Серебро на стрелах твоих (СИ) - Снежинский Иван. Страница 24

Я заставил себя не думать, что большинство рыцарей за него, понятного мужика, с которым отражали атаки, вместе оттягивались после службы, а не за меня, непонятного князя, мальчишку, которого собирались поставить во главе Ордена Белого Замка.

Судьи объявили, что мой соперник стреляет первым.

Он долго прицеливался, но, выстрелив, попал точно в центр далекой мишени.

А у меня дрогнула перед выстрелом ушибленная вчера рука, стрела неестественно задрала острый нос и нырнула в никуда, не долетев до мишени.

«Почувствуй себя Иваном-царевичем: пусти стрелу в ясное небо», — грустно думал я, растирая предавшую меня ушибленную руку. Впрочем, я был больше похож на Иванушку-дурачка, любимого героя народных сказок.

Часть рыцарей, влючая моих дорогих братцев, весело рассмеялись.

И только у Олёшки, пришедшего поболеть за меня, непутевого, но верного друга, были круглые глаза. Надеюсь, бедолага, не поставил на меня ни монетки. Проиграет ведь дурачок все деньги, что мамаша давала на пирожки или на теплые носки. Надо будет расспросить мальчишку о семье. Я ощущал своей битой шкурой его резкое отличие от меня, сироты. Уверен, что у него не только родители, но и бабушки с дедушками есть. Домашний такой чистенький пацанчик, с оленьей мордашкой

Я еще раз взглянул в серые округлившиеся глаза моего друга и почувствовал настоящую злость.

Ну, почему так подло устроена моя жизнь?

Почему я всегда старался быть ниже травы и тише воды?

И братцы вон уже сбросили меня со счетов. Счастливо лыбятся и шушукаются.

Я взглянул со всей злостью, пузырящейся и переполнявшей меня, в лицо этого дурака, ослушавшегося меня. И понял! Его проняло!

Он вздрогнул, но по инерции лучезарно ухмыльнулся, нацелился и выстрелил.

И стрелка-болт, неожиданно вильнув в сторону, пробила мишень не в центре, а гораздо выше.

Ему всё равно захлопали, едко замечая, что он выиграет и, не попав в центр мишени, просто потому, что я промажу все три раза.

Злость разгорелась сильнее, разожгла мои щеки, побежала искрами по жилам вместе с кровью и сверкнула на конце стрелы крошечным огнем.

Я всегда прятался в тени, молчал в ответ на оскорбления и издевательства, обходил злобствующих уродов стороной. Мою спину никто не защищал. Я был один в целом огромном мире. И придерживался тактики: прятаться и сбегать.

Почему?

Разве у меня не было права защищаться? Или это я сам отказал себе в такой малости?

Нет. Просто я хотел выжить и понимал, что, если попытаюсь противостоять всем мерзавцам на моем пути, то даже такой малости не получится. Или надо было? Противостоять? Идти против ветра и бури? Сейчас я это сделаю.

Я помедлил, натянул тетиву, отпустил и рванулся за своей стрелой, подталкивая её к мишени, к самому центру. Стрела ударила в центр. В темную точку на самой середине.

Глаза Олёшки стали еще круглее.

Странная история!

Мой враг крякнул и, повертев арбалет в руках, выстрелил.

И хотя его руки неожиданно дрогнули, болт попал, вот только в край мишени.

Я решил, что поверю в свои силы. «Я попаду, попаду в яблочко», — мысленно повторил я не меньше ста раз, раздувая потухшую было злость.

Стреляя, я закрыл глаза.

И понял по возгласу Олёшки, что набрал очков больше, чем мой противник.

Стрела покачивалась опять в центре мишени.

Княжичи изумленно переглянулись и бросились прочь. Кажется, они ставили на мой проигрыш!

И сами проиграли.

Подавив всплеск злорадства, я повернулся к судьям, по их растерянным лицам я ничего не мог понять.

— Вы выиграли, ваше высочество, — голос седого мощного рыцаря звучал не просто ровно, а здраво-рассудительно.

— О, да, вы набрали двести очков, а ваш противник всего сто тридцать, — проговорил таким же бесцветным тоном второй судья, тоже седой, но еще молодой рыцарь.

— Вам придется убираться из Ордена, — произнес я в сторону противника.

— Осторожно! — закричал Олёшка.

Я дернулся, и болт пролетел мимо меня. Пытаясь сообразить, куда мне бежать, чтобы не поймать второй болт собой, я пригнулся к камням площадки, встав на четвереньки, и успел увидеть, как Олёшка бросается на спину урода, пытавшегося подстрелить меня.

На помощь глупому парнишке рванулись Ник, возникший по привычке из неоткуда, и Воронцов.

Они скрутили урода, собиравшегося застрелить меня.

А я почувствовал, что не могу встать с четверенек на ноги. Ноги певратились в кисель, жалко тряслись и не собирались держать меня горизонтально, как положено. Смерть, принявшая вид небольшой стальной стрелы, всё еще смотрела мне в глаза провалами глазниц на желтом черепе.

А я хотел жить, как никогда не хотел.

Мне столько всего предстояло сделать впервые: проехаться на дорогом автомобиле за рулем, станцевать с Алёнушкой на каком-нибудь роскошном балу, получить наследство, командовать рыцарями. Чтобы перечислить все мои желания, не хватило бы пальцев на руках и ногах!

Я мечтал помочь парням, с которыми сдружился.

Я хотел разобраться с чудовищами, понимая, что не всё здесь так правильно, как кажется многим. Может быть, даже удасться решить проблемы не оружием, а дипломатией?

Жизнь возвращалась мурашками и дрожью. «Жить, жить, жить», — билось сердце всё громче с каждым новым ударом.

Но встать на ноги сам я не мог, мне подал руку дрожащий взъерошенный, похожий на симпатичного олененка Олёшка. А потом, не сдержав брызги слез, летящие из глаз, парнишка обнял меня, спрятав покрасневший нос на моей груди.

Я подумал только, что мальчик — настоящий герой, а еще тенью по краю сознания прошла мысль, что сейчас я бы с радостью обнял Алёнушку и увел её в свою спальню, чтобы... любить свою суженую весь день и всю ночь. И никогда её больше не отпускать.

— В своего командира стрелял! — по взгляду старика было видно, что ему хочется свернуть шею моему несостоявшемуся убийце. — Изгнать и близко к крепости не подпускать такого надо! Не рыцарь ты теперь. Мало того, что мальчик — глава Ордена, так и лет ему всего ничего! Убить мальчишку на пороге жизни. О чем ты думал?

— О том думал, чему вы меня всегда учили, — просипел придушенно зажатый Ником пленник, — потерять Орден нельзя. За что он меня выгнать решил, этот ваш ягненочек? Убивать тварей я подписался, когда этого мелкого и в проекте еще не было! И вдруг! Глава Ордена Белого замка отпускает тварь, которую мы могли бы убить! Сам подумай, Воронцов, какую жизнь устроит вам этот новый глава Ордена! Дружить с тварями заставит? Или прогибаться под их когтистыми лапами и ползать у них в ногах?

— Уходи. Возвращаться не советую, — ровным тоном, чувствуя, как кровь закипает в жилах, ответил я мерзавцу, — о внешней политике Белого замка мы позаботимся и без тебя.

Олёшка все еще обнимал меня за талию, я почувствовал, как учащается биение его сердца, и мягко снял его руки со своего тела. Олёшка улыбнулся мне сквозь непросохшие еше слезы, прошептал:

— Хорошо, что ты выжил, Ваня, — и, шмыгнув носом, сбежал.

Ваня? Почему мальчишка назвал меня именем, которого в замке никто, кроме Ника, не знал?

Ответить на этот вопрос сразу я не смог, потом прибежали рыцари, скрутили мерзавца и увели куда-то под командованием Воронцова.

А Ник, оставшийся со мной, поступил странно, я от него не ожидал такого, Никита обнял меня и сказал:

— Пойдем-ка, Иванушка-царевич, тебе надо поесть и отдохнуть.

— Велемир я, князь, а никакой не царевич, — буркнул я, как маленький, выламываясь из крепких объятий Никиты.

— Тем более, — опустил руки мой непростой телохранитель, пряча глаза.

В которых, и в этом я мог бы присягнуть, блеснули слезы. Кажется, Ник испугался за меня.

Есть не хотелось, хотя глядевший на меня во все глаза Мик приволок большой поднос, заставленный вкусностями такими, о которых я даже не слышал никогда. Хватив ложку тушеного мяса, выглядевшего очень аппетитно, я жадно выглотнул полчашки компота, потому что мясо было сдобрено от души перцем.