Портреты - Кендал Джулия. Страница 30

– Макс... – едва выговорила я и покачала головой. Больше мне нечего было сказать.

– Начался процесс, и, как ни странно, я мог его выиграть. София давала множество поводов для того, чтобы ее сочли плохой матерью. Она держала няню, почти не обращая на ребенка внимания, вела крайне рассеянный образ жизни. 3атем произошла история с картиной. Теперь тебе понятней?

– Да, о, да, – прошептала я. – Боже мой... значит, вот почему она хотела, чтобы тебя признали виновным – Дэниел бы остался с ней.

– Да, дело было не в том, что он был ей нужен, а в том, что он был нужен мне, поэтому как только у нее появилась возможность мне навредить, она ею воспользовалась.

Я прикрыла глаза руками.

– Клэр, родная, ты не должна принимать близко к сердцу эту историю. Именно потому я тебе не хотел рассказывать.

– Макс, перестань. Это часть твоей жизни. Где сейчас Дэниел? С Софией?

Макс только покачал головой. Видимо, он с трудом заставил себя снова заговорить.

– Последний раз я видел его всего за несколько дней до убийства Дэвида Бэнкрофта. Он был совсем крохотный. Ему тогда только исполнилось три, И он едва научился как следует говорить. Я использовал каждую свободную минуту, чтобы его видеть. Боже, какой это был чудный ребенок, Клэр, ты бы его полюбила! – Голос его дрогнул, и он снова уткнулся в ладони.

– Так что же случилось, Макс? – спросила я осторожно.

– Дэниел утонул, это случилось в Холкрофте.

Я помню, мне показалось тогда, что воздух стал вдруг совершенно неподвижным. Таким неподвижным, что я почти не могла дышать.

– О, Боже... – Я обняла его, чувствуя, что нуждаюсь в его близости не меньше, чем он в моей. Я не знала, что ему сказать.

Макс с усилием продолжил:

– В тот самый день, когда меня освободили. Прошло шесть лет. С тех пор я жил, оставаясь равнодушным ко всему. Но потом появилась ты...

– Макс, милый мой... это все так ужасно, и я готова сделать все, чтобы тебе стало легче, но, увы, это невозможно.

– Да, невозможно. Хотя время идет, и боль притупляется. Понимаешь, мне казалось, что я уже научился жить, справляясь с этим, и в общем-то так и было, по крайней мере почти все время, но сегодня мне снова показалось, что это случилось совсем недавно.

– Сегодня?

– Да. Наверное оттого, что я увидел, как вы близки с Гастоном, и воспоминания вновь нахлынули.

– Я понимаю.

– И еще дело в тебе, Клэр. С тобой я снова обрел способность чувствовать глубоко. Но прошу тебя, не беспокойся обо мне, даже лучше, что горечь, копившаяся у меня внутри, наконец выплеснулась. Ты успокоилась?

– Почти. И хорошо, что ты со мной поделился. Тебе полегче?

Макс попытался улыбнуться.

– Не знаю, благодаря тебе или коньяку, но я чувствую себя лучше. Кажется, я еще никогда столько не исповедовался!

– Но ты же сам говорил мне, что исповедь исцеляет душу!

– Это ты исцеляешь душу, родная. Ты моя путеводная звезда в мире живых – в царстве теней мне было ужасно одиноко.

– Макс, прошу тебя...

– Ш-шш, Клэр. Мне повезло, что я нашел тебя. Пусть будет так.

Я не ошиблась насчет дождя. Он разбудил меня, вовсю забарабанив по крыше, хотя проклятый петух сегодня, видимо, решил помолчать. Было мрачно и серо, и я дотянулась через спящего Макса до часов. Оказалось, что еще только около семи, но я едва ли смогла бы снова заснуть. Я окончательно проснулась, голова у меня просто лопалась от мыслей, вчера я очень разволновалась и хотела посидеть в одиночестве.

Я взглянула на Макса. Он крепко спал, сном очень усталого человека. Но его лицо сейчас не выглядело печальным, и он казался совсем молодым. Я очень тихо соскользнула с постели и, прихватив джинсы и рубашку, прокралась в ванную. Вскоре я уже сидела внизу в мастерской.

Привычная работа успокаивала и не мешала размышлять. Последние два дня принесли мне немало сюрпризов. Словно в головоломке, частицы стали наконец попадать на нужные места, и я теперь смогла как следует понять Макса. Передо мной была жизнь, сквозь которую пролегла трагедия, и любовь существовала в ней лишь для того, чтобы ее снова и снова вырывали с корнями. И все же Макс выжил. Конечно, ничто не проходит бесследно, горький след остался, но Макс сумел снова полюбить. Какое везенье, что его выбор пал на меня! Я поклялась себе, что он не будет разочарован!..

Дэниел. Чудесный малыш, который заменял Максу целый мир. И вот этот мир рухнул в один день шесть лет назад. И шесть лет Макс оставался наедине с горем. Больше у меня не было сил думать об этом. Макс или расскажет мне, как все было, или больше никогда не заговорит об этом. Что бы там ни было, решать должен он.

Я положила кисть и потянулась, чтобы размять спину. У нас обоих появился шанс обрести счастье, и я постараюсь держать его обеими руками и не позволю ни Богу, ни дьяволу снова обидеть Макса.

Не успела я об этом подумать, как услышала, что он входит в кухню. Он насвистывал, и это был хороший знак, вероятно, тяжелые ночные воспоминания оставили его. У меня тоже стало легче на душе, и я пошла к нему.

День мы провели спокойно. Макс чинил наверху ставни. Он висел на окне, и я ужасно боялась, что он свалится.

– Будь добра, дай-ка мне шило! – крикнул он, не поворачиваясь.

Должна сказать, что я, будучи весьма самостоятельной женщиной, совершенно теряюсь, когда дело доходит до инструментов и техники и встаю в тупик при виде молотка или отвертки. Я принялась копаться в ящике, отчаянно пытаясь вспомнить, как оно выглядит.

– Клэр? А ну-ка поторопись. Опять начинается дождь.

– Иду. А как оно выглядит? – я сдалась.

– Что? – Он повернулся и поглядел на меня через стекло. – Невероятно! Клэр Вентворт, которая не нуждается в мужчинах, не знает, как выглядит несчастное шило?

Я бросила то, что было у меня в руке, а он прыгнул ко мне. Кончилось тем, что мы оба оказались на полу. Макс скрутил мне руки, и потом почему-то одежда слетела с нас, и мы занялись любовью. Я многое узнала о сексе за последние два дня и две ночи. Макс был тут весьма искушен. Раньше мне это никогда не приходило в голову, но, наверное, если бы я задумалась, то поняла бы, что его умение держать себя в узде, говорит о том, на что он способен, если захочет. А сейчас он этого хотел. Макс умел быть и совершенно раскованным, и очень разумным. Он был то ласковым и терпеливым, то насмешливым и настырным, как сейчас, или бесконечно чувственным, когда начинал рассказывать мне, что он со мной делает и что будет дальше, пока я не начинала сама просить его об этом, почти теряя рассудок от возбуждения.

– Макс? – я погладила его по груди, и он, повернув ко мне голову, чуть приоткрыл глаза.

– М-мм?

– Тебе не кажется, что пол немного твердоват, чтобы дремать на нем?

– А кто это дремлет? Я просто восстанавливаю свою мужскую силу.

– Я как раз хотела тебя спросить... – сказала я, смеясь, и потянулась к своей рубашке.

– Насчет мужской силы? – перебил он, – она произвела на тебя впечатление?

– Не то слово. Ты что, всегда решителен и готов к атаке?

– Бедняжка, я чувствую, Найджел действительно был занудой. Он что ни разу не кинул тебя на пол.

– Нет. Ему бы такое даже в голову не пришло. Этим было положено заниматься в постели, при погашенном свете, и по возможности скромно.

Макс захохотал.

– Я чувствую, мне еще многое придется тебе показать. Но попозже. Я не супермен.

Потом я съездила в город, чтобы забрать почту и купить хлеба для ленча, и мы ели сандвичи с паштетом, сыром и помидорами из сада. Когда распогодилось, мы пошли побродить по лесу и болтали о разных мелочах, о которых всегда говорят влюбленные, словно это помогает им увидеть мир глазами друг друга. Нам было просто очень хорошо вместе.

Мы прошли мимо деловито пасущихся на лугу коров, за которыми приглядывала старуха, сидевшая с шитьем в руках в кресле. Возле ее ног лежала ленивая собака, лаявшая только для того, чтобы отогнать мух. Толстая телка подняла голову, когда мы приблизились к ней, и дружелюбно взглянула на нас, а затем снова принялась жевать.