Закон Мерфи в СССР (СИ) - Капба Евгений Адгурович. Страница 31

— На ходу! — улыбнулась Тася. — Вчера проверяла.

— Вот и езди в Раубичи на машине, и обратно — тоже. Нечего "козлику" простаивать, да и мне спокойнее будет.

Я кушал сырники, попивал чай, гладил Тасину коленку и думал о том, что нужно обязательно позвонить Привалову, в УГРО — узнать, что за "забеги" такие. Или не нужно? Братья Приваловы и так при виде меня к пистолетам тянутся. Или к валидолу — зависит от ситуации.

Но в моей реальности, я ни о каких жутких ребятах в ушанках, которые наводили шорох в Минске не слышал... Это было что-то новенькое, результат тех самых кругов на воде, которые разошлись по реке истории из-за моего тут появления. Вдруг в голове что-то шевельнулось: а если — не в Минске? Не встречалось ли мне что-то подобное про другие города и веси Союза?

Наверное, эти мысли отразились на моем лице, потому что Таисия вдруг пересела ко мне на колени, крепко обняла и прижала мою голову к своей груди:

— Дурак, какой дурак... Ну почему я именно тебя так сильно люблю?

— Во-о-от, с этого следовало начинать. И вообще, там у меня в кармане куртки — материал для ознакомления. В единственном экземпляре, это я сразу предупреждаю, чтобы ты не нервничала! Хлебальники разбиты, негативы и копии — уничтожены...

— Какие еще негативы? — мигом девушка вскочила с моих колен, выпорхнула в коридор и прибежала через секунду с конвертом в руках.

Фотокарточки она рассматривала долго, то краснея, то бледнея, и совершенно искусав все губы — у нее сегодня, видимо, был именно такой способ справляться с сильными эмоциями.

— Какой ужас, — сказала Тася. — Это из-за твоей статьи про фрукты?

— Из-за нее.

— И что теперь? — она захлопала глазами.

— Теперь? Ничего! Теперь они могут покончить в себя или наложить себе в руки, вот и всё. А мы теперь можем оставить себе эту фотосессию на память, м?

— Хи-и-и! — внезапно выражение ее лица изменилось. — Но мы ведь красивая пара, да? Это, конечно, разврат, но... Гера!.. Ты что делаешь? Что всё это значит?! Это на тебя так фотографии подействовали? А ну, убери руки!

— Это на меня ты так действуешь. Не уберу... — ухмыльнулся я.

— Ну и не убирай! — абсолютно нелогично согласилась она.

* * *

В одном Таисия была совершенно права: "пробеги" заинтересовали меня до чертиков.

В газетах про них не писали — даже эмведешная "На страже Октября" помалкивала. В пельменных и пивных про хулиганов в ушанках говорили всякую дичь, которая и внимания не стоила. А лавочки и беседки — самый надежный источник информации — пустовали в связи со стремительными наступательными действиями холодного фронта. Сравнительно ранний ноябрьский заморозок превращал промозглую белорусскую осень с листопадами, грязью и дождем в мерзкую зиму с мокрым снегом и слякотью, так что по улице минчане предпочитали перемещаться короткими перебежками. А потому — узнать свежие слухи у бабулек или любителей домино не представлялось возможным.

Подобное притягивается к подобному? Информацию о драчливых и агрессивных ребятах, пожалуй, стоило искать в среде таких же любителей почесать кулаки! В Минске отделений Федерации дворового бокса было аж три, но обычно я навещал Дворец культуры и спорта железнодорожников. Причина была простая — там периодически бывал Привалов и его архаровцы из УГРО, тоже — заядлые боксеры. Так-то все они были махровыми "Динамовцами" и у них были свои, милицейские инструкторы по физподготовке, самбо и всему такому прочему, но для разнообразия эти волкодавы хаживали "в народ". Так что я рассчитывал пообщаться с кем-то из знакомых сыскарей в неформальной обстановке.

Ну и в ринге давно не стоял — с самой Анакопии, когда мне Эрнест чуть не навалял. Так что потребность разогнать по крови норадреналин, стукнуться лбом о чей-то кулак и продемонстрировать удаль молодецкую вполне сформировалась. А потому — почему бы не совместить... Нет, приятным это не назовешь, да полезным — тоже... Тут на ум приходят древнегреческие боги Гермес и Танатос. Первый — как покровитель пройдох, а второй — любитель саморазрушения.

Нет, я не отправился бить морды сразу после приезда. Конечно — навестил корпункт, как положено ходил на работу. Разгребся в течение пары дней с текучкой и получил нарезку заданий от директора. Одно порадовало: на днях нужно было съездить в Дубровицу, точнее — в Дубровицкий район, там модернизировали спиртзавод, назначили нового директора... Спирт класса "Экстра" и "Альфа что-то там" — это сырье стратегического характера! В любом случае — наведаться на малую родину очень хотелось. Ну там — пообнимать родные осинки, порыдать у порога рЫдакции незабвенного "Маяка"...

Когда я выловил, наконец, дико суетливого в эти дни начальника и поведал ему идею попробовать разнюхать о "бегунах" в ушанках, Старовойтов состроил страдальческую морду:

— Ай, Белозор, делай что хочешь! Ты главное по заданиям материалы мне сдавай вовремя, и дальше — твори что душа пожелает, я умываю руки. Знаешь, я, например, не удивлюсь, если ты интервью с инопланетянином запишешь, или с путешественником во времени! Ты — чудила, Белозор. И я в твои долбанутые дела лезть не буду, пока ты пользу приносишь. Но и прикрывать не стану, этим пусть твой престарелый красавчик Исаков занимается...

Он что — ревновал? Конкуренция за звание самого обаятельного и привлекательно моложавого дядечки столицы? Действительно, амплуа у них было одно: роскошный шеф, обаяшка и любитель женщин. Но Исаков всяко был посвежее и повлиятельнее, а на стороне Михаила Ивановича играли опыт и знание местных условий, так что за сердца и тела минских разведенок из полусвета явно разгоралась нешуточная борьба... Смысл которой, правда, от моей моногамной душонки ускользал.

— Я обо всём сообщу Ваксбергу! Если тебя арматурой до полусмерти изобьют — то он по крайней мере будет знать, о чем писать в некрологе! — вдогонку мне прокричал директор корпункта. — Я за счет корпункта оплачу эпитафию на надгробной плите: "Здесь похоронен Герман Белозор — человек и идиот!"

— Не дождетесь! — откликнулся я, выбегая за дверь. — Ещё не спето столько песен и не сотворено столько дичи!

— О горе мне! — артистично возопил Старовойтов воздевая руки к потолку.

И только после этого я поехал во Дворец спорта Железнодорожников.

Нужная встреча и нужная информация материализовались далеко не сразу. Я несколько раз навещал зал бокса, стоял на ринге с разными спарринг-партнерами, постепенно подбираясь к заветному "стольнику" засчитанных минут. В этот раз — пятничным вечером, я наконец, почуял, что ветер дует в нужную сторону.

* * *

...В раздевалке, полной деревянных скамей, стальных гремящих ящиков, запаха пота и шумного грубовато-веселого говора, переодевались мужчины самых разных поколений: от крепких, румяных юношей до жилистых дедов со сверкающими металлическими зубами. Это были самые матёрые "дворовые боксеры", которые даже в конце недели не променяли поистине мужские зубодробительные развлечения на гаражные или кухонные алкогольные посиделки. Заруба в ринге обещала быть мощной!

— Брин разминку провести согласился, из Витебска приехал! — говорил один мощный старик другому. — За рефери побудет сегодня.

— Шо, сам Абрам Яковлевич? Чудеса! Он тоже в Федерации, получается?

— Получается что так... Как на пенсию вышел — увлекся!

Я к своему стыду не знал, кто такой Брин, и почему его величали "сам", и молча переодевался, слушая и подмечая происходящее вокруг. Особенно заинтересовал диалог нескольких молодых парней, местных завсегдатаев. Лиц я их не видел, они заняли шкафчики на другом ряду, а вот приглушенные голоса вполне различал:

— ... на Сельхозпоселке фарцу кошмарили. Там человек тридцать этих седых было, пятерых местных прищемили, никто даже заяву не подал.