Шагги Бейн - Стюарт Дуглас. Страница 5

– Ты знаешь, сколько стоит эта мелочовка? – с негодованием в голосе спросила Лиззи.

– А то не знаю, – фыркнула Нэн. – Потому что за свою-то мелочовку я платила.

Агнес дефилировала по комнате, не находя себе места. Она чуть не перевернула карточный столик, принеся кипу полиэтиленовых пакетов.

– Я купила вам махонькие подарочки, – сказала она.

Нэн обычно не допустила бы никаких посторонних вмешательств в ход игры, но подарок был бесплатный, а такую возможность она не могла упустить, а потому, освобождая руки, засунула свои карты в безопасное место – ложбинку между грудей. Наконец все пакеты были розданы, и каждая женщина вытащила из своего маленькую коробочку. Некоторое время они сидели молча, созерцая картинку на коробочке. Лиззи, несколько оскорбленная, заговорила первой.

– Бюстгальтер? На кой он мне нужен?

– Это не просто какой-то бюстгальтер. Это один из бюстгальтеров от «Кросс Ёр Харт» [6]. Он чудеса творит с вашими формами.

– Примерь, Лиззи! – сказала Рини. – Старина Вулли прилипнет к тебе, как к Глазговской двухнедельной ярмарке!

Энн Мари вытащила свой бюстгальтер из коробочки – он явно был маловат для нее.

– Этот бюстгальтер не моего размера!

– Я старалась угадать. У меня есть еще парочка на всякий случай – так что посмотри все.

Агнес уже расстегивала молнию на платье. Алебастр ее плеч потрясал в сравнении с бордовым бархатом. Она расстегнула бюстгальтер, который был на ней, и ее фарфоровые груди вывалились наружу. Она быстро затолкала их в новый бюстгальтер, и теперь они поднялись на несколько сантиметров. Агнес поклонилась и покружилась перед женщинами.

– Какой-то парень продавал их прямо из грузовичка у Падди-маркет [7]. Пять штук за двадцатку. Ну просто чудо, ага?

Энн Мари, просмотрев подарки, нашла свой размер. Она была скромнее Агнес, а потому повернулась спиной к публике, стащила с себя кардиган, сняла старый бюстгальтер. Под тяжестью ее сисек бретельки оставили на плечах красные шрамы. Вскоре все женщины, кроме Лиззи, порасстегивали на себе платья или приспустили рабочие комбинезоны и сидели в обновках. Лиззи восседала, сложив руки на груди. Другие, почти голые по пояс, проводили пальцами по атласным бретелькам, смотрели на свои сиськи и довольно ворковали.

– В жизни ниче удобнее не носила, – призналась Нэн. Бюстгальтер у нее на спине сидел слишком свободно, но как мог удерживал ее неподъемные груди, не давая им упасть на выпирающий живот.

– Ну вот – такие буфера я помню по тем временам, когда мы были девчонками, – одобрительно сказала Агнес.

– Боже-боже, если бы только мы тогда знали то, что знаем теперь, а? – сказала Рини. – Я бы тогда любому ублюдку прям на месте дала поиграться с ними, захоти он.

Нэн сладострастно облизнулась.

– Брехня собачья! Ты и без того дупло свое не закрывала – входи кто хочешь. – Она уже горела желанием вернуться к делу и снова двигала по столу монетки. – Ну так мы уже прекратим пялиться на себя, как стайка глупых малолеток?

Она собрала карты и стала тасовать колоду. Женщины так и не прикрыли свои телеса.

Лиззи пыталась сорвать целлофан с новой пачки сигарет. Другие женщины сидели с воинственным видом, их подташнивало от курения горлодеров-самокруток, они снимали крошки табака с кончиков языков. Лиззи фыркнула.

– Я думала, мы курим каждая свое?

Все равно что есть свиную рульку перед стаей бродячих собак – они бы не дали ей покоя. Она неохотно пустила по кругу открытую пачку, и все закурили, наслаждаясь роскошью фабричных сигарет. Нэн в новом бюстгальтере откинулась на спинку стула, затянулась от души и закрыла глаза. В комнате снова стало жарко и кисло, дым сигарет кружился и плясал, полз вверх по обоям с огуречным рисунком.

Время от времени в комнату через окно на шестнадцатом этаже проникал ветерок, и подруги жмурились от его свежести. Лиззи попивала свой холодный черный чай, глядя на женщин, а те все, как одна, возвращались в сумрачное настроение. Свежий воздух всегда так действовал на пьяных. Легкая сплетнетворная энергия покидала комнату, ее вытесняло нечто более вязкое и густое.

Вдруг раздался новый голос:

– Ма, он не хочет спать!

В дверях гостиной стояла Кэтрин с выражением отчаяния на лице. Маленький братишка сидел у нее на бедре. Он становился слишком большим – долго в таком положении не удержать, – но Шагги прилип к ней и явно выражал этим любовь к костлявому удобству сестры.

Кэтрин с кислым, ищущим сочувствия лицом ущипнула его запястье, оторвала от себя.

– Пожалуйста, я больше с ним не могу.

Малыш побежал к матери, и Агнес взяла Шагги на руки. Она закружилась с ним под звуки статических разрядов от его нейлоновой пижамки, радуясь тому, что наконец-то ей есть с кем потанцевать.

Кэтрин словно и не заметила, что женщины сидели за столом полуобнаженные. Она порыскала взглядом по останкам рыбного ужина. Предпочитала она самые маленькие коричневые ломтики, изогнутые шкурки, пережаренные в горячем жире до хруста.

Лиззи провела рукой по бедру Кэтрин. Все во внучке казалось ей каким-то неполноценным, неженственным. Кэтрин в семнадцать лет была долговязой, похожей на мальчишку, с прямыми, как проволока, волосами до пояса и с полным отсутствием каких-либо намеков на плавные линии в фигуре. Юбки в обтяжку казались ей сплошным разочарованием. У Лиззи была рассеянная привычка поглаживать бедро внучки, словно это могло вдруг вызвать к жизни некую скрытую в ней женственность. Кэтрин привычным движением оттолкнула хлопотливую руку Лиззи.

– Ну-ка! – сказала Лиззи. – Расскажи-ка им о потрясающей работе, на которую ты устроилась в городе. – Она не сделала паузы, чтобы дать возможность говорить внучке, а сама обратилась к женщинам. – Я ужасно горжусь. Помощница директора. Все равно что сама стала боссом, так?

– Бабушка!

Лиззи показала на Агнес.

– Так-то вот! Она думала, что смазливая мордашка поможет ей. Слава случке, хоть у кого-то есть мозги. – Лиззи быстро перекрестилась. – Я с радостью на исповеди попрошу прощения за хвастовство.

– И ругань, – сказала Кэтрин.

Нэн Фланнигэн не отрывала глаз от карт.

– Теперь, когда ты пошла работать, детка, первым делом нужно открыть два счета в банке. Один – тратить на мужика, когда он у тебя появится. Другой – для себя. Только никогда не говори об этом своему трахарю.

Все женщины оценили мудрость Нэн согласным поддакиванием.

– Значит, птичка, с учебой покончено? – спросила Рини.

Кэтрин украдкой посмотрела на мать.

– Да. Хватит – находилась в школу. Нам деньги нужны.

– Ай-ай, мир теперича в таком состоянии, что тебе придется кормить любого мужика, какого найдешь.

У всех женщин дома были мужчины. Без хорошей работы они прирастали к диванам.

Нэн снова стала терять терпение. Она сцепила свои потрескавшиеся руки.

– Слышь, Кэтрин. Я тебя люблю, птичка. – Голос ее звучал неискренне. – Когда станешь нашим первым шотландским юным космонавтом, я, можешь не сомневаться, соберу тебе сэндвичей в дорогу. А пока… – Она показала на карты, потом на дверь. – Иди отсюда в жопу.

Кэтрин подошла к матери и неохотно сняла Шагги с ее бедра. Братишка был очарован пластиковым ползунком на бретельке материнского бюстгальтера.

– Наш Александр дома? – спросила Агнес.

– Гм-м. Думаю, дома.

– Что ты имеешь в виду – «думаю»? Он в спальне или нет?

Спальня была слишком мала, чтобы не заметить в ней длинноногого пятнадцатилетнего парня. Туда едва вмещалась двухъярусная кровать для Кэтрин и Лика и одинарная для Шагги. Но Лик был молчаливой душой, он предпочитал созерцать жизнь из укромных уголков и мог исчезнуть, пока с ним кто-то говорит.

– Ма, ты же знаешь Лика. Может, он и дома.

Не сказав больше ничего, Кэтрин развернулась на месте так, что ее каштановые волосы раскрылись веером, и понесла Шагги из комнаты, утопив ногти в мякоти его бедра.