Выживает сильнейший - Келлерман Джонатан. Страница 50

– Кто жертва? – поинтересовался я.

– Двадцатидевятилетний ученый Малькольм Понсико. Специалист по физиологии клеток, незадолго до смерти защитился в Калифорнийском технологическом институте, его считали чуть ли не гением. Жил в Пасадене, на работу ездил в лабораторию, расположенную на Сансет, неподалеку от Вермонта. Там все и произошло, поэтому дело оказалось в нашей юрисдикции.

– Мне одно время пришлось работать совсем рядом, в Центре педиатрии.

– Вот-вот, это всего в двух кварталах. Лаборатория занимается плазмой кожи, они разрабатывают синтетические мази для обработки ожогов и прочие такие же штуки. Специальностью Понсико были клеточные мембраны. Он покончил с собой, введя в кровь хлорид калия, инъекции которого применяются в качестве инструмента смертной казни. Задержался допоздна и сделал себе укол. Уборщица нашла рухнувшее на стол тело в четыре утра. Здесь – она провела пальцем линию над хорошо очерченными черными бровями – осталась огромная рваная царапина – падая, Понсико ударился головой о край лабораторного стола.

– Уже мертвым повредил голову?

– Так расценил это коронер.

– Где нашли буквы?

– Он напечатал их на экране компьютера. Четыре буквы в центре экрана. Детектив Бишоп и я, мы вместе приняли их за какой-то термин, за формулу. Но из осторожности опросили окружающих – вдруг это предсмертная записка? Однако никто в лаборатории не знал ничего подобного, не нашли мы и упоминания об этих буквах в файлах компьютера Понсико, а их проверял наш спец. Там у него одни цифры и формулы. Никто не удивился тому, что Понсико написал какую-то тарабарщину, понять которую было под силу только ему одному. Гениальный мозг жил в своем собственном мире.

– Дома он не оставил никакой записки?

– Нет. Квартира оказалась в идеальном порядке. Все считали его отличным парнем, спокойным, выдержанным, целиком поглощенным своей работой. Никаких признаков упадка сил, депрессии. Родители, живущие в Нью-Джерси, сообщили, что и в последнем телефонном разговоре он им показался тоже совершенно нормальным. Но родители часто так говорят. Люди привыкли прятать свои секреты, не так ли?

– Он им показался нормальным? – переспросил я. – Не слишком убедительное свидетельство его удовлетворения жизнью.

– Родители сообщили, что Малькольм всегда был очень серьезным мальчиком. Мальчик - это их слово. Гениальным, поэтому они разрешали ему делать все, что он захочет. Он и делал – и давал результат. Тоже их цитирую. Они оба – профессора. У меня сложилось впечатление, что атмосфера в семье была достаточно напряженная. Отпечатки Понсико нашли на шприце для подкожных впрыскиваний и на сосуде с калием, а коронер сказал, что поза, в которой его обнаружили, соответствует версии самоубийства. Заметил также, что смерть была быстрой – массированный сердечный приступ. Однако Понсико мог бы и упростить свою задачу, если бы принял транквилизатор типа того, что дают приговоренным к смертной казни. Но опять же, наблюдателей из АКЛУ [6]Понсико в лабораторию не пригласил.

– Так почему самоубийство посчитали сомнительным?

– Бывшая подружка Малькольма – тоже сотрудница лаборатории, Салли Брэнч, – была убеждена, что там что-то не так, изводила нас звонками, хотела, чтобы мы еще раз все проверили. Говорила, будто такая его смерть – это полная бессмыслица, у Малькольма не имелось причин уходить из жизни, а если бы они и были, то она знала бы о них.

– Несмотря на то что она – бывшая подружка?

– У меня мелькнула та же мысль, доктор. Она еще пыталась бросить тень подозрения на его последнюю знакомую, поэтому мы решили, что ее поступки и слова продиктованы ревностью. А позже я встретилась с этой знакомой и удивилась. – Петра сделала глоток воды. – Ее зовут Зина Ламберт, и она странная личность. Работала в той же лаборатории, но за несколько месяцев до смерти Понсико уволилась.

– В чем заключается ее странность? – спросил я.

– Что-то вроде... превосходства над окружающими. Высокомерие, не вызывающее, но ощутимое. Типа «я умнее тебя, так что не трать мое время». Хотя считается, будто она очень переживала его смерть.

– Интеллектуальный снобизм? – мне захотелось уточнить.

– Совершенно верно. Со стороны это выглядело смешно, потому что Салли Брэнч с ее докторской была нормальным, простым человеком, а тут какая-то лаборантка считает себя корифеем наук. Но дурной характер не переводит человека автоматически в разряд подозреваемых, к тому же у нас ничего против нее и не было.

– А Салли Брэнч как-нибудь обосновала свои подозрения против Зины?

– Она говорила, что Понсико сильно изменился после того, как начал встречаться с Зиной: стал еще замкнутее, менее общительным, появилась враждебность. Мне все это представляется вполне логичным. Естественно, Понсико стал менее общителен с Салли – он же порвал с ней.

– Она не сказала почему?

– Все из-за той же Зины. Послушать ее, так Зина набросилась на бедного Понсико, как коршун на цыпленка, и унесла его прочь. Рассказала о том, что Ламберт помогла ему стать членом какого-то безумно престижного клуба интеллектуалов, и Малькольм стал одержим мыслью о собственной гениальности. Начал превращаться в самодовольного индюка. Однако это лишь слова, мотивов же, по которым Зина могла бы хотеть причинить Понсико вред, Салли так и не привела. В конце концов я перестала отвечать на ее звонки. Теперь же, после того как Майло просветил меня относительно DVLL и связи этих букв с убийствами, рассказал, что кто-то охотится за людьми с задержкой развития и, похоже, ставит перед собой цель осуществить генетическую чистку населения, я думаю, имеет смысл попристальнее всмотреться в этот клуб гениев. – Петра качнула головой. – И все же я не вижу тут никакой связи с Понсико. Разве что он познакомился в этом клубе с вашим киллером и слишком многому, на свою беду, у него научился.

– После ухода из лаборатории Зина устроилась на другую работу?

– Книжный магазин в Силверлейке. Это отмечено в ее деле.

– Салли не сказала, как называется клуб? – спросил я, думая о Нолане, еще одном самоубийце-интеллектуале.

– "Мета". Думаете, здесь может быть какая-то связь?

Я коротко рассказал о том, что вычитал в библиотеке.

– Выживает подлейший, – заметила Петра. – Отец вспоминал о чем-то подобном. Он у меня был профессором Аризонского университета, занимался физической антропологией. Говорил о масштабном исследовании, «проекте человеческого генома», в ходе которого предполагалось создать полную генную карту, проследить, какой ген и за что отвечает. Цель проекта – собрать максимально детальную информацию о каждом из нас. Потенциал для медицины был бы заложен неисчерпаемый, но пугали социальные последствия. Представьте: страховые компании, получив доступ к этой информации, решают отказать в выплате компенсаций из-за какой-то мутации, произошедшей в семье поколения назад. Или, скажем, отказ принять на работу человека, у которого лет десять назад кто-то из родственников умер от рака.

– О! – воскликнул Майло. – Старший Брат выявляет мутации и губит карьеры... А лаборатория тоже вела исследования по этой программе?

– Нет, они занимались проблемами кожи. Но даже если бы и вела, то это не объясняет, почему Понсико покончил с собой.

– Допустим, обнаружил у себя неизлечимую болезнь.

– Коронер утверждает, что он был абсолютно здоров.

– "Мета", – произнес Майло, вытаскивая блокнот. – Звучит по-гречески.

– Так оно и есть. Перед тем как встретиться с вами, я еще раз просмотрела дело. В переводе означает «изменения, трансформации». Некий прорыв в новое качество.

– В новый, черт побери, мир? Кучка высоколобых снобов теоретизирует относительно совершенствования рода человеческого, и один из них внезапно решает проверить теорию практикой?

Оба смотрели на меня.

– Почему бы нет? Если ты считаешь себя существом высшего порядка, то рано или поздно придешь к мысли о том, что для тебя никаких правил не существует.