Император Сухоруков - Кленин Василий. Страница 6
«Давай, мужик, старайся! – взывал я к нему. – Наколдуй мне ваш язык в голову!»
Глупо, конечно. Да только в моей ситуации печальной за любую соломинку будешь хвататься. «Медработник» тоже решил, что глупо. Или процедура лечения закончилась. Помахав на прощание плошкой, он пополз к выходу и забормотал что-то под нос. Что-то удивительно похожее на то, что бормотали люди, приволокшие меня в эту… опочивальню. Видимо, так положено со мной прощаться. Вернее, с тем, чье тело я занял.
А вообще мужику надо сказать спасибо. Очень нужна шоковая терапия для того, чтобы вывести меня из ступора. Сначала маска эта жуткая, потом комические кривляния: меня сунули сначала в лед, потом в огонь, чтобы я забыл вкус горького.
Мозг встряхнулся… Мой «новый мозг». Ладно, потом будем пытаться шутить, а сейчас надо собраться с мыслями. Проанализировать. Самое трудное – принять этот удивительный факт. Я переместился! Тело явно чужое. И время, похоже, чужое. И люди – вот уж точно чужие! Разум сходил с ума, объяснений не было. Чудо – и всё тут.
Ну, что ж, давайте так и запишем. Я прикрыл чужими веками чужие глаза и занялся аутотренингом.
«Чудо есть… Чудо случилось с тобой… Тебе выпал шанс…»
Фразы формулировались с трудом, но постепенно я собрал их и повторял их раз за разом, покуда мысли не стали привычными, очевидными. Затем открыл глаза и снова уставился в подкопченный потолок.
«Ладно. Что мы имеем? Игра оказалась реальностью. И правила вроде как соблюдены, да только банкую здесь не я. Хотел правителем стать? Сидеть в каком-нибудь Версале, хрустеть французской булкой и молиться, что ты Людовик не того номера, которому голову гильотиной отрежут? Формально не обманули. Мое тело явно принадлежит какому-то местному владыке. Камень тот резной, с которого я грохнулся – это что-то типа трона. На ручках носят, под нос почтительно бубнят. Поздравляю! Ты теперь владыка какой-то деревни! Император кучки дикарей!.. Жесть. Это ведь ни нормального сортира, ни газеты по утрам, ни балов хоть каких-нибудь. А вместо образованного лейб-медика – мужик со скалкой».
С тоской я повернул голову и уставился в узенькое окошко. Там зеленело что-то необъятное и бурнокипящее. Что-то совершенно чужое. Джунгли.
«Дальше: захотел ты готовое местное тело, выжившее среди всех местных бед и болячек. Получил! Всё по ТЗ, как в договоре «прописано». Но только тело. Никаких тебе знаний, пониманий! А здесь все говорят и думают по-иному. И понять их нет никакой возможности. Один неверный шаг – и положат меня под гильотину. Хотя, куда там? Судя по этим рожам, будут меня потрошить каменными ножиками долго и со вкусом».
Что-то опять стало до ужаса тоскливо. Невольно полезли в голову мысли о самовыпиле. Проще пролезть в тесное окошко да головой вниз – чем дальше мучиться. Правда, не факт, что за окном достаточная высота для суицида.
«Погоди-погоди, Михаил Николаевич! Давай уж до конца, коли начали! Просил ты тело не слишком молодое и не слишком старое. И получил, как по заказу. Судя по коже, я достаточно молод. И конечности присутствуют. Только вот самая важная из них – правая рука – это какая-то отвратительная неработающая культя!».
Вот это, конечно, был самый подлый ход с их сороны. Так прицепиться к моей формулировке и так меня наколоть! Не знаю, кто были эти… существа, что подослали ко мне Месропа, но видно, что им сарказм не чужд.
Единственное, с чем не обманули, так это со слабостью. Околошизофренические собеседники сидели в голове и охотно ввязывались в диалог.
«А ведь, если я тут сразу не помру, мне только с ними и получится общаться. Так и до настоящей шизофрении недалеко».
Кто-то в моей голове нервно хихикнул и стих.
Грустный получался анализ. Неутешительный. Но хоть что-то хорошее в моей ситуации есть?
– Я еще живой, – с трудом выговорил мой непослушный рот. Губы и язык неуклюже ворочались, выговаривая непривычные сочетания звуков. Я же с ужасом вслушивался в совершенно чужой голос и корявое произношение. Одно дело – осознать теоретически факт смены тела, и совсем другое – проникнуться этим полностью.
А занавески на двери снова заколыхались.
Нет, на этот раз не чудовища. Скорее, даже наоборот. Одна за другой в комнату вошли две девушки. Совсем молодые. Вошли, низко склонившись, прошли, что называется, по стеночке. Я невольно принялся их разглядывать, тем более, что юные дикарки особо ничего не скрывали. Пара символических тряпочек, да несколько простеньких браслетов на руках. Конечно, девчонки были так себе. Не толстые, но какие-то оплывшие, сутулые. Груди крепкие девичьи, но не округлые, а конусовидные. Волосы густые, черные и чем-то обильно смазанные. Словно, салом. Ну и росписи: по телу, по лицу. Как-то дико это всё.
«Однако, на девок засматриваться у тебя энтузиазм не пропал, господин император деревни!», – раздалось из-за одной из дверей в моей голове, и я с силой пнул по ней мысленным сапогом.
Девчонки, меж тем, медленно приближались к моей постели. О нет! Конечно, нет. Ничего такого. У одной в руках был кувшин, у другой – широкое блюдо или поднос. На последнем покоилась расписная миска. Рядом на широком зеленом листе лежал какой-то разваренный вытянутый корнеплод. Опустив глаза в пол, девушки подошли совсем близко, опустились на колени и поднесли подношения (я могу это действие описать только так: нарочито тавтологически). Посидели. Я максимально реалистично отыгрывал ветошь – даже не шевелился. Неуверенно переглянувшись, девчонки встали, отступили на шаг, но упорно продолжили чего-то ждать.
«Да что вам нужно?» – взвыл я про себя.
Сконцентрировался. Разум начал посылать всякие разные сигналы телу. Левая рука вяло, но отозвалась. Я пошевелил пальцами, сжал кулак – вышла какая-то куриная лапка. Но уже хлеб! Медленно выпростал руку из-под «простыни», с трудом поднял в воздух и махнул кистью от себя.
Убирайтесь, мол, девки! Не до вас великому владыке.
Жесты отнюдь не такой универсальный язык, как о нем пишут в книгах. Слишком много на них наложено культурного, специфического. Но самые базовые движения – движения действия – понятны на интуитивном уровне.
И девушки подтвердили мою теорию. Пару мгновений на их лицах появилось недоумение, но служанки покорно склонились и вышли, пятясь раком. Эти, кстати, ничего не бормотали под нос. Странно.
Я занялся доптестированием тела. Повертел шеей. Согнул ног в коленях – правая пошла гораздо хуже. Попытался поднять их в воздух, но сил уже не хватило. Поворочался, попытался повернуться на левый бок. На правый. Очень плохо, но сделать это получилось.
– Ну, давай! – выдохнул я, перевалился на живот и пополз к еде.
Поверьте, человеку с атрофированной правой рукой, у которого и остальное тело еле работает, это было испытание. Но передо мной был первый вызов, которому я как-то мог противостоять! И даже испытал кроху радости, когда смог добраться до девчачьих даров. Махонькая, но победа в партии, где пока мне ставят шах за шахом.
Взялся за горлышко кувшина, только поднять его не смог. Подтянул к нему морду лица и принюхался: у воды определенно был какой-то легкий запах. Пить хотелось жутко. Я медленно наклонил сосуд на себя, присосался к горлышку. Сделал два больших глотка, пролив вокруг себя вдвое больше. Ну что – неприятно теплая, застоявшаяся вода. Надеюсь, не сдохну.
Переполз к подносу. В миске находилось что-то вроде каши. Вернее, какой-то отварной крупы. Отварной до состояния клейстера. Причем, «каша» была густо замешана с чем-то бурым, неоднородным. Мой желудок, уже слегка управляемый разумом цивилизованного психолога, не вылезающего из эстетских кофеен, судорожно сжался. Пришлось глубоко продышаться, после чего я осторожно понюхал содержимое миски. Несло чем-то кислым и горьким одновременно, а не ароматами масла и молока.
«Не, – поморщился я. – Не настолько сильно я голоден».
Левая – относительно здоровая – рука потянулась к вареному овощу. Еще теплый. Поднес к лицу один кусок и подозрительно обнюхал. Вообще ничего не почуял.