Подъем (СИ) - Стасина Евгения. Страница 41

— У Елены прекрасная кукольная коллекция. Хотите взглянуть?

— Давай на ты. Я не так стара, как тебе могло показаться, — киваю, и прохожу за своей новой знакомой в темное помещение, которое по щелчку выключателя освещается, позволяя мне рассмотреть дубовые полки, сплошь заставленные различными игрушками. — Хозяйка не будет против, что мы так нагло вторглись в одну из ее комнат?

— Нет. Мне она полностью доверяет… Я два года помогала ей с уборкой, пока меня не заметил Михайловский…

— И как давно вы вместе? — боюсь касаться фарфоровой девочки, утопающей в кружевных оборках своего платья, и следую дальше, вдоль секретера с самыми хрупкими экземплярами.

— Полтора года.

— Сколько же тебе лет?

— Двадцать семь. Мамины гены, так что не удивляйся. Я привыкла к тому, что в магазине у меня спрашивают паспорт, прежде, чем продать сигареты…

— Завидую белой завистью. Когда я тебя увидела, думала тебе едва исполнилось восемнадцать. Смотри, это мои работы, — увидев новое приобретение именинницы, хвастаюсь перед Ниной, в глазах которой отчетливо различается восторг.

— Ничего себе! Должно быть, безумно трудно создать своими руками такую красоту?

— По мне, так под силу каждому. Главное, немного терпения и свободного времени. А ты работаешь?

— Нет, — краснеет и отводит в сторону взгляд. — Отучилась два года в институте, на педагогическом… Хотела стать учителем литературы… Но пришлось бросить. Наверное, нужно идти, а то нас потеряют…

— Да, пошли.

Компания из тридцати человек уже покинула столовую, и, улыбнувшись напоследок хмурой Нине, виновато склонившей голову и отправившейся на призыв своего мецената, я замираю в дверях, салютуя бокалом Титову.

— Отличная парочка: уборщица и торговка, — невесть откуда возникшая рядом Титова, смиряет меня своим высокомерием, но я не успеваю парировать, удивленно воззрившись на другую женщину лет шестидесяти.

— Забыла, как подрабатывала в забегаловке в студенческие годы? — голос холодный, заставляющий застывать кровь в моих жилах.

— Вот тебя-то и не хватало. Разбавишь из кружок по интересам своей никчемной персоной!

— Помниться, раньше ты и сама с удовольствием со мной болтала.

— Ошибка молодости. И потом, тогда я не знала, что ты согреваешь постель моего мужа, — отставляя опустошенный фужер, она нацепляет на лицо улыбку и отходит к сбившимся в кучку дамам.

— Препротивная дама. Если скажу, что когда-то она была у нас заводилой, поверишь? — брюнетка присаживается на подлокотник кресла.

— Нет, — не в силах представить, что кто-то находил Титову приятной собеседницей, отвергаю сказанное.

— Варвара, — представляется моя собеседница, и я ощущаю укол в районе груди — как бы я не презирала мать своего мужчины, женскую солидарность никто не отменял. — А ты у нас Маша? Жаль, Юра не дожил! Всегда переживал, что Сережка все никак не остепениться.

— Мы вместе не так давно. Рано делать подобные заявления…

— Брось, по одному его взгляду понятно, что ваша история затянется надолго. Тяжело, наверное, пересекаться с его мамашей?

— Простите, но я не думаю, что должна обсуждать с вами наши с ней отношения, — чувствую, что отчаянно желаю оказаться где угодно, лишь бы не рядом с ней.

— Я же своя. Может, еще породнимся… А со Светкой дружила лет сорок, наверное. Мне ли не знать, какая она.

— Тогда обойдемся без моих откровений? Простите, меня зовут, — заметив удивление на Сережином лице, торопливо сбегаю от неприятной особы. Вот уж, действительно, скажи мне кто твой друг, и я скажу, кто ты…

— Скучаешь? Можем поехать ко мне, — от него пахнет коньяком, парфюмом и сигаретами, но эта гремучая смесь вовсе не вызывает во мне отторжения, и я с наслаждением тяну носом аромат, присущий лишь этому человеку.

— Все хорошо. Расслабься.

О том, что не согласилась запрыгнуть в машину и не позволила увезти меня подальше, я пожалела спустя час, когда крепко сжимала в своих пальцах ткань Сережиного пиджака, чувствуя твердость напрягшихся мышц и излучаемую им ярость…

— Я ведь говорила, что ей не место на этом празднике! — поворачиваясь, пригвождает меня взглядом к сидению Светлана Викторовна. — Что теперь будет?

— Ничего, — то сжимая, то разжимая кулак, костяшки пальцев которого оцарапаны, Сергей трет переносицу, откидывая голову на спину. Я молчу, не желая подливать масла в огонь и прекрасно осознавая свою причастность к тому, что вечер был безвозвратно испорчен, хоть и признаю, что знай я о последствиях, поступила бы так же…

— Не видать тебе контракта с китайцами как своих ушей! Думаешь, после такого Михайловский позволит зятю заключить с тобой сделку?

— Не лезь в мои дела.

— Мне что, стоять в стороне и наблюдать, как ты теряешь миллионы из-за этой девки?

— Выбирай выражения. Маша здесь ни при чем.

— Да что ты? В ее возрасте пора бы начать пользоваться мозгами!

— Прекрати, — я вздрагиваю, и сильнее запахиваю шубу, замечая, что моя шея пуста…

— Черт, — исследую руками грудь, в надежде, что ожерелье провалилось в мое декольте, и сокрушенно вздыхаю, чем вынуждаю Сергея обратить на меня внимание. — Цепочка… Наверное, слетела…

— Как мне теперь себя вести? Сгорать от стыда за твою выходку? — не унимается женщина, пока мы с Сергеем сосредоточенно смотрим друг другу в глаза.

— Руслан, — прерывая контакт, Сергей надевает пальто. — Притормози. Мы прогуляемся, а ты отвези мать домой.

Титов терпеливо ждет, пока я переобуюсь, бросив в багажник пакет с моими лучшими туфлями, светлой замше которых теперь вряд ли поможет чистка — пятно, от опрокинутого бокала с вином, останется напоминанием о неудавшейся попытке влиться в жизнь городской элиты.

— Испугалась? — мы держимся за руку, бредя по одинокой улице.

— Немного. Раньше мне не доводилось учинять беспорядки. У тебя действительно будут проблемы? — хочется верить, что он успокоит меня, но Титов лишь горько усмехается, поднимая голову вверх, полюбоваться кружащимся в воздухе снегом, мерцающем в свете уличного фонаря.

— Выбрось это из головы.

— Зачем она с ним? Он же отвратителен…

— И богат.

— Думаешь, это того стоит?

— Для кого-то да, — философски изрекает он, засовывая руку в карман. Я вспоминаю, как Михайловский, сальным взглядом прошелся по моему телу, скрипучим голосом, сопровождаемым сопением и невыносимым амбре, поинтересовавшись, чем я зарабатываю на жизнь.

— Мария у нас инженер, — опередила меня с ответом Светлана Викторовна, не желая делиться подробностями моей деятельности.

Вот оно — неприкрытое жеманство, попытка скрыть от уважаемых людей, что ее сын увлекся не дочерью академика, а непримечательной предпринимательницей, решившей сыскать славы в изготовлении игрушек.

— Не может быть!

— Действительно, — вскидываю бровь, делая глоток шипучки. — Сама поражаюсь, как меня угораздило?

— Так, и что же вы разрабатываете? — поправив галстук, он пытается опереться на стол, но, задев стакан, умудряется запачкать пиджак соком, хотя, кажется вовсе не заботиться о своем внешнем виде, продолжая выжидательно сверлить меня глазами.

— Светлана Викторовна обожает хвастаться моими успехами, не так ли?

— Конечно, — она, видимо, не собирается отступать, но не удосуживается внимания нашего собеседника.

— Не там вы, Маша, себя реализовываете. Куда мир катится, если такие женщины скрываются от глаз в пыльных конторах?

— По-вашему, красивая женщина годится лишь для глупых улыбок?

— Нина тоже мечтала диплом получить. Хотела стать математичкой…

— Учителем литературы, — поправляю его, мельком взглянув на приунывшую девушку.

— Какая к черту разница! А потом поняла, что в спальне завладеть вниманием слушателя проще, — покатывается со смеху Савелий, привлекая внимание Сергея, теперь не прислушивающегося к речам своего коллеги, а внимательно наблюдающего за тем, как я ковыряю мясо на своей тарелке, с трудом сдерживаясь, чтобы не плеснуть хаму содержимое своего стакана прямо в лицо. Собравшись с силами, я стараюсь придать лицу беззаботное выражение, и тепло улыбнувшись, качаю своей головой, пытаясь уверить своего кавалера, что все в порядке, после чего он, расслабившись, возвращается к беседе. — А для чего еще нужны бабы? Ты им шубу, они тебе рай на Земле. Разве нет?