Иностранка - Теплова Арина. Страница 11
– Маша, закрой быстрее дверь.
Девушка послушно выполнила его приказ и тут же обернулась к нему. Григорий подошел к ее комоду и осторожно положил сверток на деревянную столешню из темного дерева и раскрыл сверток.
– Что это, Гриша?
– Здесь то, о чем мы говорили с тобой на прошлой неделе, – он осторожно раскрыл коробку и, указав глазами внутрь, сказал:
– У коробки двойное дно. Вот, сверху лежат перчатки. Ты наденешь их, и только после этого дерни за ленты, вот здесь видны они сбоку и тогда откроется потайное дно. Там лежит платок. Осторожно возьмешь его и положишь его сверху вещей Зубова. Ты ведь говорила, что он ежедневно берет новый платок?
– Да, Екатерина Алексеевна как-то упоминала об этом.
– Да проследи, чтобы прислуга не полезла в его комод.
– Его камердинер прибирает по вторникам и субботам в его комнатах, насколько я осведомлена. Если положить его во вторник днем, то будет еще целых три дня.
– И ты же сможешь пройти в его комнаты тайком, чтобы никто не видел тебя?
– Да. Из покоев императрицы ведет потайная лестница к нему в спальню на первый этаж. Всего минута и я там. Я иногда прибираю на его письменном столе, причем, когда его нет в комнате, ибо императрица очень ревнует своего любимца. Ее личный камердинер или она сама сообщает, когда мне можно войти в его комнаты.
Быстро вскинув глаза на девушку, Григорий нахмурился, осознавая, что если действительно императрица и ее окружение знают, что Машенька прибирается на столе Зубова, то тогда это действительно очень опасно и она, наверняка будет в числе первых подозреваемых после отравления Зубова. Чемесов судорожно сглотнул от этих неприятных мыслей и внимательно посмотрел на девушку. Отчего-то теперь, впервые за все время знакомства с Машей он начал сомневаться в том, стоит ли втягивать в эту страшную игру девушку, ведь она была так молода и наивна. И Григорий прекрасно знал, что она очень сильно любит его, и только из-за этого Машенька согласилась на этот безумный, опасный поступок. Ощущая в своей душе сомнения и неприятное чувство жалости к Маше, молодой человек вдруг резко захлопнул коробку и, вскинув на девушку отчаянный взор, тихо произнес:
– Хотя, Маша я думаю, ты можешь отказаться от всего этого.
– Ну как же, Гриша? Ты же сказал, что Зубов угрожает тебе, и другого выхода нет.
Нахмурившись, Чемесов отчетливо понял, что если он и дальше будет вливать сомнения в чувствительную душу девушки, то она и вправду откажется от всего этого тайного плана. Но он помнил, кто поручил ему это и опасался, что эти влиятельные люди могут разгневаться. А ведь Чемесов надеялся на их дальнейшее покровительство и на быстрое продвижение по службе, обещанное ему за удачный исход этого щекотливого дела. Тут же, его железная воля отсекла ненужные сомнения и он тихо твердо произнес:
– Если ты поможешь мне Маша, я буду вовек благодарен тебе.
– Я же обещала тебе, – кивнула с горячностью девушка и, взяв в руки коробку и переставив ее под кровать, добавила. – Я все сделаю Гриша, как ты просишь. Ведь я боюсь за тебя.
– Да и запомни, никто не должен тебя видеть.
– Я понимаю.
Она повернулась к нему и Чемесов проворно заключил девушку в объятия и, уткнувшись лицом в ее мягкую волнистую чуть напудренную прическу, глухо сказал:
– Будь осторожна и бери все только перчатками.
– Да, я поняла.
– И еще. У тебя будет всего восемь дней, далее яд потеряет свою силу.
– Хорошо, – кивнула она. Она подняла на него глаза и, видя его напряженное лицо и мрачный взор, тихо добавила. – Я все сделаю, Гришенька, не волнуйся. А после, уже ничто не помешает нам быть вместе, ведь так?
– Да, – кивнул он и как-то печально улыбнулся ей.
Она улыбнулась ему в ответ и приникла губами к его подбородку.
– Я хотела тебе открыться, Гриша.
– В чем же? – спросил напряженно он, все еще не в силах расслабиться от мысли, что подвергает эту наивную, юную пташку такой страшной опасности. Совесть, которая отчего-то проснулась в душе Григория в последние несколько дней, не давала ему спокойно воспринимать эту ситуацию.
– Я тяжела, – пролепетала Машенька так тихо, что он почти не расслышал. Чемесов тут же обхватил пальцами подбородок девушки, приподняв ее личико. Вперив напряженный жесткий взор в ее глаза, он выдохнул над нею:
– Ты ждешь дитя?
– Да Гриша, уже два месяца как…
– Машенька, красавица моя, как же так? – неприятно удивился молодой человек, опешив от слов девушки. Чемесов напрягся всем телом, осознавая, что эта связь, которая была задумана его покровителями с целью устранения Зубова, теперь еще осложнилась тягостью Озеровой. Тут же, существо Григория в негодовании возмутилось, понимая, что он не желает жениться на девушке. Ведь он и соблазнял ее только для нужной цели. Но тут же его сердце отчего-то сильно застучало и затвердило ему, что Машенька далеко небезразлична ему, и что его долг как порядочного человека, непременно взять ее замуж. Отметив на лице молодого человека сомнения, мрачность и напряженное размышление, девушка тихо спросила:
– Ты не рад?
Чемесов долго молчал, не зная, как ответить на этот вопрос, отчего-то ощущая в своей душе два противоречивых чувства. Он не был в восторге от ее теперешнего положения и признания, но в то же самое время он осознавал, что ни девушка, ни ребенок не виноваты в настоящем положении вещей. И только он сам полностью был повинен во всем ее состоянии теперь. Он должен был сдерживать свои порывы и контролировать ситуацию, как от него требовала княгиня Д. Но он в последние месяцы так увлекся прелестницей Машенькой, что совсем забыл про осторожность и с каждой последующей неделей думал о задании, как о некоем неприятном недоразумении, которое решится само собой. Но в прошлую неделю княгиня велела надавить на девушку и по ее указке, он так и сделал. И вот, теперь Машенька была безмерно влюблена в него, в тягости и в тоже самое время, он отдавал ее, словно на заклание, ордену, в котором состоял и в котором княгиня Д. занимала ведущее место и требовала от него осуществления их плана. И все эти гнетущие мысли в этот миг терзали, жгли и мучили молодого человека и он не знал, как все это разрешить наилучшим образом.
Григорий скорчил, какую-то трагичную мину и глухо пролепетал:
– Отчего же, я рад, только это все, так неожиданно.
– Я тоже испугалась, когда лекарь сказал мне об этом. Но ведь мы теперь, наверное, должны пожениться?
– Ну да, конечно, – кивнул он. – Но ты понимаешь…
– Да, я знаю. Сначала, я должна отнести платок, а потом уже и венчание. Так? – спросила она так наивно и просто, что Григорий похолодел до кончиков пальцев ног.
– Так, – глухо вымолвил он, более не в силах смотреть в ее чистые прелестные глаза, понимая, что сам лицемерит, врет и использует ее. Но в этот же миг он понимал, что если он откажется теперь от выполнения задания ордена, задания которое они так долго готовили, то властелины этого ордена не только лишат его всех званий и денежного содержания, но и навсегда закроют дорогу в высшие круги знати. И уже более никогда ему не представится возможность возвыситься и занять высокую должность при дворе. Желая забыть все это жуткое, прекрасное, опасное и сладостное настоящее, Чемесов впился ртом в губки Машеньки и сильно прижал ее к себе. Лишь спустя несколько минут, ощущая сильное возбуждение, он тихо прошептал у ее губ. – Все у нас будет, красавица моя, я обещаю тебе…
– Гришенька, я люблю тебя, – ответила счастливо девушка.
В следующий миг Григорий подхватил Машу на руки и понес ее к кровати.
Санкт – Петербург, Зимний дворец,
1790 год, Май, 8, утро
Почти два долгих дня Машенька терзалась, сомневалась и страшилась принести платок в комнаты Зубова. Да, девушка не испытывала никаких чувств к Платону Зубову ни положительных, ни отрицательных. И оттого, перебороть себя и погубить его, было для нее просто невыносимой задачей. Да, впервые когда Григорий предложил это, она испугалась и тут же отвергла его жуткую просьбу. Но потом, думая и терзаясь, девушка осознала, что жизнь и спокойствие Григория для нее важнее угрызений совести и беспокойства собственной души, которая после душегубства, наверняка, окрасится в темные краски греха. Ее любовь к Чемесову переросла уже в бескрайнюю величину, ибо она была больна им. День и ночь Машенька думала о молодом человеке. Она исполняла все его желания, отвечала взаимностью, когда он хотел целоваться или миловаться в постели. Она делала все, чтобы угодить ему. Она улыбалась и постоянно при нем была в хорошем настроении. Она ластилась к нему, словно нежная кошечка и ворковала ему на ухо ласковые слова. Его близость, его слова, его взор были необходимы ей словно воздух, и едва ли она могла выдержать в разлуке с ним более суток.