Выживает сильнейший - Келлерман Джонатан. Страница 68

Голым деревянным полам не помешал бы новый слой лака, отдельные доски чуть коробились. Белые стены, белые шторы на маленьких окнах, давно бывшая в употреблении землисто-серых тонов мебель, довольно скудная.

Одну стену гостиной занимали полные книг стеллажи из толстой прессованной фанеры. Меж томов втиснута небольшая стереосистема тайваньского производства. Кухня, несмотря на свой убогий вид, оказалась вполне чистой. В конце узенького коридора располагалась спальня с брошенным на пол матрасом и ванная комната, где плитка местами потрескалась, а местами просто отвалилась. Рядом с ванной задняя дверь, за ней – крошечный дворик: провисшая веревка для белья и гараж на три машины.

Я вспомнил жилище Нолана Дала. Жизнь одинокого холостяка. Куда она ведет...

– Ну как? – спросил Шарави.

Я осмотрелся. Старые, покрытые пятнами, потертые вещи. Никому и в голову не придет, что все это бутафория. Кто, интересно, здесь живет?

– Отлично.

Мы вышли во дворик. Почти засохшая трава, загаженная птицами бетонная площадка перед гаражом.

– Позади участка небольшая улочка, – сообщил Даниэл. – У гаража два выезда – туда и сюда.

Он достал из брюк пульт дистанционного управления, нажал кнопку. Дверь гаража поползла вверх, и я увидел небольшой желтый автомобиль – «карманн-гиа».

Даниэл отдал мне пульт, и мы вернулись в дом. Я направился к стеллажу. Подборка музыки представляла собой небольшую коллекцию пластинок, кассет и лазерных дисков, всего штук пятьдесят: Бетховен, Вагнер, Брукнер, Малер, Бах, Кэт Стивене, Джимми Хендрикс, «Битлз», «Дорз». Ни одного современного исполнителя. Отдельные записи были помечены ярлычками музыкального магазина Аарона с Мелроуз-стрит, который уже несколько лет как закрылся.

Библиотека оказалась более богатой: психология, социология, история, несколько изданий по антропологии, мешанина других научных дисциплин. Художественную литературу на самых нижних полках представляли Хемингуэй, Фолкнер, Керуак, Берроуз, Камю, Сартр, Беккет. Подшивки старых журналов «Эвергрин ревю», «Эрос», «Харперс», «Атлантик мансли», стопка «Нэйшн» на стопке «Нэшнл ревю». Как и Нолан, Эндрю Десмонд демонстрировал необычайную широту интересов.

Примерно такое же беспорядочное собрание, за исключением, пожалуй, книг по политике, скопилось за студенческие годы и у меня, только квартирка на Оверленд, где я тогда жил, душная клетушка по соседству с авторемонтной мастерской, была раза в два меньше. Чтобы платить за нее девяносто долларов в месяц, мне приходилось считать каждый цент. Никакого семейного наследства, хотя бы и небольшого...

Я раскрыл сборник тестов по психологии. От покрытых бурыми пятнами страниц исходил слабый, но какой-то тошнотворный запах, который со временем приобретают иногда старые книги... Кое-где мелькал синий чернильный штамп букинистического магазина университета штата Миссури – продавалась трижды. Текст на отдельных страницах построчно подчеркнут желтым фломастером.

Томик поновее на ту же тему был куплен в магазине технической литературы на бульваре Вествуд, уже здесь, в Лос-Анджелесе, десять лет назад.

Какая продуманность.

– Чеки из магазинов тоже сохранились?

– По-моему, Эндрю не производит впечатление человека, хранящего чеки на свои покупки.

– То есть он не сентиментален?

Даниэл опустился в старое кресло, и из подушки поднялось прозрачное облачко пыли.

– Я рад, что не страдаю аллергией.

– Да, удача. Мне следовало спросить вас об этом.

– Все предусмотреть невозможно.

– Вы не хотите здесь что-нибудь изменить, Алекс?

– Во всяком случае, не сейчас. А где жучки?

Даниэл скрестил ноги, устроив больную руку на колене, где она выглядела уродливым обгоревшим поленом.

– В телефоне, настольной лампе в спальне и здесь. – Он ткнул большим пальцем поверх плеча в сторону оконной рамы.

– Сколько здесь телефонов?

– Два. Один здесь, другой в спальне.

– Оба прослушиваются?

– Ими, собственно, еще не пользовались. Прослушивается вся линия.

– А что это за одеколон?

– Простите?

– В воздухе чувствуется запах, такой же, как от куртки.

– Я выясню. – Ноздри Даниэла расширились.

В наступившей тишине я различил доносившийся сверху шелест кондиционера. Где-то за окном проехала машина, слышались далекие голоса прохожих.

– Что-нибудь еще? – спросил я.

– Предложите.

– Нечего.

Даниэл поднялся, и мы направились к двери. На полпути он остановился, сунул руку в карман и вытащил листок бумаги.

– Извините, мне нужно позвонить.

Он вернулся к телефону, набрал номер, сказал в трубку «алло» и выслушал кого-то, еще выше подняв свои дугообразные брови. Затем, прижав трубку плечом, достал из внутреннего кармана куртки записную книжку с шариковой ручкой.

– О'кей. Американец – eyzeh mispar? - Ручка забегала по бумаге. – Todah Lehitra'ot.

Разговор закончился. Книжка вернулась на место, и я заметил в кобуре под мышкой матово блеснувшую рукоятку пистолета.

– Это нью-йоркский агент, – объяснил Шарави. – Наш друг Фэрли Санджер заказал на пятницу билет до Лос-Анджелеса. Компания «Америкэн эрлайнс», рейс ноль-ноль-пять, прибывает по расписанию в семь вечера. Мы чуть было не упустили его, билет заказывался не через его фирму. Один из наших проследовал за Санджером, когда тот должен был встретиться с Хеллой Крэйнпул. Они поужинали в ресторане отеля «Карлайл», а затем отправились на такси в южный Манхэттен, в транспортное агентство, о котором мы ничего не знали. Это значит, что у него могли быть и другие поездки, нам неизвестные. За его билет платила она. Летит адвокат под чужим именем – Гальтон.

– Фрэнсис Гальтон?

– Почти. Фрэнк.

Глава 43

– Пятница, – проговорил Майло. – Но Хелла остается в Нью-Йорке.

– Продолжает заниматься своими делами, – продолжил Даниэл. – Из дома на работу и обратно, рутина. По вечерам смотрит телевизор – слышно через дверь. Предпочитает новости по Си-эн-эн и комедии. Ложится спать ровно в десять.

Был вечер среды, мы втроем сидели у меня за кухонным столом, а Робин устроилась на высоком табурете чуть в стороне, рассеянно листая журнал «Искусство и аукционы».

– Фрэнк Гальтон. Мерзавец возомнил себя столпом евгеники, – рассуждал Майло. – Она платит за его билет, значит, поездка связана с «Метой» или институтом Лумиса, может быть, с очередным убийством, которое спланировано в Нью-Йорке и будет осуществлено здесь. Темп ускоряется. Если Алекс хочет сходить в книжный, то это необходимо сделать в четверг.

– Согласен, – отозвался Даниэл.

– А на следующий день мы сядем на хвост Санджеру. Кто отправится в аэропорт?

– Тебе виднее, – сказал Шарави. – Насколько нам известно, лимузин к трапу он не заказывал, это оставляет нам три варианта: наемный автомобиль, такси или приятель с машиной. Если мне выдать себя за таксиста, а он сядет к приятелю, я его потеряю.

– Значит, требуются двое. Один у выхода из зала, другой ближе к машинам.

– Так надежнее.

– Возьмем твоих людей?

– Если ты не против.

– Мне виднее, да? Еще чуть-чуть, и я поверю в безграничную свободу воли. Вот что, в аэропорт я дам тебе Петру Коннор. Ей не терпится завязнуть в деле поглубже, и она мне нравится. Вас там будет двое, делитесь, как захотите. Сам я займусь страховкой Алекса, как только он отправится к Зине Ламберт в «Спазм». Может, в четверг все закончится, а может, и нет. Никаких разговоров по телефону. Слишком многое поставлено на карту, чтобы рисковать, так?

– Так.

– В «карманн-гиа» установлен радиомаячок?

– Установим.

– Побыстрее.

Робин на мгновение подняла голову от журнала.

Здоровой рукой Даниэл подпер щеку; вид у него был несколько смущенный, и Майло заметил это.

– В чем дело?

– У меня есть кое-что о Мелвине Майерсе. Его сосед по дому говорит, будто Майерс ненавидел школу, собирался даже статью о ней написать по окончании.