Мужчины свои и чужие - Келли Кэти. Страница 104

Ханна вняла совету, и в доме воцарился мир.

– Нам нужна еще одна официантка, – сказала она в трубку. – Одной недостаточно. У нас будет пятьдесят чело­век, как вы, наверное, знаете, раз поставляете нам еду. Од­ной не справиться.

Ее собеседник понес какую-то чушь, и Ханна с трудом сдержалась, чтобы не швырнуть трубку. Почему Феликс на­стоял, чтобы они обратились именно в эту фирму, понять не­возможно. Видно, какой-то приятель посоветовал. Сама она считала, что вся эта затея вообще слишком дорогая, и не воз­ражала бы все отменить – тем более что ей вовсе не улыба­лось изображать из себя вторую официантку на этой прокля­той вечеринке.

– Послушайте, – сказала она, – мне нужны две офици­антки, или считайте, что я отказалась от ваших услуг.

Она повесила трубку и крикнула:

– Мерседес!

Мерседес была очаровательной француженкой лет девят­надцати, которая вполне подошла бы для обложки «Вог» и которая никогда не проявляла инициативу. Ее всегда прихо­дилось просить. Высокая, стройная, с бесконечными ногами, длинными платиновыми волосами и большими голубыми глазами, она вошла в кухню, пощелкивая каблуками, в чер­ных джинсах и розовой блузке, чьи концы были небрежно за­вязаны на талии.

– Qui! – выдохнула она.

– Ты не могла бы погулять с Клоди? – спросила Хан­на. – Мне надо еще в несколько мест позвонить, а она хны­чет.

– Но я же должна сделать себе маникюр! – жалобно ска­зала Мерседес.

У самой Ханны ногти были не покрашены, и, скорее всего, таковыми и останутся, потому что ей предстояла еще куча дел по Организации вечеринки, которую они вообще-то не могли себе позволить.

– Мерседес, пожалуйста! – взмолилась Ханна. – Завтра можешь взять себе выходной.

На какое-то мгновение Ханна вспомнила свою работу в офисе, где она могла уволить кого угодно. Теперь же ей при­ходилось умолять собственную няньку о помощи. Предпола­галось, что Мерседес работает по шесть часов пять дней в не­делю. Но через месяц, после того как ей удалось вывести де­вушку из тоски по дому, Ханна, по сути, начала заменять ей мать, а Мерседес вела себя так, как она, по-видимому, вела себя дома. Часами висела на телефоне, часто впадала в тоску, считала за труд даже вытаскивание посуды из посудомоечной машины. Она любила Клоди, но терпеть не могла ее кормить и менять пеленки. Заставить Мерседес погулять с девочкой было сложнее, чем вынудить главарей НАТО принять едино­гласное решение.

К счастью, обещание выходного помогло. Мерседес обо­жала проводить время со своими друзьями, часами пить кофе в Ковент-Гарден, строить глазки красивым юношам и тра­тить деньги, присланные родителями, на кокетливые одежки.

– Ну, хорошо, – согласилась Мерседес и, поскольку она была девушкой доброй, спросила: – А вы не хотите сходить в парикмахерскую, Ханна? Я посижу с Клоди.

Ханна готова была ее расцеловать. Уж коли Мерседес ре­шила помочь, ее щедрости не было предела. Вот только Клоди их планы не понравились. Она завопила и швырнула бутылкой в Мерседес.

Ханна взяла ее на руки и прижала к себе, в который раз удивляясь, насколько глубокими и сильными оказались ее чувства к дочери. С первой же секунды появления Клоди на свет любовь к ней целиком захватила Ханну. Она обожала каждый локон на ее головке, прислушивалась к каждому ее вздоху, постоянно сидя у колыбели, как будто так она могла защитить ее от всех невзгод. В подобных обстоятельствах было просто удивительно, что Клоди оставалась милой и добродушной. Впрочем, невзирая на все свое обожание, Ханна жутко боялась избаловать девочку, и малышка уже знала, что иногда ее мама может уйти куда-то без нее.

Клодия немного покапризничала, когда Ханна надевала на нее красный капор и теплый костюмчик. Стоял дивный апрельский день, но Ханна очень боялась простуды. Под за­навес она напомнила Мерседес звонить ей в парикмахер­скую, если возникнут какие-нибудь проблемы.

«Какая радость – иметь несколько часов в своем личном распоряжении!» – подумала она через десять минут, остав­шись дома одна. Их дом не был таким большим, как обещал Феликс, уговаривая ее переехать в Лондон, – кухня в полу­подвале, две симпатичные гостиные на первом этаже и три небольшие спальни – на втором. И все-таки Ханне он нра­вился, жаль только, что у них не нашлось денег на ремонт. Все упиралось в деньги! Феликс уже два месяца не работал, и в результате его бездумных трат они оказались на мели. Именно поэтому Ханна так возражала против сегодняшней вечеринки.

– Ну, как ты не понимаешь? – сердился Феликс. – Это же необходимо для моей карьеры! Билли приведет с собой очень важного директора по кастингу. Он может мне здорово помочь.

Ханна знала, где следует отступить. Карьера Феликса – самое главное, особенно сейчас, когда ее собственная пого­рела. Но им непременно надо начать экономить. Например, вполне можно обойтись без Мерседес. Ханна вообще отказы­валась от няньки: ей хотелось самой все время быть с Клоди, но Феликс настоял, потому что «так делают все», а она сама сможет чаще выходить из дома и даже устроиться на работу. – Ты же не хочешь превратиться в клушу, у которой нет никакого дела вне четырех стен ее кухни, – заметил он.

Ханна провела приятный час в маленьком местном салоне, читая журналы, которые она раньше сама покупала, и на­слаждаясь сладким чаем. Феликс ходил подкрашивать воло­сы к Нику Кларку, но оба они не могли позволить себе такой роскоши.

– Подумать только, а я-то думала, что цвет натураль­ный! – смеялась Ханна, проводя пальцами по его шелковис­тым блондинистым волосам в тот день, когда она узнала, что он красит волосы у профессионалов.

– В детстве я был очень светлым, – обиженно возразил он, как будто Ханна расстраивалась, что он – не то золотое существо, за которое она выходила замуж.

Она ласково поцеловала его.

– Я никому не скажу, обещаю!

Феликс покрасил волосы накануне и сейчас отправился на встречу с Билли в клуб с таким видом, будто он преуспевает и занят по горло, а не сидит без работы и нервничает. Билли очень много пила, и Ханна надеялась, что она будет держаться подальше от дорогого виски, когда явится к ним на вечеринку, иначе она примется щипать мужиков за задни­цы. Билли меняла мужчин с той же скоростью, как Клоди подгузники. Хотя если она действительно приведет какого-то важного деятеля, то постарается вести себя прилично. Во всяком случае, Ханна на это надеялась.

По дороге домой Ханна вдруг остановилась у магазина и купила себе помаду и лак для ногтей в тон. Последнее время она несколько распустилась, бродила по дому в драных джинсах, почти не красилась и уж точно не красила ногти. Иногда она даже забывала причесаться. Феликс был очень мил и никогда не жаловался, если она ложилась в постель в огромной футболке и носках, а не в тщательно выглаженной шелковой рубашке. Но ведь он знал, какой вымотанной она себя чувствовала после родов. Клоди почти не спала по ночам, просыпалась каждые два часа и блажила. А когда ты так устала, что с трудом держишь глаза открытыми, тебе не до секса и макияжа.

Но сегодня она напомнит Феликсу о шикарной, чувст­венной женщине, на которой он женился! При этой мысли губы Ханны изогнулись в улыбке. Когда вечеринка кончится, она приведет его наверх, скрестит пальцы, чтобы Клоди не проснулась, – и соблазнит его. Медленно, сексуально – так, как он любит.

– Чего ради они пришли? – сердито спросил Феликс, врываясь на кухню, куда Ханна отправилась за вином.

– Фредди и Мишель – наши соседи, – раздраженно прошептала Ханна. – И если ты не хочешь боевых действий на нашей улице, ты должен приглашать соседей на вечерин­ки. Если Билли слетит с катушек и начнет бегать по улице голой со стаканом виски и розой в заднице, лучше иметь со­седей на своей стороне. Ты так не считаешь?

Феликс нахмурился. Ему нечего было сказать. Билли по­явилась в клубе значительно позже, чем договаривались, и без директора по кастингу. Теперь Феликс был слегка пьян, Билли же лыка не вязала, хотя и очень старалась это скрыть. Ханна давно уже стала специалистом по определению степе­ни опьянения. Она сунула в руку Билли чашку крепкого кофе и отправила ее в сад прохладиться, а Феликсу сделала бутерброд с ветчиной. Все это было час назад. Теперь стали постепенно собираться гости, начиная с соседей, у которых были маленькие дети, поэтому они предпочитали приходить на вечеринки пораньше: ведь на следующее утро им вставать ни свет, ни заря.