Заступа - Белов Иван Александрович. Страница 67

– О, наш дорогой Заступа! – восхитился дядюшка. – А мы глядим, бахнуло. Та самая обещанная бомба, я полагаю?

– Та самая, – через силу выдохнул Рух. Грудь нещадно ломило, шея перестала двигаться, и смотреть приходилось только в левую сторону. – Серебришко и святая вода. Размазало Снегурочку вашу.

– Весьма жаль. – Михаил Сергеевич сокрушенно вздохнул. – У меня на тварь были далеко идущие планы. Да чего уж теперь. Вставайте, милый Заступа.

– Мне и тут хорошо, – простонал Рух и сплюнул. Белый тягучий сгусток упыриной крови сполз по подбородку и плюхнулся на воротник.

– Нет-нет, без вас теперь не получится, раз уж влезли, куда не просили, извольте идти до конца. – Дядюшка ткнул Руха тростью и скомандовал: – Поднимайте его.

– А ну встал! – рявкнул здоровяк со сломанным и криво сросшимся носом, наставив на Руха волкомейку. – Ты, тварь, учти, у меня заряжено серебро, дернешься – пристрелю.

Остальные трое слаженно взяли Бучилу в полукольцо. Близко ни один не подошел. Умные сволочи. Нет, можно было попробовать, но зачем? Хотелось досмотреть представление до конца.

– Оружие выложил и пошел.

Делать было нечего – против четырех стволов не попрешь. Рух выложил на пол пистоли и нож и с трудом встал, постанывая и щелкая суставами. Сломанные ребра противно терлись под кожей. Двое людей дядюшки, слегка прихрамывающий бородач и бледный мужик, похожий на утопленника, первыми вышли на скотный двор, следующим втолкнули Бучилу, уперев ему в спину стволы. Взрыв перевернул все вверх дном, разбросав хлам по сторонам, в воздухе плавало едкое облако пыли. Тела стариков покачивались в полутьме, Снегурочка лежала возле стены, смятая и искалеченная, руки и ноги неестественно вывернуты, потухшие синие глаза остекленели и уставились в пустоту. Красивая даже в смерти.

– Клим, проверь. – Дядюшка указал тростью на Ледяную деву.

Клим, угрюмый бородатый здоровяк, едва заметно хромающий на левую ногу, опасливо приблизился, подсветил лампой и пихнул тело стволом. Анна не шелохнулась. Клим на всякий случай добавил ногой и почему-то шепотом доложил:

– Дохлая, ваше сиятельство.

– Что сделано, то сделано. – Михаил Сергеевич царственно вступил на разгромленный двор и забегал глазами. – Так-так, а где мой любимый племянничек?

– Тут он, – отозвался похожий на утопленника мужик и отвалил в сторону упавшие доски. Под ними сидел охотник за нечистью и известный дурак Сашенька Донауров, окровавленный, помятый, но определенно живой. Граф мотал головой и мычал, тараща глаза. Чуть дальше под завалом вяло копошился оглушенный Старостин.

– Жив! – Дядюшка театрально взмахнул руками. – Радость-то какая!

– Давай я прикончу поганца и разбежимся, – предложил Бучила и сделал пару шагов в сторону раненого графа, разворачивая всех спинами к повешенным старикам.

– С чего вы взяли, что я хочу смерти племяннику? – прищурился Михаил Сергеевич.

– Ой, да бросьте комедию, – оскалился Рух. – Здесь все свои. Очевидно же, племянник вам не по нраву. Это любому заметно, кроме него. Но Сашенька не особо умен, вы уж простите, ваше сиятельство.

Граф Донауров сдавленно застонал, показывая, что он не в обиде. Ну или в обиде. Тут хер разберешь.

– Мне прямо интересно, – вскинул бровь Михаил Сергеевич.

– А все на поверхности. – Бучила принял глубокомысленный вид. – Я сначала удивлялся, а потом понял эту игру под названием «убей графенка». Иначе зачем всячески подначивать человека ловить Снегурку живьем? Это же самоубийство, ведь так, Карл Альбертович?

– Не совсем, – отозвался Ведянин.

– Отлично сказано, – согласился Бучила. – Есть крохотный шанс остаться калекой без ручек и ножек и всю оставшуюся жизнь героически надувать пузыри из соплей. Поэтому дорогой Карл Альбертович посоветовал нашему обалдую чудесную сеть из крапивы. Из крапивы! Любой мало-мальски понимающий в охоте на нечисть знает, что крапива сдержит мертвяка секунды на две, чтобы горе-охотничек успел себе горлышко вскрыть. Ну, то есть очевидно, что вы с Карлом Альбертовичем спите и видите, как мальца в могилку загнать. Убедительно доказал?

– Более чем, – нехорошо улыбнулся дядюшка. – И добавить ведь нечего. Вы удивительно проницательны, господин Бучила.

– Я такой, – горделиво подбоченился Рух. – Одного не пойму: зачем такие сложности? Почему нельзя убийцу нанять? Или яду там подсыпать в графские щи.

– Слишком банально, – поморщился дядюшка. – Я предпочитаю действовать тонко и осмотрительно. Поймите, я обожаю две вещи: племянника и деньги. И когда мой старший брат безвременно покинул сей мир, все унаследовал Сашенька. Разве это справедливо? Тогда я и встал перед выбором – богатство или любимый племянничек. Прости, дражайший родственник, выбор был очевиден. При этом я не хотел, чтобы на меня пало хоть малейшее подозрение, и тогда, зная Сашину блажь с охотой на нечисть, придумал план со Снегурочкой. Элегантный, не правда ли?

– Не то слово, – признал Бучила и вдруг его осенило: – Постойте, значит, это вы подкинули старикам идею с Ледяной девой? А «добрый человек», дайте-ка угадаю, Карл Альбертович собственной мерзкой персоной?

– Это я. – Веденеев дурашливо поклонился. – Стариков оказалось очень просто уговорить. Не поверите, почти без усилий.

– А потом вы их убили, – окончательно все понял Бучила. – Ведь только они могли опознать «доброго человека».

– Ну полноте, – усмехнулся Михаил Сергеевич. – Кто бы поверил словам полоумных стариков, вызвавших зловредного духа на погибель сельчанам? Но да, эту единственную ниточку надо было на всякий случай обрезать. К тому же мы решили немножечко разозлить Ледяную деву, чтобы дорогой Сашенька уж точно не уцелел. Все было отлично, пока не явились вы и все не испортили. Ну почти все. Теперь придется запачкать руки.

– Портить я умею, – кивнул Рух, углядев смазанное движение в темноте. Тянуть время дальше не было смысла. – Не поверите, но бомбы я перепутал, видать. Торопился, торопыга этакий. Вместо морокобойки с серебром и святой водой черт дернул прихватить другую, с кровью бесовой, осиновой корой и медной пылью. Нечисть не убивает, но вырубает с гарантией, это вам не крапивная сеть. Вы уж простите меня, господа, если сможете.

Михаил Сергеевич перехватил взгляд Бучилы и повернулся, начиная что-то подозревать. Резко похолодало, узкие полосы морозного инея побежали по стенам и потолку, дыхание превращалось в пар. И тут же душераздирающе заверещал Карл Альбертович. За его спиной во тьме зажглись два жутких синих огня, с пола поднималась Снегурочка, сломанные конечности выпрямлялись, сухо пощелкивая, порезы на мертвенно-бледном лице затягивались с пугающей быстротой. Рубаха, иссеченная взрывом в лохмотья, упала к ногам, открывая белоснежное гибкое тело. Угрюмый здоровяк Клим, застывший к Анне ближе всего, вдруг дернулся и закашлялся кровью. Лампа упала, и воцарилась гробовая, непроглядная темнота, наполненная дикими криками, стонами, вспышками выстрелов и пороховой гарью. Размытому ночному зрению Руха предстала ужасающая картина. Двор превратился в скотобойню, Ледяная Дева мстила за убитых родителей безжалостно и жестоко, мелькая словно волк в овчарне, забитой обреченными овцами. Упал и завыл Карл Альбертович, худой мужик пальнул из волкомейки, сослепу угодив стоявшему рядом товарищу в спину, и в следующее мгновение сам лишился нижней челюсти и кадыка. Последний оставшийся человек дядюшки выстрелил наобум, и Бучила едва успел пригнуться, пропустив заряд дроби над головой. Незадачливый стрелок уже умер, раскрывшись страшной раной от паха до середины груди. Рух невольно залюбовался Снегурочкой: обнаженная и прекрасная, залитая кровью и смертельно опасная, она танцевала во тьме, оставляя искалеченные тела. Михаил Сергеевич завизжал недорезанным поросенком, чувствуя приближение палящего холода, зашарил руками вокруг, наткнулся на столб, отшатнулся и угодил в объятия Анны. Крик оборвался, череп лопнул в фонтане багровой жижи и костного крошева.

«Чего стоишь, дурак?» – опомнился Рух и сорвался с места, вытаскивая из-под балахона отрез грубой, пожелтевшей от времени ткани в два локтя длиной, вышитый затейливыми узорами. Рушник, многие годы покрывавший икону Божьей Матери в церкви Ионы, намоленный поколениями и злодейски похищенный Бучилой ради собственных нужд. Ничего, грех во благо – это не грех, Боженька простит, он такой. Анна все еще сжимала сучащего ногами дядюшку, подставив оскаленный рот под кровавые струи, и Рух накинул рушник на нее, как платок. Снегурочка замерла, дядино тело кулем повалилось на пол, Бучила поспешил отскочить. Освященное полотенце намертво прилипло Снегурочке к голове, она издала протяжный душераздирающий крик, нетвердо шагнула и упала на колени, пытаясь сдернуть рушник. От пронзительного визга можно было оглохнуть или повредиться в уме. Ужасающий звук оборвался, и наступила звенящая невыносимая тишина. Кружились пылинки, дымились на морозе растерзанные тела, пахло кровью и внутренностями.