Детектив и политика - Устинов Питер. Страница 10
— Я вернусь, — сказал он. — Не знаю, чем я провинился, но если я причинил вам боль, прошу меня простить.
Она не ответила и проводила его глазами до машины.
— Церемония вуду начнется завтра в одиннадцать вечера. Там будет один человек по имени Финьоле — он и устроит вам встречу с Жакмелем. Не пытайтесь его разыскать, он сам вас найдет — я ему описал вашу внешность.
Жюльен Лало говорил, почти не шевеля губами, как будто среди травинок искусственного газона, окружающего бассейн в «Эль-Ранчо», прятался целый отряд тонтон-макутов. Он сидел в шезлонге у бортика бассейна — именно в таком положении и нашел его Малько, когда спустился из своего номера.
Малько не нравилась мысль о ночных посещениях местных фольклорных обрядов: на этих сборищах так легко получить удар мачете…
— Почему вы не хотите пойти вместе со мной?
Рептильи веки старого негра опустились еще ниже:
— Не нужно, чтобы меня там видели. Вы — другое дело: никого не удивит, если иностранный турист захочет побывать на церемонии вуду. И Захария — это хумган — в курсе. Он мой друг и целитель. Вам нечего бояться…
Вот это как раз и казалось сомнительным.
Хотя поблизости не было ни души, Жюльен Лало склонился к Малько еще ближе:
— Найти это место нетрудно: по улице Авраама Линкольна доедете до масонского храма «Ла Веритэ», а от него отсчитаете третий дом. Там предупреждены — вас сразу впустят!
Предупреждены-то, предупреждены — вот только о чем? Жюльен Лало довольно убедительно разыгрывал простачка, и это вызывало беспокойство.
Однако была и другая проблема.
— Жакмель знает, кто я?
Жюльен Лало покачал головой с выражением детской наивности на лице:
— Да как я мог ему об этом рассказать? Я ведь с ним лично не знаком. Ему просто передали, что вы — от моего приятеля, вот и все…
Старый мошенник. Малько оставалось только прибегнуть к традиционной угрозе.
— Наш друг Рекс Стоун будет очень недоволен, если со мной что-нибудь случится, — уронил он.
Жюльен Лало вдруг уставился на что-то за его спиной. Малько обернулся: на ступеньках лестницы, ведущей к бассейну, стоял тонкий как спичка негр, с которым он столкнулся в дверях аэровокзала в день своего прибытия в Порт-о-Пренс. На нем был легкий пиджак в клеточку и карикатурно узкие брюки, штанины которых не доходили до щиколоток. Увидев Лало, он приветственно взмахнул тростью и танцующей походкой направился к нему.
Выругавшись сквозь зубы, Жюльен Лало молниеносно извлек из кармана маленький флакон и вручил его Малько как раз в тот момент, когда незнакомец подошел к ним, суетливо демонстрируя безмерную радость от этой встречи. Он пожал руку Жюльену Лало, обменялся с ним несколькими словами по-креольски, затем повернулся к Малько, отвесил ему глубокий поклон и представился:
— Туссен Букан к вашим услугам! Я занимаюсь обслуживанием туристов. Если у вас есть проблемы — готов помочь. Найти меня легко: я каждый вечер бываю в гостинице «Олафсон».
От его английского произношения королева Виктория, наверное, перевернулась в гробу.
— Весьма признателен, — вежливо сказал Малько.
А Туссен Букан оживился еще больше:
— О, я вижу, мой друг Жюльен достал вам «буакошон». Это потрясающая вещь!
Он разразился визгливым смехом, расшаркался, покрутил тростью и пошел к вестибюлю.
Как только он скрылся, Малько спросил:
— Кто это?
Жюльен Лало брезгливо поморщился:
— Стукач. Все шляется и вынюхивает. Чтобы сбить его с толку, я и дал вам «буа-кошон».
— Зачем же вы назначили мне встречу в таком месте?
Старый негр пожал плечами:
— Половина моих служащих все равно стучит на меня макутам. И в «Эль-Ранчо» я бываю часто.
Он встал и протянул Малько руку:
— Наверное, мы больше не увидимся…
Казалось, он сейчас прослезится. Игуаньими слезами… Слегка прихрамывая, он удалился. Малько проводил глазами его высокую фигуру.
Главное сейчас — поддерживать свою «легенду». Он — обычный турист, большую часть времени проводящий возле бассейна. И думающий о Симоне Хинч. Будь Жюльен Лало достойным доверия, Малько, разумеется, расспросил бы его о ее отношениях с Жакмелем. Но единственным человеком, которому он мог теперь задать этот вопрос, был сам Габриэль Жакмель. Если встреча с ним, обещанная Жюльеном Лало, все-таки состоится.
Зевнув, он направился в бар, где не было почти ничего, кроме рома.
В гостинице «Эль-Ранчо» на конторке у портье горела свеча. Неполадки с электричеством происходили каждый день. Старенькой электростанции Порт-о-Пренса давали передышку.
Малько повернул ключ в замке и вошел в свой номер. В нем было душно, поскольку кондиционер не работал. Когда Малько закрыл за собой дверь, все погрузилось во мрак. Ему вдруг показалось, что в номере кто-то есть. Он застыл на месте. Его ультраплоский пистолет лежал в глубине чемодана — все равно что на другом конце света.
Малько начал медленно отступать к двери. Он уже взялся за ручку, когда услышал:
— Не бойтесь!
Он не сразу узнал голос Симоны Хинч. Люстра внезапно зажглась, а кондиционер заработал: было уже восемь часов, и подачу электроэнергии возобновили. Симона Хинч сидела в кресле, одетая в красное платье «мини». Она пристально смотрела на Малько. Глаза у нее пугающе поблескивали — словно она была под действием алкоголя или наркотика. Правая рука лежала на замке сумки. Сердце у Малько забилось сильнее. Цель ее прихода могла быть только одна: она намеревалась убить его, как и обещала.
— Сядьте! — сухо сказала она.
Через тонкие стены была слышна песня «Папа Док на всю жизнь!», доносившаяся из ночного бара «Фламбуайен». В течение нескольких секунд это были единственные звуки в номере.
— Сядьте! — повторила Симона. — Не беспокойтесь: меня никто не видел — я прошла через сад виллы «Креоль».
Малько сел на одну из двойных кроватей. Он уловил запах рома: Симона Хинч была пьяна.
— А я как раз хотел снова с вами повидаться, — сказал Малько. — В Вашингтоне мне сообщили, что у вас были нелады с Жакмелем, но…
Молодая мулатка пронзительно засмеялась — но ее смех сразу же оборвался. Она судорожно открыла сумку, достала пачку сигарет и закурила.
— Я передумала. Теперь я согласна работать с вами и Жакмелем. Ради моего отца: он уже много лет мечтает вернуться на родину. Может быть, это его последний шанс. Я не имею права лишать его этого.
Малько колебался:
— Не знаю, насколько…
— Замолчите! — выкрикнула Симона. — Я все равно сделаю по-своему!
Она вдруг двусмысленно улыбнулась и спросила:
— Что это вы сегодня такой робкий? Даже не пытаетесь меня поцеловать!
И, вызывающе глядя на него, она бесстыдно раздвинула ноги. Малько не смог помешать себе ни бросить взгляд на ее прекрасно вылепленные бедра, ни подавить острое желание. Но какая метаморфоза произошла с Симоной? В ней так странно сочетались вызов и отчаяние…
— С какой стати мне вас целовать?
Ее улыбка была одновременно насмешливой и горькой:
— В прошлый раз вы меня поцеловали! Я помню, какое ощущение вызвал ваш язык во рту — он был похож на маленькую теплую улитку. Я тогда почувствовала отвращение. Но сейчас — другое дело!
И поскольку он не отвечал, она произнесла, глядя ему в глаза, несколько крепких слов, которые шокировали Малько. Потом встала и, шатаясь, подошла к нему. Ее живот был на уровне его лица. Она спокойно сбросила платье и осталась в простых белых трусиках и лифчике, отчетливо выделявшихся на смуглой коже. Ее дыхание могло убить муху в двадцати метрах. Она выпила не меньше бутылки рома. Взгляд у нее был полубезумный, лицо застывшее, лишенное всякого выражения.
Она обошла кровать, легла рядом с Малько и впилась в него жадным поцелуем. Ее губы, в прошлый раз такие безжизненные, были словно пиявки, язык лихорадочно шарил у него во рту. Распаленный Малько прижался к ней всем телом: она резко подалась тазом назад, словно испугалась, — но потом снова прильнула к нему и начала срывать с него рубашку. Затем, прерывисто дыша и не отрывая своих губ от его, на ощупь сняла все остальное. Ее движения были грубыми и неуклюжими. И все-таки Малько испытывал сильнейшее влечение к этой фурии. Ее живот то вжимался в него до боли, то судорожно отдергивался назад, как будто она хотела ускользнуть. За все это время она не произнесла ни слова. Глаза у нее были закрыты. Когда Малько медленно и нежно проник в нее, она вдруг словно окаменела. Чувствуя, как в нем нарастает напряжение, он целиком отдался зову инстинкта…