Подъем (СИ) - Стасина Евгения. Страница 39

— Я просто пытаюсь помочь тебе взглянуть на ситуацию трезво.

— Трезво? — ухмыляется, теперь говоря куда спокойнее. — Зачем она тебе? Что ты о ней знаешь?

— Достаточно, чтобы принять для себя решение, — неспешно потушив окурок, под осуждающим оком матери, делаю глоток крепкого кофе.

— Сережа, у нее ведь сын!

— Не вижу в этом проблемы.

— Зато вижу я! Это тебе не шашни крутить с молоденькими красотками! Это прежде всего ответственность.

— Интересно… Теперь ты за нее переживаешь?

— Не говори ерунды! Плевать я хотела на ее чувства! Я ведь тебя знаю, делиться ты не привык! А ребенок требует внимания.

— Положим, ревновать ее к сыну я не собираюсь…

— А как же Арина? Девчонка по уши в тебя влюблена!

— Ей двадцать два! Ощущаешь масштаб временной пропасти между нами?

— Зато отец у нее депутат!

— С каких это пор я нуждаюсь в чьем-то участии? Ты пересмотрела мыльных опер.

— Что ж ты упертый такой? Хочешь водить чужого парнишку на футбол?

— Хоккей… Он занимается хоккеем, мама. И если у нас с Машей все зайдет так далеко, пожалуй, я выкрою время, чтобы сходить на его матч.

— Почему? Не понимаю, почему именно она?

— Потому что. Не ищи скрытого смысла. Просто, видимо, так должно было быть.

— Тогда не бери ее с собой на юбилей! Людей хлебом не корми, дай перемыть чьи-то кости!

— Вряд ли кто-то решиться над тобой подшутить, так что выдыхай, мам. У меня еще одна встреча сегодня, а после заеду на объект… Как твое давление? Ты пропустила прием. Мне звонили из клиники, перенесли осмотр на понедельник.

— Вот и пожалей свою старую мать! Не наломай дров! Нравиться с ней развлекаться, дерзай, но без огласки!

— Чувствую себя королевской особой! Перестань драматизировать. У нее свой магазин, мама, а ты так сгущаешь краски, словно она продает не игрушки, а свое тело. И не забудь про таблетки, — накидывая пальто, прощаюсь с женщиной, сбегая по ступеням так и не дождавшись лифта, выхожу на прохладный январский воздух.

Что я должен был ей сказать? Что и сам до конца не понимаю, как мне себя вести, что говорить и что делать, когда вновь встречу ее гуляющей с сыном по парку или случайно столкнусь с ними в одном из магазинов? Что огромные глаза Семена, испытывающие, внимательные и недоверчивые, уже познавшие всю горечь предательства, заставили меня задуматься, что он непросто ребенок, где-то читающий книги, играющий в машинки и выкладывающийся на тренировках. Что мы не сможем постоянно от него ограждаться, в попытке укрыть от неприглядной стороны жизни, где мама обнимает другого, а папа уже давно счастливо живет в гражданском браке. Я, так или иначе, вторгнусь в его будни, что-то в них изменю и лишь от меня будет зависеть, какую роль я сыграю в его взросление. И если с женщинами все куда понятней, добиться расположение девятилетнего мальчишки — пожалуй, самая сложная задача.

— Руслан, — нарушаю молчание и отвлекаюсь от бумаг, которые изучаю уже пятнадцать минут сидя на заднем сидении авто, которое двигается со скоростью черепахи, наглухо встав в пробке. — У тебя же есть дети?

— Да. Две дочки — Лизонька и Аленка, — поворачивается ко мне водитель.

— Взрослые?

— Аленка на первом курсе института. Медиком будет, а младшая в этом году в первый класс пошла.

— Ясно, — я стал слишком много курить.

— Вы что-то спросить хотели? — заметив мое нервное постукивание зажигалкой по подлокотнику и быстро уничтожаемой сигарете, решается поинтересоваться мужчина.

— Не то чтобы…

— Вы ему понравитесь, — удивляет меня прямым попаданием Руслан, добродушно улыбаясь, отчего кончики его усов еще больше взлетают вверх.

— Догадался? Может, тебя в кабинет перевести, раз такой смекалистый? — хмыкаю и выбрасываю бычок в окно.

— Нет уж, прогорите. С числами я не дружу, — ничуть не обидевшись, отказывается он.

— Ну, раз ты такой опытный, может, подскажешь, как себя с ним вести? Он ведь уже взрослый.

— Тут я мало на что сгожусь. У моих девчонок выбора не было, им пришлось такого папку любить, — смеется и я понимаю, что слышу его смех впервые. Никогда прежде не обсуждая с ним ни его личную жизнь, ни собственные трудности, все наши разговоры сводились лишь к рабочим вопросам. — А так… Главное, не притворяться. Ребенка провести трудно, если, конечно, вы планируете съезжаться…

Действительно, а планируем ли?

— Ладно, учту. Ты папку у Парамонова забрал? — вспоминаю о своем поручении.

— Да. Совсем забыл вам отдать, — залезая в свой небольшой портфельчик, черт знает для чего необходимый шоферу, выуживает на свет необходимые мне бумаги и больше не стремится к разговору, позволяя мне и дальше погружаться в свои дела. Я открываю содержимое, отцепляя приклеенный к первой странице салатный стикер, на котором своим корявым почерком Леня оставил мне лаконичное послание. “ Здесь все. Отзвонись, когда ознакомишься.”

Маша

— Мама! Мама! — слышу, как Сема стучит в дверь ванной комнаты и выключаю воду, с головы до пят покрытая пеной персикого геля для душа.

— Что?

— В дверь звонят! — теперь отчетливо различаю лай Дюка, нашего верного сторожа, в эту минуту наверняка снующего в прихожей.

— Спроси кто, я выйду через пару минут, — быстро ополаскиваюсь и наспех кутаюсь в свой махровый халат, обмотав вокруг головы полотенце. В квартире тихо, и лишь из-под приоткрытой двери в гостиную бьет тонкая полоска света. Я прохожу в зал, застывая на пороге от увиденного — Светлана Викторовна, усевшись на моем диване, о чем-то беседует с Семеном, пока Дюк молчаливо лежит у ее ног, положив морду на вытянутые передние лапы.

— Здравствуйте, Маша, — улыбнувшись ребенку, она выпрямляет спину и проводит ладонями по своей юбке. — Не оставишь нас с мамой на пару минут?

Сын светится как медный пятак и, быстро кивая головой, спрыгивает с сидения, хлопая себя по ноге, чтобы пес следовал за ним.

— Чем обязана? — я плотно закрываю дверь, убедившись, что ребенок скрылся в своей спальне, и сложив руки на груди, стараюсь не выказать своего беспокойства.

— Значит, кассирша?

— Воспринимайте так, как вам будет удобней. Вы, кажется, тоже неблагородных кровей?

— Мой муж был профессором в лучшем вузе города, возглавлял кафедру и десять лет проработал деканом.

— А мой — довольно неплохой бизнесмен. Только это не делает нас лучше. Или, по-вашему, после жизни в тени успешного ученого, вам позволено считать себя выше других? Кто вы, простите, учитель физики?

— А ты не так проста, как кажешься… Заслуженный учитель, прошу заметить.

— Отлично, а я инженер, но как вы успели уже догадаться, довольно посредственный. Так что, простите, но обсуждать с вами свою работу я не собираюсь.

— И правильно. Ведь говорить там особо не о чем. Головой думать не надо, а числа сложить может и калькулятор. Да и бог с тобой, хоть мясную точку на рынке открой, мне все равно. Пока ты не касаешься моей семьи.

— Интересно, чтобы вам угодить, мне стоило родиться в семье олигарха? — присаживаясь на подлокотник, ухмыляюсь своей гостье.

— Чтобы угодить мне, достаточно было выбрать другого мужчину или удержать бывшего мужа, чтобы потом мне не пришлось наблюдать за тем, как ты перекраиваешь моего ребенка.

— Боюсь, вы недооцениваете своего сына. Податливым его явно не назовешь. И уж простите, но он меня вполне устраивает.

— Еще бы: богатый, красивый, успешный…

— Не трудись его рекламировать. Я и без вас знаю какой он. Проводить вас до двери?

— Не стоит, — пересекая комнату, замирает, так и не коснувшись ручки. — Завтра будь так любезна, веди себя подобающе. Соберутся уважаемые люди. И оденься поприличней…

— Разберусь как-нибудь сама…

— И вот еще, — протягивая бархатный футляр, заставляет меня удивиться. — Не вздумай заложить в ломбард. Вернешь, после ужина. Не хватало еще, чтобы женщина моего сына смотрелась бедной родственницей.