Беременна от двоих (СИ) - Десса Дарья. Страница 53

– Ничего себе заявление! – Воскликнул я. – Он ведь даже не получал от неё ответов! Вообще не понимаю, зачем продолжал писать. Я бы на его месте после первого перестал мучиться. Забыл и всё.

– Вот именно! В том и парадокс. Но ты забываешь, что Владимир полюбил с первого взгляда, очень сильно, потому решился на такой серьезный шаг. Полстраны проехал, – сказал Николай. – И вот стоит он на пороге, такой красивый, с румянцем на лице, с заиндевевшими бровями и пушистым шарфом, словно Дедушка Мороз, и слышит: «А Маши дома нет, она ушла на танцы». «Ничего, – сказал Владимир. – Я за ней схожу». И отправился в клуб, где в тот день как раз играл фабричный духовой оркестр. Как, впрочем, и всегда по выходным. Когда речник пришел туда, статный, высокий, в красивой форме, все девушки повернули к нему головы. Парни тоже, но – нахмурились. Ещё бы! Местную девчонку решил забрать, сразу же понятно! Владимир увидел Марию, улыбнулся ей, она оставила подружек, с которыми весело щебетала, подошла к парню. Он поздоровался и попросил отойти в сторонку. Но едва они это сделали, тут же за ними отправились несколько местных парней. Лица у них были суровые. Только дойти до пары не успели: на их пути возникли старшие братья Марии: Владимир, Фёдор и Николай. Крупные, высокие, плечистые. Одним видом своим дали понять, чтобы никто не вмешивался.

– Почему? Разве они хотели, чтобы их сестру увозил незнакомый человек? – Спросил я.

– Вот слушай дальше, и тебе станет понятно. Так вот, Владимир попросил Марию вернуться к ней домой. Девушка согласилась, а поскольку была довольно ветреная, то даже не догадывалась, к чему весь этот сыр-бор. Они пришли домой, братья последовали за ними. Когда все собрались в комнате, ставшей сразу тесной, Владимир торжественно объявил, что просит у Марии руки и сердца. Девушка вспыхнула, как свеча, – так сильно разволновалась. Братья заулыбались, но постарались скрыть эмоции, – не принято было в семье их показывать. Отец, Павел, согласно покачал головой. Мол, я согласен.

– А как же Мария? Она что ответила? – Задал я вопрос.

– Она убежала на кухню, вся красная от смущения. Мать пошла за ней, прикрыла за собой дверь и сказала: «Вот что, дочка. Ты уже взрослая. Пора тебе становиться серьезной, твои танцульки до добра не доведут. Выходи замуж». «Но как, мама, я же совсем его не знаю?!» – воскликнула дочь. «Ничего, я знаю, все письма его читала. Он очень хороший человек», – сказала мать.

– Что дальше было?

– Они вернулись в комнату, и Маша, продолжая розоветь, словно цветок, сказала «Да». На следующий день пара отправилась в местный ЗАГС, где и узаконила свои отношения, – сказал Николай. Мы помолчали немного, и я задал тот самый вопрос, который терзал меня всё это время:

– Теперь скажи, пожалуйста, зачем ты рассказал мне эту историю?

– Затем, что Мария и Владимир – мои дедушка и бабушка. По материнской линии. Они прожили вместе ровно пятьдесят лет. И все эти годы были счастливы, никогда надолго не расставались, любили друг друга так, что такое слово, как «измена», в их доме даже не звучало. Никогда не оскорбляли друг друга, не пытались разводиться и прочее, – сказал Николай. – И я всё это рассказал затем, что я… тебя люблю.

Сердце моё, сделав удар, на несколько секунд замерло. Вот буквально застыло, будто забравшись на вершину горы и замерев от восторга – такой безупречно красивый вид оттуда открывался. Но вот пора спускаться, и главная мышца моего тела словно ринулось вниз по снежному насту, захлебываясь от радости свободного полёта.

– Что ты сейчас сказал? – Переспросил я. Прозвучало глупо, наверное, только я не нашелся, что другое сказать.

– Я тебя люблю, – повторил Николай, глядя мне прямо в глаза. – И та история… Я рассказал её, что хочу, чтобы у нас с тобой было так же.

– Я… не понимаю… Ты мне предлагаешь пожениться?!

– Боже! – Николай хлопнул себя ладонью по лбу. – Вот я идиот! Я совсем не это хотел… Просто… у них была такая любовь… Я всю жизнь мечтаю о такой, а тут ты… Я подумал… Прости, мне не надо было… – он вскочил со скамейки, повертел растерянно головой и пошел, как в сказках говорят, куда глаза глядят.

Конечно, я бросился следом за ним. Догнал, остановил, обвил руками, развернул к себе и крепко прижал. Что мне нужно было говорить в тот момент, не знаю. Хотелось успокоить друга, чтобы он понял: не нужно так стесняться своих чувств. Его признание для меня очень ценно. Больше того, я безумно рад был услышать от него эти слова, потому что сам давно испытываю к нему симпатию. Но так неожиданно прозвучало его признание! Словно молнией шарахнуло, когда на небе ни облачка. Такая яркая мощная вспышка, ну и как на неё реагировать?

Мы стояли, обнявшись. Мимо шли люди, с интересом посматривали на нас. Выглядело со стороны, словно два человека давно не виделись, а теперь встретились и не могут оторваться.

– Спасибо тебе, – прошептал я Коле на ухо. – Эти слова – самое красивое, что я слышал за всю свою жизнь. Правда.

Николай шумно выдохнул. То был выдох облегчения. Теперь предстояло как-то поговорить о случившемся только что, но мы… просто пошли дальше по Москве. Есть в жизни такие моменты, когда лучше помолчать. Обдумать, взвесить, проникнуться. Это мы и делали, шагая по улицам столицы и соприкасаясь плечами. Говорить в это время – значит ляпнуть что-нибудь нелогичное, способное обидеть. С моей стороны, конечно. Николай признался мне в любви, а я что могу ответить? Да, мне страшно приятно, но и… такая ответственность сразу легла на плечи!

Нет, не как у Сент-Экзюпери – «мы в ответе за тех, кого приручили». Ненавижу эту бессмысленную фразу. Люди применяют её друг к другу, а она о домашних животных максимум. Но когда тебе говорят «я люблю», это налагает ответственность. За чувства человека. Их нельзя поранить, надо быть корректным и осторожным. Потому идем мы и молчим, и у каждого вихрь мыслей в голове.

Мы ходим уже пару часов, но прежнего фонтана красноречия у Николая нет. Он молчит, я делаю то же самое. В полной тишине мы дошли до кремля, прошли его по периметру, затем углубились на Новый Арбат, добрались до Москвы-реки, после повернули обратно и снова вышли через Воздвиженку к Сапожковской площади. Все эти названия для меня ещё совсем недавно озвучил бы мой спутник, притом какими-нибудь интересными фактами насытил свой рассказ. Но увы, мне пришлось лишь смотреть на таблички на стенах домов.

Мы оказались в месте, которое – я даже специально по карте на смартфоне посмотрел – называется Александровским садом. Мы прогулялись немного по его аллеям, затем дошли до Оружейной башни, и здесь Николай, по-прежнему не говоря ни слова, сел на скамейку. Я расположился рядом. Мы одновременно достали сигареты и стали курить, глядя на прогуливающихся мимо людей.

– Прости меня, – вдруг сказал Николай, сильно выдохнув дым.

– За что? – Удивился я.

– За то, что признался, – сказал он, покусывая нижнюю губу. – Не надо было мне этого делать.

– Почему ты так решил?

– Опыт, сын ошибок трудных, – ответил Николай цитатой из Пушкина. – Я однажды уже признавался в любви, тоже кончилось весьма грустно.

– Расскажи?

– Это было давно, в школе ещё, – сказал Николай. – Не хочу вспоминать. Хотя… в общем, там была девушка. Училась в параллельном классе. Я признался ей на дискотеке в любви, она рассмеялась мне в лицо и ушла. Всё, больше я к ней не подходил.

Молчим. Курим. Одиноко и тоскливо становится. Я не говорил никогда и никому про любовь, поскольку это чувство во мне ни один человек ещё не вызывал. Но теперь, общаясь с Николаем, я вдруг ощутил нечто особенное в груди. Не любовь ещё, но какую-то тягу к нему, причем не замешанную исключительно на сексуальном желании. Да, парень он в моём вкусе, очень симпатичный, только…

– Меня очень тянет к тебе, – сказал я.

– Правда? – Оживился мой спутник, резко убрав сигарету от лица – собрался затянуться. – Ты не шутишь? Не пытаешься меня успокоить? – В его голосе столько надежды, что я понимаю: обмануть теперь никак невозможно. Да и зачем, если сказанное мной – истина?