Американская история - Прист Кристофер. Страница 33

Иными словами: последствия атак 11 сентября стали более важны, чем сами эти события. Ненадежное качество наших знаний об исходных событиях больше не имело значения. Потребность в интерпретации последствий стала важнее, нежели необходимость понять причину.

Это был типичный вариант теоремы Томаса, которую Кирилл Татаров описал мне во время нашего интервью в 1996 году. Если ситуации определяются людьми как реальные, они реальны по своим последствиям. Иными словами, интерпретация ситуации вызывает действие.

Но эти последствия были столь серьезны, столь продолжительны и обширны: Ближний Восток бурлил, война унесла сотни тысяч жизней, буквально миллионы людей остались без крова, имело место применение химического и биологического оружия. Правдивое объяснение тех первоначальных событий по-прежнему было необходимо.

Новые пожары

Чарльз Тьюлис и я встретились в Сент-Кильде в 2005 году. Как часть моих непрекращающихся исследований я тщательно отмечал любые последующие пожары в многоэтажных зданиях со стальным каркасом. Таковых было несколько.

В конце декабря 2015 года из-за неисправности электросети загорелся 63-этажный отель «Адрес Даунтаун» в Дубае. Огромные языки пламени быстро распространились по одной стороне здания (что позволило безопасно эвакуировать почти всех, кто находился внутри), но позже сильный ветер распространил его на остальную часть отеля. К полуночи того же дня большая часть пожара была потушена. Ущерб оказался серьезным и масштабным, но обрушения не произошло.

Через восемь месяцев, также в Дубае, во второй раз за два года вспыхнул 79-этажный жилой дом, названный, возможно, довольно неуместно, «Дубайским факелом». Пламя быстро распространилось по всему зданию, и многие обломки упали на улицы внизу. Сама башня осталась стоять.

В июне 2017 года в Лондоне после взрыва неисправной бытовой техники загорелась 24-этажная башня жилого комплекса «Гренфелл-Тауэр». Огонь быстро распространился по всему зданию, в результате чего более семидесяти человек погибли и многие получили серьезные травмы и ожоги. Огонь бушевал почти целые сутки, прежде чем был локализован. Хотя после пожара здание стало совершенно непригодным для проживания, оно не разрушилось.

После нашей встречи в Сент-Кильде в тот день мы с Чарльзом Тьюлисом больше не поддерживали связь друг с другом.

Глава девятая

Тогда: 2001–2006 гг.

Уродливая неправда

Все началось с Лил, продолжилось из-за нее, и в каком-то смысле это никогда не завершится без ее участия. Я узнал от Кирилла Татарова его концепцию красоты в математике, узнал, что неправильная математика – уродливая математика. Джон Китс написал за двести лет до событий 11 сентября следующее:

«Краса есть правда, правда – красота,

Земным одно лишь это надо знать» [2].

Атаки на Нью-Йорк и Вашингтон оставили шрамы не только на структуре зданий и городов, но и на тысячах жизней. Помимо этого невидимо, скрытно, тайно ложь и умолчания ряда неназванных личностей оставили уродливый шрам на демократии, на истории и статусе величайшей свободной страны мира, на всем западном обществе и в мире в целом.

После моей встречи с Чарльзом Тьюлисом я знал, что мне придется столкнуться с этим уродством, и если даже я не решу или не разрешу его, то, по крайней мере, мне хотелось его понять.

Теории заговора

Большинство людей приняли официальную версию, как вначале и я сам. Возможно, причиной тому – чувство облегчения: люди были готовы принять объяснение, любое объяснение. А также в силу сложного, подсознательного убеждения, своего рода общего инстинкта, что в открытой и развитой демократии ожидается от политиков и военачальников, веры в то, что они будут говорить правду. Ставить под сомнение или оспаривать это предположение – значит подвергать сомнению сами основы нашей демократии.

Никакого заговора в том смысле, в каком его имели в виду интернет-теоретики, не могло быть. В условиях демократии облеченные властью люди, президенты и премьер-министры, их заместители и генералы, не строят заговоры. Они управляют страной.

То, что они делают, предписывается и запрещается законом, культурой, практикой и прецедентами, системой сдержек и противовесов судебной власти, прессы, парламента или конгресса, форума общественного мнения. Не все голосуют за них, но большинство принимают результат. Люди у власти иногда поступают неправильно и могут совершать серьезные ошибки, но они также строят больницы и школы, финансируют научные исследования, поддерживают закон и правопорядок, собирают налоги и тратят деньги, и каждые несколько лет им светят перевыборы.

Почему такие люди поступают неправильно, почему они устроили гибель тысяч людей или почему допустили эти смерти из-за некой секретной и постыдной политики – это не тот вопрос, который хотели бы задать большинство обычных людей. Это было бы слишком дерзко.

Но я уже узнал достаточно о науке, о логике, о полной невозможности официальной версии событий 11 сентября, чтобы убедить себя в том, что даже если последствий случившегося уже не обратить вспять, по крайней мере, жертвы и их семьи заслужили право услышать полное и честное объяснение, признание.

Правда вряд ли может быть хуже господствующего мифа.

У меня были и практические возражения против идеи заговора. Будь события 11 сентября результатом заговора, это потребовало бы обширной организации, тщательного выбора момента, сотрудничества между множеством различных агентств, прямо или косвенно работающих на правительство, связей с другими агентствами за рубежом, возможность манипулировать СМИ, способность заранее управлять реакцией обычных людей во всем мире. Пришлось бы принять слишком много секретных решений, ожидать от слишком большого числа людей, что они будут хранить молчание. Достаточно всего одного разоблачителя, чтобы весь план полетел к чертям.

Хотя своего рода прецедент был. Между 1942 и 1945 годами правительство США создало строго засекреченный проект по разработке, испытанию и в конечном итоге применению атомных бомб против японцев. «Манхэттенский проект» быстро вырос из ядра ученых и академиков в организацию, насчитывающую около 130 000 человек, и все они поклялись хранить тайну. И они ее хранили. Впрочем, это было во время войны.

Были ли еще 130 000 человек причастны к заговору 11 сентября? Был ли каждый из них по-прежнему готов поддерживать вымысел своей истории? Была ли перспектива новой войны, войны с террором, достаточной для того, чтобы заставить их хранить молчание?

Кроме того, имела место прямая телевизионная трансляция, благодаря которой большинство людей узнали о происходящем. Из-за внезапности события лишь горстка людей видела, как первый самолет – борт, выполнявший рейс № 11 «Американских авиалиний», – врезался в Северную башню в тот момент, когда это произошло. Это были люди в здании, или вокруг него, или на улицах внизу.

К тому моменту, когда к месту катастрофы прибыли телерепортеры, верхние этажи Северной башни уже были охвачены огнем. Фильм о таране башни самолетом «Американских авиалиний» был вскоре готов, и его крутили по всем телеканалам – это оказались единственные кадры крушения Северной башни, которые видели большинство людей.

Вскоре, однако, телевизионные репортажи превратились в мешанину прямых трансляций с камер на месте, от репортеров, в спешном порядке отправленных на улицу, в студию или брать по телефону интервью с экспертами, повторных репортажей о том, что произошло ранее, и видеозаписей с других камер, которые вели съемку под другим углом. Поток шокирующих кадров дополнялся комментариями телеведущих. Практически с самого начала репортеры и комментаторы только вносили путаницу: высказывали свои версии, повторяли себя, задавали вопросы, брали интервью, прерывали интервью, суматошно переходили к новым событиям.