Второе дыхание (СИ) - Шабанн Дора. Страница 4

Но выпить не получится. Да и ладно, не больно-то и хотелось.

Из рабочей круговерти вынырнула только в пять, когда телефон истошно завопил: «Король Артур! На нас напали!», а, значит, сестрица свой трудовой подвиг успешно свернула.

— Мать, ты ещё считаешь там бесконечные лампочки? Не окосела? Давай уже, бросай их к чертям и лети в «Россию», я буду примерно минут через двадцать, если Московский не встанет, — Полинка частила сольно, совершенно в моих ответах не нуждаясь.

— Я буду где-то в шесть — двадцать, не раньше. Сама знаешь, с нашего кладбища в час пик просто так с не свалить, — пробурчала я, не рассчитывая особо, что буду услышана, так — обозначилась просто.

— Не рассиживайся, — судя по фоновому шуму, сестрица явно уже покинула офис и неслась по улице. — Давай, я знаю, что сегодня Добби свободен от Хозяина и спиногрызов. Ждём тебя неистово!

И она радостно отключилась, подарив мне какую-то безудержную волну молодёжного задора и бодрости, что, в конце унылого дня, пришлась кстати. Я на этом допинге раскидала срочные дела и нагло свалила в закат с работы аж на пятнадцать минут раньше, под удивлённое молчаливое офигевание охранника.

Моя контора и её местоположение — это источник нескончаемых шуток для всей родни и знакомых. Дело в том, что расположена она между двумя частями одного старого городского кладбища. Поэтому я не заморачиваюсь и говорю, что работаю на кладбище. На этом моменте чаще всего собеседники так впечатляются, что перестают лезть с вопросами и в гости. Такая ситуация меня вполне устраивает.

В целом, мне само кладбище было ни с какого бока. Кабинет мой располагался на первом этаже, окна в нём были под потолком, забор вокруг здания сплошной бетонный, а что там за ним — пойди угадай. Я же не финансисты, у которых со второго этажа на центральную часть исторически значимого погоста выходили панорамные окна. Так что универсальное заклинание «я работаю на кладбище» отбивало всякое желание у знакомых и прочих мимокрокодилов выпить со мной кофе или пообедать, тем паче — встретиться после работы, особенно зимой.

Да и тихо тут у нас, чисто.

Так сказать, благолепие, аж хана.

Город, возможно, тоже рад тёплым майским дням, поэтому внезапно пустоват, дороги в нашем медвежьем углу не сильно загружены, и я вдруг как-то быстро осознала себя паркующейся у летней террасы ресторана «Моджо», на котором курили мои сумасшедшие подружки.

Технически, из всей этой пестрой стайки, кроме сестры, воротящей нос от табачного дыма, но стоически переносящей эту вредную привычку своей девичьей компании, я дружила только с Шушей. Но остальных красавиц и веселушек за все это время узнала неплохо по их совместным тусовкам и выездам. Поэтому обнялась со всей толпой.

Через очень непродолжительное время оказавшись за столом, почувствовала себя если не матерью дочерей — подростков, то старшей сестрой ветреных студенток точно.

— Эх, Шпулька, мы бы с тобой в Тивате зажгли! — я некультурно хрюкнула в свой апельсиново — морковный фрэш от внезапного Ксанкиного возгласа. — Но ты же не хочешь!

Что тут скажешь? Мне оставалось только наблюдать да оттирать нос и руки от весёлых оранжевых капель, пока девичье веселье катилось дальше.

Они хихикали, фотографировались, строили глазки компании парней за центральным столиком, пили шампанское и наперебой желали Шуше хорошей дороги, ласкового моря, тёплого приёма и вообще всей той радости, что ждёт её там, в свободном и прекрасном далёко.

Это было так здорово, мило и динамично, что даже мне показалось: «Всё ещё будет, всё важное и интересное — оно впереди».

Естественно, по закону Мёрфи, это самое «Возможное Прекрасное Далёко» явило себя в очередной перекур, когда птички, за которыми я сегодня приглядывала, упорхнули проветриться. Я уже вполне могу себе позволить не ходить дышать дымом ради поддержания компании, поэтому надеялась слегка передохнуть от активных и весело щебечущих компаньонок с чашечкой молочного улуна. Не в этой жизни, видимо.

— Уля, где Артём? Что у вас опять случилось? Вы разводитесь? — что мои родственники однозначно умеют — это убить вопросом. Хоть на лету, хоть просто.

Вздыхаю.

— Поля, всё у нас нормально. Как обычно. Тём в Благовещенске, возвращается завтра. С чего нам разводиться?

— С того, что вы как соседи в коммуналке живёте уж года два, вот с чего! Ты на свидании когда последний раз была?

— Э, вот, в феврале мы были в «Рыбе» на Петроградской, — начинаю неуверенно, судорожно пытаясь вспомнить наши недавние свидания. Да, вообще, хоть какие-то свидания.

Саркастическое хихиканье даёт мне понять, что я не сильно преуспела в объяснении сестре, что тревожиться за мою семейную жизнь нет необходимости.

— Конечно, там их Бюро презентовало два новых ЖК и один коттеджный посёлок прямо тогда, верно? Отличное свидание, совмещённое с работой. И что, твой титулованный градостроитель речи не толкал, со спонсорами не пил, жёнам Администрации не улыбался? С тобой в тихом уголке распивал шампанское и рассказывал, как прекрасны твои глаза в свете северного сияния, да?

Снова кашляю, не судьба мне сегодня даже чаю выпить.

Боже, как всё это отвратительно звучит, так обидно и жалко. И вся я такая же. Жалкая.

А свидание у нас последний раз было три года назад. Мы перед моим днём рождения гуляли вокруг Диво Острова и Газпром Арены, да. Кофе пили, архитектурой восхищались. Тёма мне показывал те дома, что он проектировал. На Крестовском острове их много оказалось — всё, что «дорого — богато» теперь там, однако.

Свидание, да. Самое запоминающееся у нас было на пятый год брака, когда мы на Цейлон летали в феврале, перед годовщиной свадьбы как раз. И вот там, на берегу океана, под шум прибоя и при свечах у нас был романтический ужин, а потом прогулка босиком по пляжу в густой темноте наступившей ночи, наполненной ароматами экзотических цветов.

Вот это было свидание! Всем свиданиям свидание!

Только с тех пор уже пятнадцать лет прошло.

За это время мы обстоятельно куда-то выбираемся только отмечая дату начала наших отношений. Чаще всего — в ресторан. Бывает, что раз в три — четыре месяца, удаётся выпить вместе кофе в рабочее время, если по делам выезжаем куда-то.

А так чтобы по серьёзному? Прямо платье там подобрать, причёску, туфли, макияж — это только, когда я Артёма сопровождаю на мероприятия по работе.

Боги! Я вообще забыла, что такое свидания!

Отрываю взгляд от чашки, Поля смотрит на меня с жалостью, как на мокрого бездомного котёнка. Как же это ужасно… и стыдно.

— Ты, как хочешь, конечно, — задумчиво выдаёт она наконец, — жизнь это твоя, но тебе совершенно точно нужно на море! Вот бросить всё и рвануть на месяцок, а лучше — на два!

Пожимаю плечами и грустно улыбаюсь:

— Конечно, обязательно, но как-нибудь в другой раз, спасибо.

— Где ты, систер, конечно, голова, но иногда просто барашка — барашка… — вздыхает младшая, — И всё же подумай, ну, переживут же они без тебя немножко?

— Да, да, — покорно киваю.

Согласная я, на всё согласная, только отстань от меня, и так тяжко от взбаламученных воспоминаний. Было же? И тёплый ветер, и стрекот неведомых насекомых по вечнозелёным кустам вокруг и руки его, сильные, надёжные, такие, что всегда защитят, поддержат, помогут.

Где всё это? Почему сейчас так холодно и пусто?

Выхожу подышать подальше от бурного веселья, и, глядя на засвеченное городской иллюминацией небо, ощущаю не свободу от забот, как надеялась, а гулкое и беспросветное одиночество.

Остаток Шушиной отвальной тихо пью в уголке свой улун.

А перед тем как сесть в прибывшее за ней такси, Полинка обнимает меня, заглядывает в глаза и очень увещевающим тоном предлагает:

— Ну, если не на море, тогда, может, хоть к психотерапевту сходишь? Просто поговорить, а?

7. Ульяна. Май. Санкт-Петербург

Если обычный день у меня начинался подъёмом в 6 — 30 утра, в «опасные, ремонтные» дни — в шесть ровно, то чего я так возмущалась, интересно? Мысль эта мягко перекатывалась внутри гулкой и пустой черепной коробки, пока я шоркала во рту гостевой зубной щёткой в Шушиной ванной в, не верю глазам своим, четыре — тридцать утра! Боги, за что?