Мужчины свои и чужие - Келли Кэти. Страница 103

– Ты что, мне ужин не приготовила? – прорычал он, об­наружив, что в духовке его не ждет ничего вкусного.

Эмма не могла поверить тому, что слышит.

– Нет, – холодно ответила она. – Я не приготовила ужин, потому что полагала, что ты придешь значительно раньше.

– Замечательно! Я тебя вырастил, а ты мне даже поесть не приготовишь. Послушай меня, моя девочка…

– Нет, – резко перебила Эмма, – это ты меня выслу­шай. Я полдня тут просидела, ухаживая за мамой, а ты начи­наешь кричать на меня, едва войдя в дверь. Так не пойдет.

– Не смей разговаривать со мной таким тоном! – заорал Джимми.

Впервые в жизни Эмма не стушевалась.

– И ты не смей со мной так разговаривать. Если ты бу­дешь продолжать так себя вести, я уйду и больше здесь не по­явлюсь. Вот тогда ты поймешь, как много я для тебя делала.

– Чепуха! – снова прокричал он.

– Когда тебе придется ухаживать за мамой целый день без моей помощи, да еще убирать дом, и стирать, и гладить свою одежду, вот тогда ты, возможно, пожалеешь, папа.

– Кирстен сделает все в один момент, – огрызнулся он.

– Кирстен и пальцем не пошевелит, – заявила Эмма. – У нее своя жизнь, а говорить тебе «нет» она научилась дав­ным-давно. К сожалению, я эту науку только начинаю осваи­вать.

Она взяла свою сумку.

– Я не вернусь, пока ты не извинишься!

Джимми слегка растерялся:

– А как же мама?

– Нам следует подумать о сиделке, нравится тебе это или нет.

– Мне это не нравится! – прорычал отец. – Я так решил – и все.

– Боюсь, теперь не только тебе решать, но и нам с Кирстен тоже. Мы уже не можем ухаживать за мамой самостоя­тельно. Нужно либо нанять сиделку, либо положить ее в больницу. – Она не обратила внимания на гневное лицо отца. – И никогда больше со мной так не разговаривай! Я ухаживаю за мамой, потому что люблю ее, а не ради тебя.

Она ехала домой очень быстро, стараясь освободиться от переполнявшей ее нервной энергия. Она ждала, что начнет чувствовать себя виноватой, станет мучиться от сознания, что подвела всех, кого любила, дав волю гневу. Хорошие де­вочки не грубят своим отцам. Но ничего подобного не про­изошло – она не почувствовала вины, лишь радостное ощу­щение освобождения.

Она нашла Пита на кухне, где он готовил ужин, и броси­лась ему на шею.

– Ты не передумала, надеюсь? – настороженно спро­сил он.

– Ни за что! – ответила Эмма. – Ну и денек у меня се­годня выдался.

На следующий день они долго валялись в постели.

– Приятно иметь тебя в своем распоряжении, – заметил Пит, прижимаясь к ней всем телом.

– Наверное, я слишком много времени проводила с ма­мой, – вздохнула Эмма. – Надеюсь, она в порядке. Вот тут я чувствую себя виноватой.

– Это твой папочка во всем виноват! – рассердился Пит. – Он не должен тобой помыкать, а другого способа проучить его не существует. Держись, радость моя.

– Он не сможет справиться и не сможет в этом признать­ся, – заметила Эмма.

– Это его проблемы. Он не имеет права перекладывать все заботы на твои плечи. Ты с самого рождения ему безро­потно повиновалась. И вовсе не значит, что ты плохая дочь, раз тебе хочется пожить подальше от этого хулигана.

– Все-таки грустно, – сказала она. – Я бы жалела любого, попади он в положение отца. Но до него я не могу досту­чаться. И никогда не смогу.

– Ты ухаживаешь за матерью, – напомнил ей Пит. – Самое главное, чтобы за ней хорошо присматривали. И не позволяй ему пользоваться этим, чтобы манипулировать тобой.

– Не позволю.

В конце концов Кирстен тоже оказалась задействован­ной.

– Поверить не могу, что тебе это удалось, – сказала Эмма неделю спустя, когда они ехали в гостиницу, где долж­ны были встретиться с отцом и сиделками, которые соглаша­лись работать в их доме.

– Он звонит мне непрерывно, – пожаловалась Кирс­тен. – Прежде всего оказалось, что он не умеет пользоваться стиральной машиной, с этого все началось. Вчера он сломал пылесос, а что касается микроволновки, то тут вообще гово­рить не о чем. Я сказала, что я ему не рабыня, черт побери, и он может научиться все делать самостоятельно. А еще, – она ухмыльнулась, – я выдала ему по полной программе за его паскудное обращение с тобой. Сказала, что ты самая лучшая дочь на свете и что поделом ему, если он никогда тебя боль­ше не увидит.

– В самом деле? – восхитилась Эмма. – Очень мило с твоей стороны.

– Ну, если он с тобой помирится, он перестанет звонить мне ежеминутно, так что я и про свои интересы не забыва­ла, – призналась Кирстен.

Эмма засмеялась. Кирстен никогда не меняется!

Эмме показалось, что отец, стоящий в холле, стал мень­ше ростом и похудел. Она снова ощутила знакомое чувство вины, но Кирстен подтолкнула ее локтем.

– Только не вздумай его жалеть и извиняться, – предуп­редила она. – Это отец должен перед тобой извиниться. Ма­мина болезнь не оправдание для того, чтобы превращаться в еще большего негодяя.

Джимми извиняться не привык.

– Привет, девочки, – пробормотал он. – Я договорился встретиться в баре. Пошли туда.

– А ты ничего не хотел сказать, папа? – напомнила Кирстен.

Джимми впервые поднял глаза на Эмму.

– Извини меня, – сказал он. – Я был тогда к тебе не справедлив.

– Прощаю, – сказала она.

На большее рассчитывать не приходилось. Отец извинил­ся только за один день. Но она сама виновата, что всю жизнь изображала из себя жертву, разрешала помыкать собой. Сей­час самое главное – наладить отношения, чтобы вместе уха­живать за Анной-Мари.

– Так мы идем в бар? – спросила она.

Результаты анализов оказались неожиданными. С ними обоими было все в порядке. Никаких причин, чтобы не бере­менеть.

– Мы называем это необъяснимым бесплодием, – ска­зал гинеколог. – Обычно люди в вашем положении просто ждут и надеются. Но раз вы и так ждали достаточно долго, то можно» попробовать искусственное осеменение, – добавил он.

На улице Пит так крепко сжал ее руку, что стало больно. Эмма видела, что он закусил губу, боясь заговорить из стра­ха, что она разрыдается. Странно, но она как раз не расстро­илась, наоборот, воодушевилась. Раз не ее собственное тело ее предало, значит, можно что-то сделать. Главное, после не­скольких лет сомнений она знала правду. И правда дала ей надежду, стала бальзамом для ее измученной души.

– Пит… – Она повернулась к нему и погладила по глад­ко выбритой щеке. – Я не расстроилась, милый, правда.

Она видела, что он ей не верит. Его обычно открытое, улыбающееся лицо было мрачным. Ведь он не прочел столь­ко книг про бесплодие, как Эмма. Он решил, что такой ре­зультат – худшее, что может быть, но он ошибался.

– Разве ты не понимаешь, Пит? – взмолилась она. – Мы можем начать все с начала. Раньше мы все суетились, бо­ялись говорить на эту тему и о будущем. Но ведь они не нашли у нас ничего, что бы мешало. – Она улыбнулась. – «Необъяснимое бесплодие» означает, что я могу никогда не иметь ребенка, а могу забеременеть завтра.

Пит мгновение молча смотрел на нее, потом просиял. Он схватил ее на руки и закружился с ней, вопя со всей мочи:

– Я тебя люблю!

Эмма прижалась к нему, откинула голову и тоже радостно закричала, не обращая внимания на прохожих, оборачи­вающихся на счастливую пару.

– Что теперь? – спросил Пит. – Давай начнем немед­ленно, прямо сейчас!

29

Клоди швырнула пустышкой в Ханну. Прижимая плечом телефонную трубку, Ханна подняла пустышку, сунула ее в стерилизатор и дала дочери другую. Увидев взгляд матери, Клоди, очень развитая для своих четырех месяцев, решила оставить пустышку себе. До рождения дочери Ханна считала пустышки дьявольским творением и палочкой-выручалочкой ленивых матерей. Своему ребенку она пустышку не сунет. Но после двух месяцев непрерывного визга одна добрая со­седка, с которой она познакомилась в парке, посоветовала ей забыть все высокие принципы и купить сразу целую упа­ковку.

– Покой и принципы не всегда сочетаются, – сказала она. – Я клялась себе, что никогда не буду ими пользовать­ся, но не выдержала, – и посмотрите сейчас на моих детей. Рано или поздно они сами от них благополучно отказывают­ся. Поверьте, выпускные экзамены в колледже никто не ходит сдавать с пустышками во рту.