, доченька.

Дрожащими руками Анна развязала шелковую ленту и извлекла из мешочка большой кулон, округлой формы. Огромный, редкостный синий сапфир, ограненный чеканным лиственным рисунком из серебра, вызвал невольное изумление у девушки. Кулон был похож на синее, яркое плоское солнце с лучами из серебра, отходившими от него.

– Я уже потеряла Лизоньку и Костю. Ибо, страшное пророчество, видимо сбывается… И теперь, я очень боюсь за вас с Сережей.

– Но, матушка…

– Не перебивай меня, доченька. Возьми этот кулон. Я дарю тебе его. Камень, что в нем, это древний оберег. Он сможет оградить тебя от неожиданной и нежеланной смерти, именно так сказала когда-то колдунья.