Она любит плохих парней (СИ) - Хилл Алекс. Страница 42

Поднимаюсь с постели, надеваю тапочки и шагаю к балкону. Распахиваю дверь, прохладный воздух набрасывается на открытую кожу, мгновенно замораживая и мешая переступить порог. Делаю глубокий вдох и закрываю дверь с излишним усилием, поворачиваюсь лицом к стене и нервно мотыляю средним пальцем. Я уже устала думать обо всем этом, у меня не просто болит голова, даже мысли болят! Малейшее усилие, чтобы разложить все по полочкам, сопровождается физической слабостью и желанием стереть себе память. Еще вчера я думала, что если вытащу это и превращу в слова, то станет легче, понятнее, но… черт возьми, не стало!

— Дурацкий старикан! — бурчу я, направляясь в ванную комнату. — Все у тебя легко, да, Дарий? Все для веселья и развлечения. Хочу целую, хочу улыбаюсь, хочу игнорирую, а хочу стекла бью. Да пошел ты в жопу!

«Ты еще из окна пойди крикни, а то он тебя не услышит», — усмехается внутренний редактор.

«И ты пошел в жопу! Предатель несчастный!» — злобно отвечаю я.

Погожий денек и хрустящие под ногами листья никак не влияют на настроение, которое с каждой секундой опускается все ниже и ниже. Толкаю тяжелую дверь с приветливой вывеской «Добро пожаловать» и вхожу в небольшое кафе, что за последний год уже стало традиционным местом для встреч с отцом. Здороваюсь с официантом и знакомым маршрутом добираюсь до стола с синими диванами, где меня ждут большой стакан латте, тарелка блинчиков, четыре соусника с добавками и отец с неловкой улыбкой на лице. 

— Извини, что опоздала, — говорю я, стягивая с плеч пальто.

— Ничего, — отвечает он, поднимаясь.

Отец разводит руки в стороны для объятий, нервно сглатываю и шагаю ближе, прижимаясь к его теплой и широкой груди. Получаю парочку легких хлопков по спине и отступаю. Почему-то все происходящее напоминает больше прощание, чем приветствие.

Садимся за стол, остывший кофе совсем не бодрит, а молчание угнетает. Обмакиваю в сгущенку блинчик, сложенный в трубочку, но не чувствую вкуса. Поднимаю взгляд на отца, решаясь заговорить первой:

— Я догадываюсь, что ты хочешь сказать. Не тяни.

— Малышка, все это непросто для тебя, я понимаю…

— Мне не нужны оправдания, пап. Это ваша жизнь, и вы можете распоряжаться ей так, как считаете нужным.

Тяжелый вздох слетает с губ отца, он поднимает чашку с чаем и делает пару больших глотков. Неловкость сгущает воздух, делая его вязким и плотным. Опускаю голову, подбирая слова, но меня отвлекает жужжащий звук, доносящийся из сумки. Достаю телефон, удивление бьет под дых. Рома звонит, это что-то новенькое. Обычно он предпочитает сообщения. Сбрасываю вызов, но через секунду экран вновь загорается. Отбиваю еще раз, но Рома не отступает. Беспокойство теснится в груди, заставляя думать о худшем.

— Парень? — вдруг спрашивает отец.

— Бывший парень, — тихо поправляю я, выключая звук на телефоне.

— Поссорились? 

Вскидываю подбородок, челюсть сводит от напряжения: 

— Расстались.

— Мне жаль.

Качаю головой, печально усмехаясь. Как ему может быть жаль, если он даже имени его не знает?

— Будут и другие, милая.

— Что же ты другую не нашел?

Он удрученно кивает, а я поднимаю взгляд в потолок. Мне так много хочется сказать ему. Так много, что не могу выдавить и слова. Кровь закипает, мысли путаются в злобном вихре из обид и нетерпения.

— Катя, мне бы очень хотелось все исправить. Да, у вас с мамой были разногласия, но вы могли бы попробовать еще раз. Помириться и наладить отношения. Твоя мама к этому готова, она…

Резко опускаю голову, нахмурившись:

— Чтобы помириться, нужно сначала подружиться, а после поссориться, а мы с ней всегда были на ножах. Всегда, понимаешь?! 

— Но это неправда.

Его безобидный тон и непонимающий взгляд рушат барьеры разумности. Он снова это делает. Снова безоговорочно принимает позицию матери и пытается внушить мне, что это я не права. 

— Да откуда тебе знать?! — гневно выпаливаю я. — Тебя же никогда не было! Ты и не видел, что происходило дома, не присутствовал! Закрывал глаза на все ее беспричинные наказания, ничего не предпринимал, а даже если и пытался, то переходил на ее сторону, стоило только стукнуть каблуком! Даже за тот год, что мы жили вдвоем, ты не попытался хотя бы узнать меня, выслушать мою версию и понять, в каком аду я жила все это время. Ты… ты просто…

— Плохой отец? — с разрывающей сердце печалью спрашивает он.

Упираюсь локтем в стол и закрываю ладонью рот, потому что ловлю себя в облике матери. Мы обе на него давим, обе играем в перетягивание каната, но я этого больше не хочу. Уже и так ясно, за какую команду он играет. Я устала бороться за его внимание, в этом нет никакого смысла.

— Я не игрушка и не ваша собственность, — говорю ровным тоном, скрываясь в толстом коконе отрешения. — Вы, как родители, несли за меня ответственность, но теперь я выросла и сама могу это делать. Знаю, что ты больше не будешь меня обеспечивать, и я готова к этому. Готова в очередной раз быть брошеной, потому что ты себе даже не представляешь, что я чувствую, когда просто слышу ее голос.

— Ты так говоришь, будто она монстр какой-то.

— Для меня да, — отрезаю я решительно.

Отец с беспокойством мечется по моему лицу. Не отворачиваюсь и держу спину прямо, не собираясь ничего скрывать.

— Катя…

— Ты сбегал. Все время. На работу, в командировки, искал любые причины, чтобы быть как можно дальше. Она ведь и тобой манипулирует, ты это знаешь. И я правда не понимаю, зачем ты к ней вернулся, но и судить не могу. Это не мое дело. Видишь, — хмыкаю я, — кое-что я взяла и от тебя — безразличие к чужим жизням.

— Мы не чужие.

— Тогда почему вместо того, чтобы решать проблемы, ты от них откупался? До сих пор так делаешь. После вашего развода я была так счастлива, ведь думала, что у меня появится хотя бы один внимательный и любящий родитель, но этого не случилось. Ты знаешь, что сейчас происходит в моей жизни? Знаешь, почему я рассталась с парнем? С кем я общаюсь? Как провожу свободное время? Есть ли у меня друзья в универе, какие отношения с одногруппниками?

Отец приоткрывает рот, собираясь сказать что-то, но не выходит. Он молчит, а я криво усмехаюсь. 

— Вот и все, пап. Весь ответ. Я не жду извинений или раскаяния, это ничего не изменит. Я просто предлагаю нам всем отстать друг от друга и жить свои жизни. По возможности счастливо, а там уж как сложится. 

Боль на лице отца проступает неестественной бледностью, но мне не стыдно за свои слова, потому что все сказанное — правда. Забираю телефон со стола и хватаю ремешок сумки. Отец вздрагивает и торопливо тянется к кожаной папке, открывает ее и достает пухлый белый конверт.

— Возьми, — говорит он опустошенно и кладет конверт на стол передо мной. — Здесь хватит месяца на три, чтобы платить за квартиру и покупать продукты. Насчет обучения тоже не переживай, я буду оплачивать квитанции. Только положи деньги сразу на карту, чтобы не потерять.

Боль пронзает сердце и разрывает его пополам, слезы застилают взгляд, а поперек горла встают детские обиды.

Папочка, почему ты никогда не проводил время только со мной? Почему не интересовался, как у меня дела и что меня волнует? Не спрашивал об увлечениях, не делил со мной радость и грусть? Почему всегда был так далеко? Почему ты, даже будучи родным, не стал для меня близким? Почему я не чувствую в тебе той крепкой стены и опоры, которая должна укрывать и защищать от любых невзгод? Почему ты не можешь любить меня хотя бы вполовину так же, как ее? 

Будь я настоящей героиней романа, то швырнула бы деньги отцу в лицо и ушла, гордо подняв голову, но вместо этого я забираю конверт и кладу его в сумку.

— Спасибо, — тихо произношу я сквозь царапающую горло сухость.

— Звони, если что-то будет нужно.

Молча киваю, надеваю пальто и покидаю заведение. Щурюсь от яркого солнца, которое злит еще больше, и надеваю темные очки, окрашивая окружающий мир серыми полутонами. Достаю из кармана телефон, чтобы проверить время, и под колени бьет количество пропущенных звонков. Рома звонил тридцать шесть раз, и это не предел. Стискиваю зубы и бью пальцем по зеленой кнопке, принимая вызов.