Портреты - Кендал Джулия. Страница 31

– Кажется, мы тут мешаем, а, милая? – с улыбкой спросил Макс. – Только представь себе, чтобы сказала вот та мадам, если бы знала, в каком мы живем грехе.

– Да, она была бы весьма шокирована и за ужином обязательно пожаловалась бы на нас своему глухому супругу.

– Разумеется. И испортила бы ему аппетит и настроение. Когда-нибудь, возможно, и ты будешь так со мной обращаться.

– Не исключено. Я вполне могу себе представить, как мы сидим дряхлые и ворчливые и жалуемся на ноющие суставы и непутевых детей.

– А ты бы хотела иметь несколько непутевых детей, Клэр? – спросил Макс между прочим, выдавая свое волнение разве что тем, что немного замедлил шаг.

– Хотела бы я... Ох, Макс. – Я совершенно забыла об осторожности, наслаждаясь счастьем и свободой, но все же сумела ответить быстро и легко. – Конечно, хотя, думаю, они у меня все бы стали музыкантами.

– Не обязательно. Может быть, вдвоем мы сумели бы передать им какой-нибудь ген, чтобы из них вышло что-нибудь толковое. Серьезно, Клэр. Ты когда-нибудь думала об этом... о детях, я имею в виду. Многим художникам вполне хватает искусства.

– Я люблю детей. И я бы хотела, чтобы они у меня были, даже очень.

– И я. Но в таком случае, нам прежде всего следует пожениться.

Слова, которые он произнес, прозвучали настолько обыденно, что я даже решила, что ослышалась. Но когда до меня дошло, я, как это уже бывало не раз за время моего знакомства с Максом, просто обомлела.

– Ты хочешь жениться? – с трудом вымолвила я.

– А ты как думала? Естественно. И чем скорей, тем лучше. Согласна?

– Я... да, конечно! Только я не хочу, чтобы ты вот так между прочим мне об этом сообщал.

– Милая моя девочка, между прочим, или нет, но, по-моему, я спросил что надо. Ты же сама мне все сказала вчера вечером. Я не хочу, чтобы ты передумала после того, как придешь в чувство.

– Поскольку дело касается вас, Макс Лейтон, то я едва ли когда-нибудь вообще приду в чувство.

Он засмеялся и привлек меня к себе.

– Будем надеяться, что не придешь, иначе еще передумаешь!

– Именно этого как раз не случится.

– Ловлю тебя на слове! Может быть, дадим мадам повод рассказать муженьку такое, чтобы у него действительно уши горели?

Он утащил меня с дорожки поглубже в лес, и мы, не раздеваясь, упали на сухие листья, наверное, всего в трехстах метрах от старухи. Макс заглушил мои протесты своими поцелуями, и мы скрепили нашу клятву печатью.

Ровно в четыре, в сад, где мы лениво читали на солнышке, стремительно влетел Гастон, и Макс оторвал голову от книги.

– Что-нибудь случилось, Гастон?

– Boпjour, месье, мадемуазель, – произнес Гастон с улыбкой и, почти не обращая внимания на меня, сразу обратился к Максу: – Я принес самолет, который мне подарила мадемуазель Клэр. Я все сделал, как в инструкции, а он не работает. Я подумал, может, вы сможете мне помочь? У папы тоже не получается, и я не знаю, как быть. Понимаете, это было так сложно – его собрать.

Доверие, которое Гастон оказывал Максу, было безграничным. Макс на глазах превращался из моего друга в эпического героя. Я не знаю точно, в какой момент это случилось, но это было очевидно, и я, оставив их наедине сих мужским занятием, продолжала спокойно читать. Гастон, по всей вероятности, решил отложить наш урок на другое время, что меня тоже вполне устраивало.

Чуть позже я прислушалась, и до меня долетело тихое бормотанье двух голосов. Я увидела две головы, склоненные над игрушкой. Видимо, занятие казалось обоим весьма серьезным. Гастон забрасывал Макса вопросами, на которые тот, судя по всему, мог ответить. Я отложила книгу и подошла к ним.

– Ой, мадемуазель, вы хотите, чтобы мы сейчас позанимались?

– Нет, Гастон, ты и так занят делом. Но, может быть, останешься с нами поужинать?

– Ну конечно! А это будет... не знаю как сказать...

– Удобно? – спросил Макс, – конечно. Мы так и так должны посмотреть, взлетит ли эта штука.

– Ой, спасибо. Я сбегаю домой сказать маме, но я быстро вернусь. Спасибо, месье.

Он унесся как вспышка молнии, а Макс рассмеялся.

– Он просто прелесть, этот мальчик. Ты молодец Клэр, что проявила терпение. Мы сделали сложную работу. Но как тебе могло прийти в голову, что он сможет сам с этим справиться? Это же сложнейшая электроника.

– Я не подумала. Он просто любит все, что летает, а продавец сказал, что с этим справится каждый дурак.

– Ну ясное дело, он сразу понял, кто покупатель.

– Между прочим Гастон сам собрал самолет. Но я не могла понять, почему он не несет его мне показать, бедолага. Ты не против, чтоб он с нами поужинал?

– Я? Наоборот, это отличная идея. Я хочу поговорить с ним насчет его рисования и посмотреть, что ему можно внушить. Мне кажется, он нуждается в поощрении.

– Да, думаю, если это будет исходить от тебя, то произведет впечатление. Мне кажется, ты превратился из Гадеса в Зевса.

– Ты считаешь? Ну что же, они ведь были братья.

– Знаю. И еще мне известно, что Зевс со своим дорогим братцем сговорились похитить Персефону. И бедняжке так и не удалось спастись.

– И не удастся. Мы с Гастоном хорошо за тобой следим, – Макс обнял меня. – Отвечай, Персефона, ты хочешь убежать?

Ужин удался на славу. Гастон прилип к Максу как утка к воде и, видимо, вполне мог рассчитывать на взаимность. Беседа не затихала, Гастон решил посвятить Макса в подробности жизни Сен-Виктора, а Макс, надо отдать ему должное, проявлял необыкновенную заинтересованность и выспросил у Гастона даже то, что тот упустил. Я узнала факты, о которых мне было неизвестно до сих пор, – оказалось, Гастон не жил всю жизнь в Сен-Викторе, а переехал сюда, когда был еще совсем маленьким, и у его отца появилось достаточно денег, чтобы купить ферму. Я подумала, что, возможно, Гастону будет проще, раз его корни не здесь, и поколения Клабортинов не возделывали эту землю.

Макс, в свою очередь, не жалея красок, описал Гастону свою жизнь, полную событий и странствий, и мальчик слушал его затаив дыханье. Я собрала тарелки, с которых без остатка исчезло приготовленное мной жаркое, и оставила их беседовать наедине.

Моя посуду, я радовалась, что они получают друг от друга такое удовольствие. Гастону давно не доставало рядом настоящего мужчины – того, кто нашел свою звезду, как он это называл, а Максу... как знать, может, Макс вновь открывал для себя радость общения с ребенком.

Я принесла Максу кофе и услышала обрывок разговора, что-то насчет устройства Максова «Мерседеса».

– Довольно, – сказала я твердо, – если я еще что-нибудь услышу про карбюратор или тормоза, я сойду с ума.

– Вы правы, мадемуазель. Но вы должны понимать, что нам с месье Максом интересно. Мне не часто случается поговорить о подобных вещах.

– Мой дорогой Гастон, я прекрасно понимаю. Но я не смогу переварить ужин, если буду все время слушать про болты и гайки. Не съешь ли ты мороженого в качестве компенсации?

– Ой, конечно, мадемуазель! – сказал он, сразу забывая о своей важности. – А шоколадное у вас есть?

– Конечно, малыш. И ты получишь две порции, если пообещаешь не раздражать меня.

– А я, мадемуазель? Если я тоже пообещаю? – спросил Макс с хитрой улыбочкой.

– Да, и ты тоже, безобразник. – Я принесла благословенное мороженое, и они с энтузиазмом принялись за него, причем Макс с не меньшим усердием долизывал последние капли.

– Ах, – сказал он, откидываясь в кресле, – ничто в этом мире не способно доставить человеку такого наслажденья, как шоколадное мороженое.

– В самом деле, – подтвердил Гастон идеально вторя ему. – Спасибо, мадемуазель, все было очень вкусно.

– Я вас сейчас убью.

– Разве не вы несколько часов назад клялись, что ваше решение непоколебимо?

– Не существует правил без исключений, – ответила я и обратилась к Гастону, ты знаешь, что Макс проглядывал твою папку?