Портреты - Кендал Джулия. Страница 41

Я с трудом заставила себя открыть первую страницу, но вскоре увлеклась и с нарастающим волнением углубилась в подробности запутанного и весьма умело поданного обеими сторонами дела. Добравшись до показаний Софии Лейтон, я почувствовала ужасную обиду за Макса. Я представила себе ее, собранную, хорошо одетую, с голосом сладким, как патока. Софию вызвали как непосредственного свидетеля обвинения. Ее попросили вспомнить, что произошло в тот вечер, и она рассказала обо всем подробно и безжалостно:

«Я уложила ребенка и оставила его с няней, а сама поехала с приятелем, который раньше заехал за мной, поужинать в ресторан. Мы выбрали «Мирапон», и я вошла первая, пока мой друг ставил машину. Макс, – мистер Лейтон, – находился в баре. Он был чем-то взволнован. Мы не разговаривали. Я прошла через зал. Мы быстро поужинали, и человек, сопровождавший меня, заговорил с каким-то знакомым, а мне их беседа показалась скучной.

В зале было душно, мне захотелось на улицу, и я пошла к реке подышать воздухом. Пройдя по аллее, которая ведет к ресторану, мимо двух домов, я услышала голоса. Я узнала голос Макса, он спорил с другим мужчиной. Я слышала, как он называет Бэнкрофта по имени, но не могла понять, о чем они говорят. Макс терпеть не мог Дэвида Бэнкрофта, как вы уже слышали. Он с ним старался никогда не иметь дела, и в лучшем случае бывал холоден и вежлив. Так что меня не удивило, что они ссорятся. У Макса ужасный характер, и он часто без разбору обрушивается на кого попало. Я решила сразу же вернуться, чтобы не встречаться с Максом, раз он в дурном настроении. Больше я о нем не вспоминала, пока утром не услышала новость. Я, разумеется, страшно огорчилась, но сочла необходимым позвонить в полицию и сообщить все, что мне известно».

Прокурор уточнил кое-какие детали, чтобы установить точное время, и так далее. 3атем адвокат Макса устроил перекрестный допрос. Видимо, здесь София и запуталась, и, скорее всего, прокурор это предвидел. 3адав несколько общих вопросов, касающихся ее показаний, он установил, что было очень темно, и что она не видела ни Макса, ни Бенкрофта, но решила, что слышит их голоса, и потом перешел непосредственно к убийству:

« – Миссис Лейтон, подтверждаете ли вы, что разведены с мистером Лейтоном после пяти лет супружества, два года из которых вы жили раздельно, и что мистер Лейтон возбудил против вас иск о передаче под его опеку вашего трехлетнего сына Дэниела?

– Да.

– Верно ли, что дело о разводе возбудил мистер Лейтон?

– Да, но...

– Как я понимаю, поводом послужили ваши близкие отношения с его двоюродным братом, Робертом Лейтоном?

– Он не смог этого доказать! Он воспользовался...

– Будьте добры, скажите, кто сопровождал вас вечером тринадцатого апреля, когда был убит Дэвид Бэнкрофт?

– Роберт Лейтон.

– Спасибо, миссис Лейтон. У меня больше нет вопросов...»

Я плохо разбираюсь в законах, но, если бы я была юристом и все это услышала, я бы, наверное, сразу выкинула в мусорную корзину показания Софии. Прокурор вторично допросил ее, пытаясь восстановить доверие суда, но это было уже бесполезно. В деле отсутствовали прямые улики. Адвокат умело представил Макса как человека с прекрасной репутацией, неудачно женившегося и не расторгавшего брак только ради ребенка. Прокурору не удалось заставить его потерять присутствие духа, хотя он и задавал жесткие вопросы. Макс отвечал ему просто и без колебаний. Наконец дело было передано на рассмотрение присяжных. Они размышляли два дня и вынесли приговор. «Не виновен». Я с облегчением вздохнула, дочитав до конца. Можно только догадываться, что пережил Макс за три недели, пока длился процесс, и еще два дня, которые решили его судьбу.

А потом его отпустили, и он узнал, что Дэниел утонул. Я закрыла папку трясущимися руками. Все, что я прочитала, отнюдь не свидетельствовало о том, что Макс мне солгал. Кроме... кроме того, что Гастон слышал в Ницце.

С подъездной дорожки донеслось тарахтенье мотора, и я подняла голову, ожидая увидеть Пег и Льюиса с мальчиками, но с испугом поняла, что приехали мои родители. Вот уж чего я никак не ожидала! Я медленно поднялась, с трудом соображая, как мне им объяснить, что я тут делаю. Мне даже и в голову не приходило, что я могу сказать им правду, это только огорчит их. Я пошла им навстречу.

– Клэр! – папе с его ростом всегда нелегко вытаскивать ноги из машины, – как ты здесь очутилась? Погоди, дай-ка я угадаю. Тебя замучила французская жара, и тебе захотелось помокнуть под английским дождиком! – Он захохотал и крепко меня обнял.

– Привет, папа! – так чудесно было оказаться в его руках, и на мгновение я снова ощутила себя маленькой девочкой, уверенной, что он не даст меня в обиду.

– Клэр, родная! Как я рада видеть тебя! – они по очереди передавали меня друг другу.

– 3дравствуй, мамочка.

– Ну что мы стоим здесь? – не выдержал папа. – Дело близится к пяти, и я очень хочу чайку.

– По-моему, он очень хочет виски, – засмеялась мама. – А я очень хочу услышать, что у тебя новенького.

– Честно говоря, – начала объяснять я им, заваривая чай, – я приехала сюда совершенно без всякой цели, просто чтобы сделать перерыв. Я привезла с собой Гастона, у него каникулы.

– Мы здесь недавно, – произнесла я, чувствуя угрызения совести от того, что приходится врать. – Все получилось совершенно неожиданно. Мы вдруг собрались и поехали. Пег была удивлена не меньше, чем вы. – По крайней мере хоть это было правдой.

– Милая, это замечательно! И сколько вы можете погостить?

– Я... я точно не знаю. Недолго. А вы-то почему вдруг появились? По-моему, и вас Пег не ждала?

– Да, мы не предупредили. Но мы возвращались из Йоркшира и, раз уж проезжали мимо, решили остановиться и взглянуть на Пег и близнецов. Какой приятный сюрприз увидеть заодно и тебя! – не переставал радоваться папа. – Ну, рассказывай, как твои успехи.

– Идите в гостиную, а я сейчас приду. – Я взяла поднос и понесла его, надеясь, что они не заметят, как позвякивают чашки из-за того, что у меня дрожат руки, и услышала, как папа говорит что-то маме вполголоса, а она что-то едва слышно отвечает.

Мы пили чай, и я рассказывала всякие дурацкие истории о Сен-Викторе, чтобы как-то поддержать беседу и отвлечь родителей от расспросов о моей личной жизни. Потом пришла Пег и, здороваясь с ними, бросила на меня вопросительный взгляд. Я помотала головой, и она кивнула в знак согласия. Она выпила с нами чаю, и, к счастью для меня, ей удалось отвлечь их от меня. Она принесла папе виски с содовой и заговорила о музыке. Это продолжалось, пока не вернулись Льюис с мальчишками, – мокрыми, грязными и полными впечатлений от своей рыбалки.

Гастон проявил себя по отношению к моим родителям с лучшей стороны и мгновенно понял, что они не знают, почему мы на самом деле находимся здесь. Он уже давно научился быть осторожным, – наблюдать, слушать, но молчать о том, что он на самом деле думает. Отчасти я даже огорчилась из-за того, что он снова подумал об осторожности – последние дни он, как и подобает ребенку, был совершенно беспечен, и мне было больно видеть, что ему опять приходится вспоминать о том, как все серьезно. Он на редкость умело отвечал на вопросы моих родителей, возможно даже излишне серьезно, а близнецы помалкивали, предоставив ему все решить самому. Им это все представлялось всего лишь захватывающим приключением. К тому же возможность утаить что-то от взрослых, оказавшихся не в курсе дела, доставляла им удовольствие. Они могли наслаждаться детством, не переживая невзгод, которые выпали на долю Гастона.

Пег отправила всех троих наверх в ванную, а мы с родителями продолжали игру в кошки-мышки еще целый час, пока они не уехали. Пег проводила их и вернулась, смеясь.

– Знаешь, они о чем-то догадываются, но папа считает, что ты переработалась, а мама – что сохнешь по какому-нибудь французу. Я намекнула им, что они оба по-своему правы, заверила, что пригляжу за тобой и отпущу, только когда ты отдохнешь, а еще попросила не приставать с расспросами.